Тем временем гул артиллерийской канонады с моря нарастал с каждой минутой, и Стессель решил ехать на командный пункт, который находился на Электрическом утесе, но вдруг передумал.
Походив бессмысленно по кабинету, он снова взял бинокль и направился на крыльцо.
– Что там у них? – Стессель кивнул в сторону рейда.
– Сдается мне, японцы собираются уходить, – ответил Хвостов.
– Ну, и слава богу! – с облегчением вздохнул Стессель. – Ни город, ни наши позиции не бомбили?
– Нет, Анатолий Михайлович, – ответил Хвостов. – Расстояние большое…
Хвостов оказался прав. Через несколько минут канонада оборвалась, и сразу наступила звенящая тишина, которая не приносит облегчения.
Японские корабли уходили от Порт-Артура в море, заволакивая низкий горизонт густым черным дымом.
Вскорости в штаб приехал генерал Кондратенко.
Стессель показал ему телеграфную ленту с текстом разговора с Алексеевым.
Кондратенко молча прочитал.
– Что скажете, Роман Исидорович?
– Что я могу сказать… Плохо. Отвод войск с рубежа реки Ялу означает, что мы начинаем отступать. Как бы это не вошло в дурную привычку… – добавил он.
Стессель прищурил глаза и внимательно посмотрел на Кондратенко.
– Вы серьезно так думаете?
– Серьезно, Анатолий Михайлович. Превосходство японцев в силах будет везде, однако это не должно означать, что мы должны повсеместно отступать. Я не знаю, кто там принимает решения: Алексеев или Куропаткин, но в любом случае им должно быть ясно – отступая к северу, они открывают дорогу японцам на Порт-Артур…
6
К концу дня поручик Гриневич, докладывая Кондратенко обо всем, что произошло за сутки на сухопутном фронте обороны, вдруг сказал:
– Роман Исидорович, капитан фон Шварц прибыл на службу…
– Где он? – спросил Кондратенко.
– У меня в кабинете…
– Боится ко мне зайти?
– Попросил доложить вам…
Кондратенко усмехнулся.
– Хорошо. Пусть зайдет ко мне.
Когда капитан фон Шварц вошел в кабинет, Кондратенко, не дав ему представиться, с напускной строгостью спросил:
– Сбежали, батенька мой?..
– Никак нет, ваше высокоблагородие, – ответил капитан. – Доктор выписал…
Кондратенко недоверчиво покачал головой.
– За три дня такие раны не лечатся. Ну хорошо… Проверять я не буду. Но при одном условии. Будете пока находиться при штабе.
– Есть находиться при штабе!
– Идите, но помните, что я вам сказал, – все с той же напускной строгостью продолжил Кондратенко.
Капитан фон Шварц козырнул, круто повернулся и вышел из кабинета.
«Мальчишка, – по доброму подумал о нем Кондратенко. – А все же молодец!..»
Оставшись один, он развернул на столе схему линии сухопутной обороны. Что-то уже успели доделать. Однако не готовы были укрепления в районе фортов третьего, четвертого и пятого. На высотах Тыловая, Соборная, Скалистый кряж еще шло строительство редутов первой и второй линии обороны.
На душе у Кондратенко становилось тревожно и досадно оттого, что не делалось годами, теперь надо было возвести за считанные дни…
От неприятных размышлений Кондратенко отвлек приход поручика Гриневича.
– Роман Исидорович, на ваше имя пришла срочная телеграмма из Совета Квантунской области с требованием доложить о готовности обороны крепости…
Кондратенко с недоумением посмотрел на Гриневича.
– Николай Петрович, я не комендант крепости, – сказал он. – Я начальник сухопутной обороны.
– Роман Исидорович, телеграмма на ваше имя…
– Сообщите о ней генералу Стесселю и, если он не станет возражать, подготовьте доклад.
– Будет сделано, Роман Исидорович, – ответил Гриневич и, усмехнувшись, добавил. – В штабе генерала Стесселя не любят готовить доклады. Возражать они не станут.
Проводив Гриневича взглядом до двери, Кондратенко потянулся к телефонному аппарату, чтобы связаться со Стесселем и самому сообщить о телеграмме из областного Совета, но в последнее мгновенье раздумал.
«Гриневич доложит, – подумал он. – Пусть сами разбираются с областным Советом».
С «квантунцами», так про себя Кондратенко называл Совет, он не ладил. Все его попытки обратить внимание Совета на положение Порт-Артура и на необходимость перевооружения крепости наталкивались на один и тот же ответ: нет денег. Генерал Базилевский даже как-то сказал Кондратенко: «Роман Исидорович, не осложняй ситуацию. С кем ты собрался воевать? С японцами? Да мы их одним щелчком уничтожим!»
В Петербурге тоже не замечали, что с 1868 года Япония стала другой страной.
Объявив войну Китаю, японцы в 1895 году потребовали у Китая огромных территориальных уступок, и только вмешательство России, Германии и Англии остудили пыл японских генералов. Но не на долго. Главным препятствием в осуществлении японских планов стала Россия. И в Токио это понимали.
…Время подходило к полудню, когда со стороны бухты трижды прерывисто раздался вой сирены.
Кондратенко прислушался, однако вой сирены не повторился.