– Так мы тоже после этого сабантуя – в Цюрих, там нас самолёт ждет. В полночь вылет в Москву.
– Да ты что? – удивился Тота. – Вас на этот вечер привезли?
– Да, – смеётся Остап. – Хоть раз подфартило. Целый борт артистов притащили.
– А что здесь? – любопытен Тота.
– У какого-то олигарха юбилей плюс помолвка, а может, свадьба, в общем какая-то хрень… С жиру бесятся. А ты-то как здесь?
– Как и ты, – грустно улыбнулся Тота. – Буду танцевать.
– Ну и отлично! – хлопнул Остап товарища по плечу. – За встречу надо тяпнуть, – протянул он рюмку.
– Нельзя, – строг Болотаев. – Танцевать не смогу.
– Да, – согласился Остап. – Молодец! Профессиональный подход. – Он залпом выпил, закусил, задумался. – Слушай, Тота, здесь по программе какая-то грузинская пара будет танцевать, но тебя вроде я не заметил.
– Я на десерт. В запасе, – отшутился Тота.
– А! Отлично, – выдал Остап. – Так. Нам пора. Тут всё очень солидно.
Музыканты ушли. Болотаев остался один. Он всё, точнее эстраду, слышит, но ничего не видит. Стало грустно и обидно за самого себя. Стал злиться. Встал. Решил уйти. Осмотревшись, понял, что может выйти только через зал. Ретироваться таким образом посчитал, как говорится, западло. Однако и оставаться в этом закутке на правах незваного гостя – тоже западло. Надо было искать выход из этой унизительной ситуации. Обнаружил окно. Открыл. На улице непрекращающийся дождь, гроза. При вспышке молнии он увидел прямо под собой роскошную клумбу с увядающими по осени цветами. Болотаев выставил руку, кисть намокла. От этой стихии, сырости и свежей прохлады он чуть успокоился. Его мысли только о том, как бы вовремя отсюда свалить, чтобы на утренний рейс до Москвы не опоздать.
Думая об этом, он облокотился на холодный, мраморный подоконник, как его кто-то тронул за плечо.
– Мсье. – Хотя работник гостиницы говорил по-английски, Тота понял, что окно надо закрыть – непогода.
– А что там? – спросил Болотаев, закрывая окно и в сердцах махнул рукой. – Этот болван всё равно ничего не поймёт.
– Простите, сэр, – чисто по-русски сказал работник. – Я метрдотель гостиницы. Алекс.
– Алекс? – смутился Болотаев и невнятно пробормотал извинения. – А вы из России?
– Из Молдавии… А окно выходит в палисадник, далее – дорога… Просьба окно без нужды не открывать.
– Без нужды не открою, – заверил Тота и ещё хотел кое-что спросить, но тут раздался оглушительный рёв музыки – это Остап врубил свой любимый рок.
Потом были композиции поспокойнее. В длинные перерывы между ними выступали различные гости с поздравлениями в честь 55?летнего юбилея Голубева и почему-то упоминали и Амёлу Ибмас… Точнее, не «почему-то», а как счастливую потенциальную половину, а ещё точнее, невесту очень богатого, очень щедрого и очень доброго человека Рудольфа Александровича, которому наконец-то, с третьего раза, в личной жизни повезёт.
Болотаев всё это слушал, и в какой-то момент его это стало даже смешить, а потом он вспомнил мать Амёлы. Неужели она её бросит или с собою на роскошную яхту в Монте-Карло возьмёт? Возьмёт в своё свадебное путешествие? От этих мыслей ему стало жалко и саму Амёлу, и её мать. А впрочем, разве не этой роскоши, богатства и свободы они в Европе искали? Ведь до сих пор в какой-то съёмной лачуге живут… А тут! Даже на закулисном столе артистов чёрная и красная икра в большущих тарелках, не говоря уже об ином… Словом, каждому своё. А Болотаеву прежде всего надо бы подумать о своей матери, да и беременная Дада там, и война, и бандитизм, и беззаконие там. А он на курорте в Швейцарии икру ложками жрёт.
От этих мыслей у Тоты разболелась голова, а потом и дышать стало трудно. Не хватало ему кислорода. Он вновь раскрыл окно. Свежий, влажный, прохладный воздух был так приятен, что хотелось нырнуть в этот дождливый полумрак.
– Я вас просил, господин, – тут же вновь появился метрдотель. – Пожалуйста, дайте я закрою окно.
– Алекс, – мешал ему Болотаев, – а могу я через окно уйти отсюда?
– Да вы что?! – испугался метрдотель. – Меня уволят! У вас проблема? Давайте я незаметно выведу вас через зал.
Тота задумался над этим предложением, но как, не попрощавшись с Амёлой, уйти? В это время появились Остап и его компания.
– О, Тота! Эти кретины музыку не понимают. Садись. Такой закусон! Давай выпьем.
– Давай. – Болотаев сел рядом.
– Вот это молодец, – поддержал Остап. – А то этих ворюг без пол-литра не поймешь.
Чуть выпив и закусив, Остап стал рассказывать, какая яхта – на экране показывали – ждёт «молодых» в Монако.
– Джакузи на двоих с шампанским, – рассказывал он Тоте, а потом: – А тёлка! Такая тёлка!
– Она в красном? – не выдержал Болотаев.
– Да. В красном… Всё-таки в такие моменты понимаешь, что деньги могут всё. Такая кадра!.. Налей… Всё, нам пора.
Вновь Болотаев остался один. Теперь, будучи под легким хмельком, он почувствовал себя более свободным и раскрепощённым, а на ум почему-то пришла известная поговорка «Баба с возу, кобыле легче». От этого заключения ему стало совсем легко. Он посмотрел на часы и твёрдо решил: чем где-то под дождём шляться, лучше он, раз так получилось, ещё здесь в тепле, сытости и под звуки любимой музыки посидит, а к девяти, за час до отхода последнего поезда, демонстративно через весь зал пройдёт и если надо и судьба, то Амёла его увидит и пусть поступает, как знает… Хотя… хотя ещё одна рюмка, которую он выпил один, уже чуть иначе заставила его соображать. Кровь стала закипать, и всякие резвые и даже резкие мысли, как пластика в лезгинке, стали в его воображении возникать. И неизвестно, во что бы всё это вылилось, будь всё, как представлялось Болотаеву, но всё потекло в ином русле, потому что вдруг появился разгорячённый от выступления Остап:
– Тота, дорогой, выручай… – Он торопился, говорил бессвязно. – Эта в красном. Я её узнал. В «Метрополе» останавливалась. И ты с ней пару раз был. Хе-хе, налей по стопке. – Он залпом выпил и, чуть отдышавшись, произнёс: – А вы друг к другу неровно дышали. Было такое или ещё есть?
Болотаев не ответил, а Остап захохотал:
– У нас с тобой яхт нет! И не надо… Но ты должен выручить. То ли она, то ли ещё кто Магомаева заказал.
– Ну и что? – рассержен Тота.
– Не исполнить блажь клиента нельзя. Нам нехило обещано. Выручай. Ты ведь пел и любил петь под Муслимчика.
– Это было давно, – усмехнулся печально Болотаев, – и, как говорится, неправда.
– Долю получишь.
– Ты о чём, Остап?! Перед ними?
– Тота, – не на шутку обиделся музыкант.
– Остап, прости. – Тота обнял товарища. – Прости, у меня ведь с ними иные отношения… Ты ведь знаешь и понимаешь. Да и не смогу я. И не мог.
– Но-но! – возразил Остап. – Как Муслим, понятное дело, никто не сможет, но у тебя если не голос, то этот дух магомаевский был и должен быть.
Этими словами Остап Тоту просто «купил», так что у последнего, как у всех непризнанных творческих личностей, лицо от удовольствия вытянулось, а Остап к тому же добавил:
– Особенно если кураж поймаешь… Я тебе в этом помогу – ещё по одной.
Выпить не успели, потому что внезапно появился встревоженный Бердукидзе:
– Остап! – Увидев рюмки в руках: – Положи! Не дай Бог сорвёшь концерт. Сам знаешь… Что за пауза?
– Заказали Муслима Магомаева…