Кондратенко не выдержал, улыбнулся.
– Николай Петрович, успокойтесь. Поручение уже выполняется. А вот доктор прав. – И, обернувшись к доктору, спросил: – Что у него?
– Пуля прошла навылет, кость не повреждена, но лежать ему надо не меньше недели…
– Не могу я лежать, доктор! Не могу! Роман Исидорович, скажите ему!
Кондратенко развел руками, призывая эти жестом к миру обе стороны.
– Вы оба правы, – сказал он. – Однако, Николай Петрович, на войне нужны здоровые люди. Придется вам, батенька мой, подчиниться доктору.
Уже на выходе из госпиталя, прощаясь с доктором, поинтересовался у него, сколько раненых в госпитале.
– С пулевыми ранениями один ваш капитан. Двенадцать получили увечья и ранения по неосторожности во время проведения различных работ, – ответил тот и добавил: – А вот в морском много…
– Это я знаю…
– Роман Исидорович, – доктор как-то пристально посмотрел на Кондратенко. – А нельзя было избежать всего этого?
Кондратенко слегка пожал плечами.
– Войны начинают не генералы, а политики. Это у них надо спросить.
Доктор привычным движением поправил пенсне.
– Я не разбираюсь в делах политиков. Я просто вижу, что происходит, и знаю, чем это закончится…
– Чем? – не удержался от вопроса Кондратенко.
– Бедой…
– Мой дорогой доктор, – грустно усмехнулся Кондратенко, – любая война – малая или большая – это беда. И так было испокон веков. Прощайте, доктор. А капитана фон Шварца постарайтесь подлечить побыстрее. Он мне очень нужен.
В штабе Кондратенко уже дожидался вестовой от командира крепости генерала Стесселя.
– Ваше высокоблагородие, – обратился вестовой к Кондратенко, – вас срочно просят прибыть к коменданту крепости.
Отпустив вестового, Кондратенко поинтересовался у поручика Гриневича исполняющего должность начальника штаба сухопутной обороны крепости:
– Не знаете, что у них там случилось?
– Вестовой не сказал, Роман Исидорович…
– Придется ехать, – с явной неохотой произнес Кондратенко.
…В кабинете Стесселя Кондратенко застал начальника штаба крепости полковника Хвостова, а спустя минуту вошли командиры пяти участков Приморского и Сухопутного фронтов.
– Господа, – начал Стессель. – Я только что получил телеграмму от наместника генерала Алексеева. Он сообщает, что японцы начали сосредотачивать крупные сухопутные силы в Корее на рубеже реки Ялу с целью вторжения на территорию Южной Маньчжурии.
Одновременно наместник доводит до нашего сведения, что в районе Ляолян-Хайчен начато формирование нашего отряда войск в составе пехотной и казачьей бригад, артдивизиона и саперной роты для выдвижения войск на реку Ялу. И получено, наконец, разрешение из Петербурга на выход нашего флота в море для противодействия высадке японцев в Чемульпо.
Стессель умолк и выжидающе посмотрел на собравшихся командиров.
– Час от часу не легче, – отозвался Кондратенко в наступившей тишине.
Стессель слегка кивнул головой.
– Теперь, господа, – продолжил он, – все будет зависеть от того перейдут японцы разделительную линию к северу от тридцать восьмой параллели или нет… Если перейдут, надо готовиться к осаде с суши. Роман Исидорович, – обратился Стессель к Кондратенко, – на вас теперь ляжет вся полнота ответственности за готовность сухопутной обороны…
Пока он говорил, в памяти Кондратенко невольно всплывали события последнего времени.
…В начале января наместник генерал Алексеев, по настоянию Совета Квантунской области, обратился к Николаю II с просьбой разрешить мобилизацию войск на Дальнем Востоке. Через две недели пришло разрешение на объявление военного положения только в крепостях Порт-Артур и Владивосток.
15 января Алексеев вновь обратился в Петербург и повторно потребовал разрешить провести мобилизацию и переброску войск в районы плановых сосредоточений. Ответ так и не пришел…
Завербованные китайские лазутчики тем временем доносили, что японцы перебрасывают воинские части на Цусиму и в крепость Хакодате, а в районе порта Сасебо сосредотачивают морские транспорты.
«Интересно, зачем он сказал о полноте ответственности за сухопутную оборону? – машинально подумал Кондратенко. – Я и так отвечаю за нее по долгу службы, и никто более… Неужели струсил, милостивый сударь?..»
Он поднял голову и внимательно посмотрел на Стесселя, надеясь увидеть на его лице следы испуга или растерянности. Однако Стессель был спокоен и держался ровно.
«Значит, я или ошибся, – снова подумал Кондратенко, – или Стессель решил подстраховаться…»
– Как у нас обстоят дела на Приморском фронте? – обратился тем временем Стессель к полковнику Хвостову.
– Все по плану, Анатолий Михайлович, – ответил тот. – Выделенные подразделения заняли свои рубежи. На Тигровом полуострове практически все готово. На Крестовые батареи заканчивают завозить снаряды, но их недостаточно. Вот если бы флот помог…
И полковник Хвостов посмотрел на генерала Кондратенко.
Стессель усмехнулся.
– Роман Исидорович, только у вас с морским штабом прекрасные отношения. Я, полагаю, полковник Хвостов на это нам намекает.
– Хорошо, Анатолий Михайлович, я поговорю с контр-адмиралом Витгефтом, – ответил Кондратенко. – Только я ничего не обещаю…
В эту минуту со стороны гавани прогремел взрыв такой силы, что задребезжали стекла в окнах. Стессель побледнел и попросил всех сидеть на местах. Полковнику Хвостову приказал:
– Узнайте, что там произошло.
Хвостов вышел, и в кабинете сразу наступила напряженная тишина. Было даже слышно, как за окнами кто-то пробежал. Потом в гавани завыла сирена.
Вернулся полковник Хвостов скоро.
– На входе в гавань подорвался на японской мине наш легкий крейсер, – доложил он. – Идут спасательные работы…
– Вот беда-то какая! – произнес Стессель и перекрестился. – Господа, все свободны.
…Из своего штаба по телефонной линии Кондратенко связался с контр-адмиралом Витгефтом и расспросил о случившемся. Со слов Витгефта понял: крейсер подорвался на мине, возвращаясь из разведки. Витгефт также сообщил, что получены сведения о выходе в море японского объединенного флота под командованием адмирала Того. Один отряд из 10 кораблей взял курс на Порт-Артур, другой – из 6 кораблей двигается в направлении Тялиенвана. И третий – из 2 крейсеров и 4 миноносцев направляется к островам Элиот.