Мы остаёмся жить

– Я знал его, возможно, не хуже тебя – особенно то, что просто так убить себя он не позволили бы никому. А что именно тебе нужно?

– Я любил Гелиона; а он – любил меня. Я должен найти убийцу.

– Вот это интересно. Он был героем и не мог любить никого, кроме себя и своих подвигов. К тому же, даже если ты заставишь пережить своего убийцу самые жестокие пытки, какие только ты можешь представить – Гелиона это всё не вернёт.

– Боги решат, что будет с этим мерзавцем после того, как я его найду; но у Тухулку всё равно припасено особое место для таких как он.

– Хорошее решение. Я тоже хотел найти его; но вряд ли поодиночке у нас что-нибудь выйдет. Одно нам известно точно: убийца – среди наших. Если он умён, то он ни за что не даст себя выдать. Тут, нам нужно быть хитрее, чем он. У меня есть только один план, который может помочь нам его найти.

Я внимательно слушал его, даже не моргая.

– Вейи собирает войско, чтобы выступить им против Рима. Думаю, нам с тобой тоже следует взять копья и щиты, чтобы быть частью этой армии.

– Зачем?

– Убийца – будет там; как ещё ему попасть к римлянам в такое время?! Во время сражения он только и будет занят тем, чтобы найти подходящий момент и перейти на их сторону. Уж поверь: на его месте я поступил бы точно так же. Это – единственная возможность для него перебраться к своим; а для нас – вычислить его. И уж тогда – боги подскажут нам, как мы будем мстить.

– Так и будет! Хорошая идея, Касс.

– Думаю, теперь мы с тобой союзники.

Я огляделся по сторонам.

– Касс, я действительно впервые о тебе слышу. Ты живёшь в этом доме?

– Да, он принадлежит мне. Не самый лучший вид, правда? Так только кажется – от дождя и ветра он неплохо защищает; а другого мне и не нужно.

– А твой отец?

– Он – очень занятой человек; и не так часто бывает в Вейях. Я же, решил остаться здесь. В прошлом, у нас с ним было много споров, но в одном с ним я точно согласен: чем меньше мы видим друг друга, тем лучше нам спиться по ночам.

– Чем ты зарабатываешь на жизнь?

– Летом помогаю крестьянам в поле и рыбакам в реке. Зимой для меня всегда найдётся место на рынке в какой-нибудь лавке, да и не только. Я давно живу в этом городе и многих здесь знаю; вон, даже ты мой знакомый, хоть и говоришь, что видишь меня в первый раз. Такие люди как я, мой друг, в любом месте смогут выжить, даже не сомневайся. Я знаю, в какую сторону дует ветер; и всегда следую за ним.

Просидев там ещё какое-то время, мы с Кассом решили пройтись. Дороги в Вейях сложены таким образом, что трудно попасть куда-либо, не миновав рыночную площадь. Сейчас, пока там собрался народ, чтобы каждый мог поделиться своим мнением по поводу надвигавшейся войны с Римом – это было место, куда мне хотелось попасть меньше всего. Но подойдя поближе, мы всё равно вслушивались в долетавшие до нас обрывки фраз:

–…А ведь люди просто срываются с места и бродят по миру. Если они приходят в любой другой город – они становятся там отбросами, чужаками. Но только в Риме, принимающего в себя весь мусор: они имеют права и могут стать кем-то. И когда их новый дом в опасности – они берут в руки ножи и копья, и идут умирать за него. Человек готов умереть за то, во что верит; и Рим – даёт им эту веру. Они знают, что когда умрут, их детей назовут сыновьями героев, истинных римлян…

–…Говорят, что это генерал из Коринфа – людоед…

– Против одного нашего воина они смогут выставить десять!

– Нужно вести переговоры; у нас ещё есть шанс предотвратить эту войну.

– Война уже началась.

– Мы все погибнем.

– Этрусские города – встанут за нас стеной; вместе мы – непобедимы.

– Они бросили нас. Почему их армии до сих пор не здесь?! Мы – остались совсем одни. Нам не выстоять.

Мы услышали, как закричал во всю глотку, перекрикивая остальных ораторов, начальник городской стражи. К тому времени мы уже были на площади вместе со всеми; и слушали его пламенную речь, после которой каждый, кто способен держать в руках оружие – возьмёт его, чтобы сражаться против Рима. Я и сейчас помню, какими примерно были его слова:

– Мы победим их! Я знаю как – и мы это сделаем! Ведь всегда побеждали. Наши воины выстоят против них. Мы победим!

Вдохновлённая его речью, толпа на площади взорвалась воодушевлёнными возгласами.

Семь дней ветераны готовили молодых к будущим битвам. Начальник городской стражи объявил себя диктатором и отправил шесть гонцов в этрусские города, требуя от них военной помощи. Тогда, я ещё не знал, удастся ли моему городу выиграть эту война; у меня – была своя. Но даже о ней мне пока мало что известно.

В ожидании бойни, я почти всё своё время проводил вместе с Кассом. Я старался как можно больше узнать о нём; ему же, неожиданно, стал интересен я. Всё это время, пока знамёна римских легионов могли появиться на горизонте в любую минуту, а дни проходили в утомительных тренировках – без конца шел дождь, а ветер будто хотел снести этот город на другую сторону Тибра.

Дни проходили быстро; но все вместе складывались в целую эпоху. За это время я успел узнать о Кассе столько, сколько когда-то знал о Гелионе. Я всё никак не мог понять: почему он никогда не рассказывал мне о Кассе? Когда я задавал этот вопрос ему самому, он лишь пожимал плечами, но о чём-то всегда недоговаривал. И всё же, будь у нас в запасе больше времени – я всё равно не смог бы узнать его лучше.

Он был невысокого роста – глаза его всегда, где бы он не находился и с кем бы не разговаривал, были устремлены вверх. Его кожу покрывали родимые пятна. Некоторые галльские племена верили, что это – признак того, что за ним стоит вся сила предков из его рода. Он был сильнее и выносливее меня, да и всех остальных; только Гелион, наверное, смог бы одолеть его в борьбе или кулачном бою. Его образ был далёк от идеала мужской красоты, каким обладал Гелион; но он умел заставить других любить и уважать себя.

Ни Цери и ни один другой союзный город так и не пришел нам на помощь. Никто не осознавал, что эта война не за будущее Вей, а за существовании всей Этрурии. Римские легионы, по словам лазутчиков, тоже не стояли на месте. Они готовились выступить, чтобы подойти к городу и взять его в осаду. Только три сотни галльских всадников пришли нам на подмогу. Их вёл длинноволосый варвар, родившийся в седле и произносивший лишь одну фразу: смерть Риму. С их появлением, лучшие воины Вей готовились выступить в бой и не подпустить врага к своему дому; даже если в этой битве им придётся сражаться в одиночку.

Я взял широкий щит, крепкий шлем и острое копьё. Мой отец, оставшийся в городе, пролил несколько слёз, глядя на меня. Я отвечал ему, что лучше бы он занялся своим делом – запечатлел бы все эти героические часы на одной из своих великолепных амфор, которых у него больше, чем даже воинов у Вей. Он ответил, что эти часы – ему хотелось бы забыть. Вместе с ним, я старался шутить и смеялся больше, чем мне самому того хотелось. Полдня я проводил на боевых учениях; полдня в доме Касса; полночи я сидел рядом с отцом, крепко сжимая в руке копьё.

Я старался пошутить: когда я вернусь домой героем, мне придётся всем, кого я встречу в будущем, рассказывать эту историю. Даже если удача окажется не на моей стороне – боги не примут меня к себе на небо и я встречу вечность в роли призрака, рассказывающего из века в век одну и ту же историю.

– Раз ты, отец, художник – значит и тебе, так или иначе, приходится принимать на себя роль рассказчика, хоть и не произносишь при этом ни слова. Может, поделишься опытом и ответишь мне: как, глядя на себя, мне передать историю своей жизни?

Он взглянул на меня так, как больше никогда не посмотрит – ведь это была последняя наша ночь. Улыбка навсегда забыла, где находится его рот. Он сказал:

– Размышляя о потусторонних вещах, ты всё равно, так или иначе, возвращаешься к себе. Истинный талант: всё время рассказывать о чём-то совсем уж глупом, произнося при этом истины, мудрость которых поразила бы саму богиню. Вещи, которые кажутся нам, сын, несвязанными между собой – связаны прочнее, чем мы только можем себе вообразить. И ты, если переживёшь грядущую битву – станешь одним из тех рассказчиков, которые смогли бы взять в руки кувшин, – он обеими руками поднял с пола одну их своих амфор, протягивая её мне, – и стал бы рассказывать о нём – только о нём, не сменяя темы; но сделал бы это так, что под конец твоего рассказа – слушатель будет знать о тебе всё. Даже кончик твоего ногтя связан со всем, что происходит в мире.

На рассвете, наше войско покинуло родные Вейи, чтобы не вернуться туда никогда.

Нас вёл за собой диктатор – лучший из воинов, равных которому не было ни в одном из поединков. Когда солнце уже близилось к закату, а люди, оставшиеся в своих домах, начинали готовиться к ночи – мы встретились с вражескими легионами и начали приготовления к битве.

Первыми пошли в бой римляне: они отправили на верную смерть велитов – плебеев-копьеметателей. Лучники быстро не оставили от их рядов ни одного живого места – все стали едиными с землёй.

За нами, в бой пошли гастаты, ровным маршем приближая неизбежное. Диктатор повёл наши ряды к ним навстречу, не в силах дожидаться, когда сам сможет зубами вонзиться плоть врага.

Римские щиты – пробить невозможно; они стояли нерушимой стеной перед нами, делая поочерёдные выпады кинжалами и быстро возвращаясь в строй. К ним всё время подходило подкрепление, в виде союзных отрядов триариев и принципов – мы выставили копья вперёд и расширили линию фронта, не давая врагу взять нас в кольцо. По мере того, чем ближе была к нам ночь – отличать своих от чужих становилось всё труднее. Мы стояли с Кассом плечом к плечу, прикрывшись щитами; били в сторону, откуда приходили удары врага. Битва, какой бы долгой она ни была – это всегда одно единое мгновение ужаса, перед которым даже лучшим из лучших приходится сдаться. Крики уже не живых, но ещё и не мёртвых – сводили тех, кто ещё стоял по обе стороны фронта, с ума. Поле устилала уже не трава, а огромный и ужасный ковёр из живых и мёртвых человеческих тел. От ужаса и ран погибало больше, чем от копий и стрел.

Когда рассвет был уже близок, диктору стало ясно, что наши войска потеснили врага куда сильнее, чем они нас. Казалось, одного удара хватит, чтобы добить остатки римского войска. Настало время сломить их и принести победу родным Вейям. Он дал заветный сигнал галльским всадникам, которая должна была зайти врагу с флангов и сокрушить оставшиеся у него силы. А римскому орлу, по всему, суждено будет найти свою гибель на острие этрусского копья.

Галлы действительно пришли на помощь; но не нам, а римлянам. Этруски не успели развернуть свои ряды, чтобы встать во второй фронт; а уже спустя несколько минут было уже поздно. Одни за другим герои гибли под чередами предательских ударов.

Диктору удалось сбить с сёдел и разбить черепа не одному десятку галлов; но он искал того самого, длинноволосого, не насладившись смертью которого не мог покинуть этот мир. Но он сам нашел его.

Галльский вождь слез с коня и натянул тетиву лука, заряженного стрелой.

– Зачем? – спросил диктатор.