Маршал

– Конечно, нет.

– А моя мама считает, что ещё есть, – серьёзен её тон. – И она уверена, что то, что сегодня творится в Чечне и вокруг неё, – это отголоски того же сталинизма – большевизма.

Напоминание о Грозном, о матери крайне опечалило Тоту. Он опустил голову, молчал. А Ибмас говорила:

– И мне кажется, что этот вечер в Санкт-Морице тоже сталинизм или производная сталинизма.

– С чего ты взяла? – очнулся Тота.

– Как с чего? Я живу в Швейцарии, работаю в банке и знаю, у кого сколько денег. Очень, очень много. Но каждую копейку берегут, потому что заработали с трудом. А тут – вёдра икры! Вёдра! И самое дорогое шампанское – по три тысячи долларов за бутылку – и его – море!

– Ну и что? Так в России гуляют.

– Гуляют – единицы. А на это трудятся, по-рабски трудятся, миллионы.

– О! – схватился за голову Болотаев. – Давай не будем о грустном, от политики тошно.

– Давай, – согласилась Ибмас.

В полном молчании и напряжении они доехали до аэропорта. Перед самой посадкой она прильнула к нему, поцеловала в щёку, горячо прошептала:

– Мне кажется, я больше не увижу вас.

– Мы снова на вы? – усмехнулся он. – Конечно, увидимся.

Её глаза увлажнились. Теперь он её крепко обнял, также поцеловал, но в этом не было прежней страсти, потому что он мысленно уже просчитывал непростой путь до мятежного Грозного.

* * *

Сидит Тота Болотаев в тюрьме и думает: вот если посмотреть на карту мира, то почти что её половину занимает Россия – великая страна. А вот постарайтесь на этой карте найти Швейцарию – не всякий найдёт и не знает, что такая даже есть. И на многих картах просто номером обозначена. Однако в жизни, даже в тюремной жизни, Россия, точнее гражданин России, – это ничто, а вот Швейцария или гражданин Швейцарии? Это к тому, что адвокат из Швейцарии прибыл – все по стойке «смирно» стоят, даже слова сказать не могут.

Это сравнение у Болотаева возникло оттого, что был у него местный адвокат, и что?

Революцию он не свершил; сам был жалкий, беспомощный, бывший прокурор – милиционер, за пьянство вылетел из органов и вот так стал на жизнь зарабатывать… В общем, он Тоте в меру своих сил помог и что-то наобещал, и было приятно. Хотя даже с ним, с адвокатом, надзиратели особо не церемонились. Так он не из Москвы и даже не из Красноярска, он местный, из Енисейска, и можно не продолжать.

А вот как-то с самого утра Болотаеву объявили, что будет встреча с адвокатом. Так его особым завтраком попотчевали, в баню повели, новую робу выдали и с неким трепетом доставили в доселе невиданную Болотаевым особую комнату, а перед ней стоит щегольски одетый полный коренастый мужчина – европеец, в смокинге, с бабочкой, и он по-русски, с акцентом, говорит сопровождающим его начальнику тюрьмы и надзирателям:

– В соответствии с пунктом 1 части 1 статьи 53 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации защитник, то есть я, с момента участия в уголовном деле вправе иметь с подозреваемым, обвиняемым пунктом 3 части 4 статьи 46 и пунктом 9 части 4 статьи 47 настоящего кодекса, то есть наедине и в условиях конфиденциальности, без ограничения числа и продолжительности таких свиданий. Это – Закон Российской Федерации.

Здесь новый адвокат сделал многозначительную паузу. Глядя поверх очков, он с некоей претензией спросил у начальника колонии:

– Кстати, а вы, господин или, как правильно, ещё по-прежнему, товарищ подполковник, хотя бы читали Уголовный кодекс? Или это у вас как сталинская конституция – самая гуманная в мире, но её никто не читал и тем более не соблюдал.

– Так, послушайте, господин хороший, – властный тон прорезался у подполковника. – Вам не кажется…

– Нет, не кажется, – перебил его европеец, делая ударение на последнем слове, и даже сделал шаг навстречу. – Ибо, когда несколько дней назад ваш, – тут он вновь сделал ударение, – начальник, министр Российской Федерации, разговаривал с вами, для точности это было 22?го в 14.00 по московскому времени, он находился в моём кабинете в Цюрихе… Вы не забыли?

Подполковник оторопел, вытянулся по стойке «смирно», старательно втягивая живот.

– Может быть, о некоторых нюансах мы поговорим попозже, – предложил он, скосив взгляд в сторону своих надзирателей.

– Конфиденциально? – поинтересовался адвокат.

– Просто выпьем чай.

– Отлично… Впрочем, я надеюсь, что ваши подчиненные под стать вам, люди проверенные и им можно доверить государственную тайну. Разве не так, товарищ подполковник?

– Так точно!

– Конечно, так, – поддержал европеец. – А иначе, как в России говорят, «от тюрьмы и сумы не зарекайся». – Здесь он с некоей ехидцей усмехнулся. – Кстати, эта поговорка есть только в России.

Вновь поверх очков он как бы оценивающе осмотрел всех присутствующих, остановил свой взгляд на заключенном Болотаеве и как постановил:

– В любой момент всякий из нас… да-да, я и себя из этого случая не исключаю, ибо нахожусь тоже здесь, – может оказаться на его месте, в его камере… Разве не так?

Все промолчали. Подполковник вдруг кашлянул, словно поперхнулся, а европеец продолжал:

– Кстати, мы с вашим руководителем – соседи. У нас рядом виллы, по-вашему, дачи на берегу Цюрихского озера. Живописнейшее место! Впрочем, здесь, в Сибири, таких мест даже поболее. Однако, – тут уже адвокат деликатно кашлянул, – это я к тому, что, разумеется, доложу вашему руководству о вашем служебном рвении. И думаю вместе с очередным званием «полковник», а может даже, внеочередным «генерал» вы заслужите перевод поближе к столицам. Разумеется, с выделением достойного жилья и иных положенных вам льгот и стимулов.

– Служу России! – вырвалось у начальника.

– На таких, как вы, держится мощь великой державы!

Теперь уже Болотаев стал кашлять.

– Так! – встрепенулся адвокат. – Перейдём к делу… В части 2 статьи 18 закона «О содержании под стражей» указано, что «свидания подозреваемого или заключенного с его защитником могут иметь место в условиях, позволяющих сотруднику места содержания под стражей видеть их, но не слышать» …У вас имеются такие условия?

– Так точно, – отрапортовал подполковник, настежь раскрыл дверь и, видимо, для того, чтобы заезжий адвокат более не выдавал государственных тайн, напирая своим солидным животом, стал, как экскаватор, неумолимо толкать его в камеру для свиданий.

Однако оказалось, что европеец ещё не всё высказал, он поднял указательный палец и, повысив голос, проговорил:

– Минуточку! Минуточку! А прокурор?!

От этого слова подполковник буквально застыл, а адвокат вновь перехватил инициативу:

– Товарищ подполковник! Должен вам сообщить, что наш, точнее ваш, всеми любимый и уважаемый генеральный прокурор Авдей Михайлович – тоже наш друг и партнёр. И лишь одно отличие от предыдущего звонка. Дело в том, что, когда он вам звонил – было позавчера, в 17.30 по московскому времени, – я был у него в кабинете… Впрочем, это всё не так уж существенно. Главное, чтобы восторжествовала справедливость и все люди жили на свободе и хорошо. Вы не против, товарищ начальник тюрьмы?

– Разумеется, нет!

– Тогда приступим к работе, дабы реализовать это в жизнь.

…Тяжелая дверь с шумом закрылась. Болотаев и адвокат остались наедине. Эта камера для свиданий вроде особая, но всё же тюремная – стол да пара стульев и всё. Они сели друг против друга. Адвокат внимательно осмотрел камеру и как диагноз:

– Ничего в этой стране не изменилось.

Болотаев уже давно заметил, что заморский адвокат где-то играет и даже переигрывает. А последнее предложение он вообще выдал не просто без акцента, а даже по-местному – тягуче-певуче. И подтверждение этих мыслей: когда адвокат снял очки и провёл по лицу рукой, словно маску снял – это светло-русый, голубоглазый местный житель.

Но это всё предположение Тоты, а ему интересно иное, и он задает вопрос: