Заговор жрецов

На вопрос Ламсдорфа: «Что еще произошло?» Куропаткин ответил:

– Получено новое сообщение от Алексеева. У берегов Кореи японцы потопили крейсер «Варяг» и канонерку «Кореец» и начали высадку своих войск в Западной Корее…

У Ламсдорфа неприятно засосало под ложечкой.

– Я намерен сегодня же выехать в Харбин, – сказал Куропаткин и тут же поинтересовался. – Премьер еще долго будет у его величества?

Ламсдорф пожал плечами.

– У него тяжелый разговор с государем, – ответил он.

Куропаткин усмехнулся.

– Не мудрено, несмотря на прямое указание государя выделить деньги на оборонное строительство, по-прежнему держит «квантунцев» в черном теле!..

– Я полагаю, он это делает не умышленно, – заметил Ламсдорф.

Куропаткин метнул в его сторону сердитый взгляд.

– А вы знаете, что у него на уме?

– Нет, – ответил Ламсдорф.

– И я не знаю, милостивый сударь!.. И никто не знает!..

Ламсдорф не стал возражать. При Дворе уже давно ходили разговоры о том, что Витте попал в опалу за то, что часто в пример приводил правление Александра II, целью жизни которого было строительство России не для сильных, а России для слабых, и, таким образом, слабые делались сильными, а вся империя – великой.

Немилость государя по отношению к Витте стала заметна особенно после того, когда Плеве, будучи еще министром внутренних дел, принес Николаю II донос на главу Правительства и копию письма Витте без адреса. В письме Витте утверждал о необходимости уступок гражданскому обществу и привлечения его к сотрудничеству с Правительством.

Все, кто знал об этом, решили: на этот раз Витте несдобровать, но, на удивление Двора, Витте остался на своем посту премьера.

Видимо, Николай II помнил заслуги Витте в успешном строительстве транссибирской железной дороги и в проведении денежной реформы 1897 года, которая заметно улучшила экономическое положение России.

Что касалось самого Ламсдорфа, то он никогда не доверял Витте и старался решать все вопросы через государя.

В ноябре прошлого года Ламсдорф оказался свидетелем одного разговора государя с Витте.

Ламсдорф был приглашен к Николаю II, когда у него уже был Витте.

Государь, это случалось с ним очень редко, раздраженно упрекал премьера за то, что он не видит различия между властью и мужиком. И что его утверждение о революциях, возникающих по причине невнимания власти к нуждам народа, является домыслом без веских на то оснований.

Ламсдорф тогда в душе посочувствовал Витте. Он и сам был склонен думать, что Витте в чем-то прав. Задача любой власти, по его мнению, заключалась не в создании рая на земле, а хотя бы в том, чтобы не допустить ада на ней.

…Когда за окнами кабинета Ламсдорфа уже начали сгущаться фиолетовые сумерки и он решил ехать домой, секретарь доложил, что приехал Столыпин и просит его принять.

Столыпина Ламсдорф знал давно как сторонника твердой руки. Столыпин не признавал либерализм, считая его погибельным для России, и неоднократно публично не соглашался с реформами, предлагаемыми правительством Витте.

Дважды Ламсдорф видел Столыпина на приеме у императора после того, как в марте прошлого года Николай II назначил Столыпина губернатором Саратовской губернии. Еще он знал, что в правительстве Столыпин поддерживал дружеские связи с бывшими своими сослуживцами по министерству внутренних дел, Победоносцевым и Дурново.

Когда Столыпин вошел в кабинет, Ламсдорф поднялся ему навстречу и крепко пожал протянутую руку.

– Прошу вас, милостивый сударь Петр Аркадьевич, проходите. Что вы предпочитаете: чай, коньяк или чай с коньяком? – спросил Ламсдорф, усаживая гостя в черное кожаное кресло рядом с его рабочим столом.

– Благодарю вас, но я и в самом деле не хочу ни того, ни другого, ни третьего. Я прошу у вас прощения за столь поздний визит. Однако в другое время, насколько я знаю, вас не застать на месте.

Ламсдорф в ответ развел руками, давая понять Столыпину, что он в этом не виновен.

– Дел много всегда, а сейчас еще больше…

– Наслышан, – кивнул головой Столыпин и вздохнул. – Но это еще не самое страшное…

Ламсдорф удивленно поднял брови.

– Вы имеете в виду нападение японцев на нашу эскадру?

– Совершенно верно. Самое страшное происходит среди нас, так сказать, под своим носом. Сегодня либеральными идеями увлечены все, кому ни лень. И таких становится все больше и больше, к великому сожалению. Я не против реформ. Но сначала надо навести порядок в России, а затем уже заниматься реформами.

Столыпин при этих словах внимательно посмотрел на Ламсдорфа, однако тот промолчал. Ламсдорф еще не мог понять причины, которая привела в его кабинет Столыпина.

– …Для любого преобразования, – продолжил Столыпин, – необходима сильная власть. Если она слабая или бездействует, наступает анархия!

Ламсдорф не стерпел и улыбнулся.

– Петр Аркадьевич, под властью вы кого имеете в виду? – поинтересовался он.

– Естественно, Правительство, – ответил тот. – Наше Правительство напугано социалистами и заражено идеями искательства. Однако оно ищет не там, где надо. Скажите, почему мы шарахаемся от земства, как черт от ладана? Земщина – это исконно русское начало, которое может связать по-настоящему преданных земле людей с государственной властью. Именно на земщину необходимо возложить часть государственных обязанностей перед русским народом.

При этих словах Столыпина Ламсдорф энергично запротестовал.

– Петр Аркадьевич, извините, но вы не правы! Вы, наверное, наслышаны о господине Герцене и его скандальных статьях? Насколько я понимаю, он тоже утверждает, что община спасла русский народ от монгольского варварства и спасет от императорской цивилизации. Позвольте спросить вас, разве земщина, о которой вы говорите, не является общиной?

– Нет, милостивый сударь, не является! Я знаком с идеями господина Герцена. Община, о которой поведал нам Герцен, должна представлять собой зародыш коллективной хозяйственности и административной деятельности. Герцен здесь стоит на позициях славянофилов и социалистов. Земство – это иное понятие…

– Любезный Петр Аркадьевич, – мягко прервал Столыпина Ламсдорф, – тем не менее, все, что вы говорите, похоже на либерализм, против которого вы выступаете…

– Нет! Нет! И нет!.. – горячо возразил Столыпин. – Либералы отрицают самодержавие. И в этом главный их порок! Они настаивают на национализации земли и не хотят видеть в этом гибельность для России. Земщина предусматривает помощь крестьянскому землевладению, в особенности трудолюбивому, коих мы называем солью земли русской, освобождение от стесняющих его условий и в первую очередь дать ему землю в неотъемлемую и наследственную собственность!

Ламсдорф с неподдельным сожалением вздохнул.

– Но государь на это никогда не пойдет, – сказал он. – Его не поймут…

– Кто не поймет? – спросил Столыпин и с неподдельным удивлением взглянул на Ламсдорфа. – Те, кто больше живут в Европе, чем в России? Если мы хотим сохранить самодержавие и сделать Россию еще более могущественной, мы обязаны убедить государя в пользе земщины!

Только теперь Ламсдорф понял причину приезда Столыпина к нему. Но, чтобы еще более убедиться в своей догадке, спросил.

– Петр Аркадьевич, скажите, пожалуйста, только откровенно, зачем вы все это мне рассказываете?

Столыпин немного помолчал, потом, глядя прямо в глаза Ламсдорфу, сказал: