В зале кто-то свистнул. Потом недовольный баритон и снова свист. Болотаев из своей конуры зал не видит, но понимает, что такой свист может позволить себе только босс-юбиляр.
Музыка внезапно обрывается. Тота слышит из зала какой-то недовольный гул. Вместе с этим появляется злой Остап, что-то недовольно бурча себе под нос. С ходу наполняет свою рюмку и залпом выпивает. Следом прибегает Бердукидзе.
– Ты что себе позволяешь? – шипит он на Остапа. – Что это за демарш?
– Меня никто так не освистывал… Никогда!
– Так это не тебя, а этих уродов. Козлов!
– Но этих уродов не я привёз, – возмущается Остап. – И я их здесь в первый раз вижу.
– Знаю, знаю, – вполголоса говорит Бердукидзе. – Мне их рекомендовали как лучших танцоров. Хотел, как лучше…
– Хотели сэкономить, – перебил Остап.
Эти слова задели Бердукидзе. Недовольным взглядом, словно видит впервые, с ног до головы осмотрел музыканта, явно обдумывая, как ему сейчас поступить и что этому нищему гитаристу сказать, как из зала вновь донёсся хмельной властный баритон босса:
– Да что это за концерт!? Кто привёз этих скоморохов?! – Пауза и далее: – Бердукидзе где?
Бердукидзе замер с вытянутым лицом.
– Остап выручай, – еле вымолвил он и побежал в зал, а Остап, наоборот, приободрился. Затушив в пепельнице сигарету, он вальяжно тронулся к эстраде, как Тота его окликнул:
– Остап, выручи и меня.
– Тебя? – обернулся музыкант.
– Ну да… После такого провала.
– Да ладно тебе, какой провал? Это я виноват, – сказал Остап и, подумав, добавил: – А впрочем, ты прав, если сразу же не реваншироваться на сцене, то в тебе искусство умрёт. – Он протянул Тоте руку.
– И не только это. – Они крепко пожали руки.
– Ну что ж, тогда тряхнём стариной! – воскликнул Остап.
– Повтори Deep Purple, – попросил Тота.
– Твой фирменный «Маршал»? Как в старые добрые времена? – поинтересовался музыкант. – Или, учитывая возраст, подсократим?
– Нет, – сказал Болотаев. – Проверю, есть ли ещё порох в пороховницах?
– Посмотрим, – улыбнулся Остап.
…Конечно, юношеской прыти, задора, крика и тем более амплитуды воздушных трюков не было, зато осталась грация, фирменный стиль и такой вихрь вскипающей мужской страсти, что весь зал, даже обслуживающий персонал, застыли в восторге. А танцору сцены не хватало, и он вихрем пируэтов бросился прямо в зал.
В такт танца все стали аплодировать. Та буря стихии, что разыгралась за окнами отеля, уже была не слышна – в зале набирал силу свой шторм, особый гром музыки и та искромётная, целенаправленная молния любви, от сверхнапряжения которой Амёла вдруг вскочила и, как умела и представляла, стала танцевать с Тотой…
Тота выложился. Тота выдохся. Ему не хватало воздуха, и сразу же после такого сумасшедшего выступления он бросился за кулису к спасительному окну. Свежий, влажный, ледяной воздух ворвался в зал, в его грудь, вознёс настроение.
Он любит и любим, и в этом нет сомнения, но эти яхты, люстры, лимузины и бочки чёрной икры могут перебить любой вкус, любое настроение. К тому же вновь показался всё тот же метрдотель, и Тота подумал, что, как только этот молдаванин вновь потребует или даже попросит его закрыть окно, он его точно пошлёт куда подальше, а может, и пинка даст. Однако метрдотель, вопреки ожиданиям, стал в умилительной позе, прижав руки к груди, и восхищенно сказал:
– Вот это танец! Я такого не видел и не представлял. Браво! – Он тихо похлопал. – Браво!
– Спасибо. – Болотаев был очень рад. – Я чуть отдышусь и закрою окно.
– Да-да, только не простудитесь. Вы так вспотели.
В это время с шумом, что-то опрокидывая, появился Бердукидзе:
– Ну ты, земляк, выдал! Вот это лезгинка!
– Мы все спасены! – улыбается Тота.
– Ты так думаешь? – поменялся тон Бердукидзе. – Мало того что мисс Ибмас с тобой под ручку на вечер заявилась, так эта «невеста» чуть было тебе на шею только что не бросилась.
Болотаев хотел было в ответ что-то грубое ляпнуть, да сдержался. А Бердукидзе, словно читая его мысли, произнёс:
– Босс обидится – выгонит. Такой работы ты более не найдёшь, и более Ибмас и никто не поможет, потому что в России сегодня, впрочем, как всегда, эта банда к власти надолго пришла. Они друг друга все знают, и если босс в отказ пойдёт – хана. Более достойной работы не будет.
– Вообще не будет?! – всё-таки ёрничанье в голосе Болотаева.
– Будет, – в тон ему отвечает шеф. – Работа доцентом и нищета.
Эта реальность задела Тоту и отрезвила, а Бердукидзе налил себе виски, залпом выпил, закусил и, не глядя на Болотаева, сказал:
– Амёла – классная кадра. Но раз босс на неё глаз положил… Медовый месяц или пусть даже квартал пройдёт, и тогда наша очередь наступит. Понял, Тота? Ха-ха-ха!
Болотаев не засмеялся, наоборот, насупился, выдал:
– А мы что, ассенизаторы?
– Чего?! – строг стал Бердукидзе. – Вообще-то вы чечены странный и непонятный народ. И как ты сюда попал?
– Сами видели – мисс Ибмас пригласила.
– Хе-хе, отныне «мисс» вряд ли к ней применимо… У босса таких «мисс» во всех банках и корпорациях – куча. И у всех у них будущее обеспечено. Так что… Правда, эта Ибмас – особый фрукт. – Он странно засмеялся. – Но силу денег, больших денег, никто не отменял… Разве это не так? Как учёный-экономист, ответь, Болотаев.
– Наверное, так, – вяло согласился Тота.
– Всегда так, – засмеялся Бердукидзе. – И сегодня ты в этом ещё раз убедишься, хотя и гарцевал ты перед этой мисс от всей души. – Он ещё смеялся, небрежно похлопывая подчинённого по плечу, а Тота еле сдерживался и уже хотел было его подальше послать, да искусство и на сей раз спасло. Это Остап резко перешёл на свой любимый тяжёлый рок, так что всё задрожало.
– Вот идиот! – крикнул Бердукидзе, бросился в зал. Тяжелый рок вмиг умолк. Через минуту к Тоте явился обиженный Остап:
– Ты знаешь, что этот хрен мне заявил?
– Бердукидзе?
– Да… Что ни хрена нам не заплатит, мол, мы с тобой всё запороли.