– Что с ним? – тихо спросил Елисей, все еще держа руку на стреле.
– Чернь его разберет! – сморщился в изумлении Лихолов. А потом его вдруг осенило – Так он камней наших боится! Тех, что я в драконьем логове подобрал со следами огня! Туман струсил от одного следа драконьего пламени! У тебя ж камень при себе?
– Да, за пазухой…
– И у меня в куртке лежит. А ну-ка, щас посмотрим! – Лихолов прикусил нижнюю губу, аккуратно опустил меч и левой рукой вытащил из кармана обугленный камешек.
Морок еще сильнее завертелся, шепот стал похож на тихий визг.
Лихолов выставил руку с камнем вперед и сделал три шага навстречу бродячему туману. Облако дернулось назад, сдавленно скуля. Да! Морок боялся дракона и любого предмета с его следами. Больно жутко ему было сгинуть от непобедимого пламени. Лихолов подступил еще на два шага, туман снова отдернулся назад, извиваясь в агонии и возмущаясь. Рождая десятки ужасных образов в минуту то медведей, то пауков, то обезьяноволков, но не в силах ни одного выплюнуть в реальный мир.
– Елисей! – окликнул Странник молодчика. – Он боится! А ну-ка! Дай ему еще и стрелы! Посмотрим, что будет!
Юноша отпустил палец, и стрела с озорным свистом вылетела сквозь облако. Морок громко взвизгнул, никак не пострадал, но явно испугался еще больше, потому как снова отпрянул назад.
– Уходи, наволочь поганая! – крикнул туману рыком Лихолов. – А не то нашлю на тебя драконий гнев! И сгоришь ты в пекле, падла!
Облако задрожало, закрутилось вихрем на одном месте. Лихолов был уже уверен, что оно достаточно напугано, чтобы отстать. Но вдруг туман сгустился, стянул в одну точку всю тьму, какой только обладал, и внутри появился силуэт. Маленькие плечики, испуганно сжатые, худые короткие ножки… Дымка рассеялась… А на том месте сидела теперь на земле маленькая девочка лет пяти… Хрупкая, дрожащая, в драной грязной одежде. Она уткнулась носом в коленки, обняла себя маленькими ручонками и что-то зашептала.
Лихолов и Елисей изумленно переглянулись. Юноша опустил лук. Странник же поднял руку в знак того, что «не расслабляйся, может быть, ловушка». А сам положил свой камешек в карман, меч воткнул в землю и медленно стал приближаться к девочке. И тут Лихолов заговорил с ней на языке Северного Леса, от чего Елисей вздрогнул, ведь был в полной уверенности, что Лихолов не знает северо-восточного языка. А тот говорил примерно такие слова:
– Тихо, девочка! Мы тебя не обидим! Мы хорошие. Ты хорошая и мы – хорошие!
Девочка испуганно подняла на него лицо, и мурашки пробежали по спине Лихолова. Кожа ее была настолько тонка и бледна, что просвечивала все синие сосуды. А глаза все раскраснелись, словно вот-вот лопнут от количества крови. Мутный взгляд, блуждающий, одуревший, с явным усилием зацепился за Лихолова. Тот медленно приближался с дружественно вытянутой ладонью.
– Туга! – сказала девочка уставшим шепотом. А потом стала повторять и повторять это слово, раскачиваясь в такт. – Туга! Туга! Туга! Туга!
Вокруг нее стал снова виться туман.
– Тихо, девочка, тихо! – ласково произнес Лихолов. – Где твой дом? Где твоя мама?
– Ничего нет! – ответила она – Только Туга! Мир-туга! Я – туга!
Лихолов присел напротив нее и аккуратно дотронулся до ручек. Кожа девочки обжигала холодом, как если бы она целый день просидела голышом на морозе.
– Как тебя зовут?
– Я – туга.
– Нет, нет… Как тебя звали раньше? До туга? Что было до?
Девочка вдруг задумалась и перестала нервно раскачиваться.
– Я… не помню… Я – туга, и все…
– Но у тебя же должна быть мама?
– Мама?… – и тут глаза ребенка повлажнели и вылили градины слез. – Мама…. Да – да… Была мама… «Кач -Кач… Чадо малое, не плачь… В дрему сон тебе трава… колыбельная молва…», мама…
– Где она, твоя мама?
– Я, я… не знаю…
Девочка схватилась ладошками за виски и снова стала раскачиваться, словно ее голова начала, наконец, оттаивать. Будто бы постепенно возвращающиеся воспоминания ранили, оставляя ожоги.
– Мы отведем тебя в ближайшую деревню. Там будут добрые люди, они помогут тебе.
– Нет! – вдруг вздернулась и завопила девочка. – Там опасно! Там страх! Там всех скоро убьют! Война! Война грядет! Тьма победит свет! Мгла застелит землю! Нельзя любить, нельзя жить, бессмысленно бороться! Лучше быть здесь! Здесь меня никто не тронет! Туга меня защитит, с туга я сильная! Туга, туга!
Вокруг нее снова стал клубиться туман.
– Тихо, девочка, нам нужно найти твою маму, понимаешь? Маму!
Девочка снова остановилась, видимо, от слова «Мама», рождавшего в ней искорку тепла. И этот маленький укол чуть выводил ребенка из полного одурения. Лихолов встал и потянул ее за руку. Девочка вынуждена была потянуться. Он повел ее за собой. Малышка шла заплетающимися ногами так, будто не пользовалась ими уже очень давно и успела позабыть, как ходить.
– Мы должны довести ее до ближайшей деревни, – тихо сказал Елисею Лихолов.
– Но что оно такое? Откуда в тумане девочка? – выпалил юноша.
– Даже боюсь говорить, свои догадки.
Мужчины переглянулись и во взоре друг друга увидели, что думают об одном и том же.
– Да, – хрипло произнес Лихолов по-прежнему на языке Северного Леса. – Клэтва! Похоже… Все эти бродячие туманы, которые как ошалевшие ползают по вашей земле… Которые выплевывают из себя смертоносных тварей… Все это на самом деле… – заколдованные перепуганные люди… Те, кто был уязвимее всех. Те, кого смог забрать бродячий туман. Например, ваши дети…
………………………………………………………………………..
Теперь путники шли гораздо медленнее, потому что девочка не осиливала быстрый шаг, а, наоборот, еле плелась, постоянно падала, что-то шепча под нос как пьяная. Частенько кто-то из мужчин водружал ребенка на спину и нес часть пути. Кожа ее по-прежнему отдавала холодом. Иногда девочка вдруг съеживалась, чего-то пугаясь, и принималась шептать свое «Туга! Туга! Туга!», вокруг тут же начинал сгущаться туман. Тогда Лихолов напоминал про маму, которую нужно обязательно найти, и эти волшебные согревающие слова давали облегчение. Путь с таким обременением растянулся. Однако путники все-таки вышли на какую-то более-менее заметную тропинку, что означало приближение к поселению людей.
– Откуда же ты знаешь язык Северного Леса? – допытывался Елисей, чувствовавший себя полным дураком. Ведь он несколько дней тужился разговаривать с Лихоловом на всеобщем наречии.
– Я уже десять лет странствую по Зеленой Тверди, – уклончиво отвечал Лихолов. – Много знаю языков. Могу и на языке междуречья говорить, немного понимаю степной юг.
– Но ты явно не знаешь здешних земель, – смекнул юноша. – Как смог язык выучить, не побывав тут?
– Да… – удивился Лихолов смекалке своего спутника. – Но я очень хорошо знаю язык Юго-Восточного Раздола… А это почти то же самое с небольшими различиями…
– Да… Кстати, ходят слухи, что в Раздоле нынче совсем дурно живется…
Лихолов бросил на парня такой взгляд, что стало ясно: нужно рассказать подробнее:
– Ну… Болтают всякое… Что вроде там все эти мерзости совсем расплодились. Повсюду капища, нежить разгулялась, аж на поля страшно выходить за урожаем. Говорят, вРаздоле черные колдуны с запада совсем не прячутся: делают что хотят, даже проповедуют! У нас тут тоже не все ладно, конечно… Но в Северном Лесу Темной Владычице никто открыто не сочувствует! А вот в Раздоле нынче, ух, что! Говорят так… Я-то сам там не был… Что чуть ли не сам король Беломир принимает у себя в мраморных палатах черных жрецов. Толкует с ними, многое им дозволяет…
– Быть не может! – неожиданно резко выпалил обычно спокойный и холодный Лихолов. – Уже ль Беломир дела имеет с чернокнижниками?!
– Да… Его прозвали там «дурной король». Потому как он впустил в страну этих черных. И твердит, что все им должны почести разные оказывать…
– Не мог славный Раздол начать вдруг исповедовать эту западную дурь про Темную Владычицу, не верит мое сердце…