Имя нам легион. Чертово болото

Естественно, что за почти триста лет, минувших с момента окончательного покорения Сибири, деревня разрослась, старые дома ушли под землю, а на их месте появились новые, практически современные избы Советской эпохи. Старинным, неопрятным призраком прошлого, ровно посредине населенного пункта, на небольшом холме, окруженная заросшим, давно не используемым кладбищем, стояла по сей день покосившаяся, древняя церковь, выполненная, как и все в округе из потемневшего листвяка.

Сложенная из природных камей, ограда церкви, образуя практически ровный круг, была сокрыта осенним туманом и еле виднелась через окно автомобиля, в отличие от самого церковного строения, которое возвышалось над прочими домами из-за невысокого холма, под ее основанием.

Пустым, перекошенным зевом заброшенной колокольни, покинутый объект христианского культа широте сибирских лесов безмолвно повествовал о давно минувших временах человеческих подвигов.

В детстве Денис любил, тайком пробираться в церковь, дабы, рискуя здоровьем, с вышины пустой, рассохшейся башенки, взглянуть на дымчатые, таежные дали в час раннего рассвета.

В девяностые годы все казалось унылым и серым, без перспектив в будущем времени и церковь, невольно ассоциировалась с тем страшным будущим России, которое взрослые передавали друг другу из уст в уста, путем политических прогнозов, в долгих, ночных, приватных беседах.

Но ничто не вечно. За черной полосой, всегда настает полоса, если не белоснежного цвета, то вполне сносного, беловатого оттенка. Тяжелые времена миновали. Ситуация стабилизировалась и даже церковь обросла дополнительным забором из строительных лесов, получив статус исторического памятника, правда без достойного финансирования на реставрацию.

Неведомые рабочие, начавшие работу, даже соорудили трансформаторную подстанцию и вывесили прожектора, чтобы освещать небольшую строительную площадку вечером и ночью.

Однако, как водиться у нас в России – лихое начало работы, не означает скорое ее завершение. С подросткового возраста Дениса воз остался на месте. То ли фирма отмыла на историческом памятнике достаточно денег, то ли банально распалась, как это часто бывало в нестабильные времена.

С самого въезда в деревню становилось понятно, что сам Бамбуй, вопреки веяниям современности, пережив краткую пору постперестроечного расцвета, будто бы так и не решился выбраться из болота прошлой эпохи.

Удручающее зрелище врезалось контрастом в широко распахнутые глаза Копылова.

«Все-таки особенности детского восприятия таковы» – невольно подумалось Денису, остановившему машину на въезде – «что все вокруг видеться более широко и ярко, чем есть на самом деле. Взрослея, мы теряем эти свойства»

Было от чего задуматься – светлые сады населенного пункта, полные зеленых, густых берез, черемухи и пушистых тополей превратились в облезлые, плохо оборудованные, отсыревшие подворья осени.

Цвет серого дерева удручал, а запах опрелой сырости не мог переварить внутри себя даже навороченный кондиционер автомобиля, от чего разнообразные тона гнили и плесени коснулись ноздрей, плотно поселившись внутри легких.

Людей практически не было. Но они все же, пусть и редко, попадались по дороге, что заставило Копылова мысленно перекреститься и поблагодарить мир, за окончание странного, одинокого наваждения, затронувшего душу возле дедовского дома.

Пускай всего несколько раз за весь путь лениво поднималась та или иная голова над покошенным забором, безучастно наблюдая вслед дорогому внедорожнику – это все же было намного лучше, чем полное отсутствие людей в Бамбуе.

Прежней плотности местной публики уже не осталось – девяностые годы выкосили, выдворили вон лучшую половину населения деревни, оставив на месте только самых отчаянных, а посему малоинтересных для общения, проходимцев и забулдыг, не стремящихся ни к чему, кроме сиюминутной радости от употребления дешёвого алкоголя.

Смелая попытка обратить деревню в дачный поселок также не привела к успеху – множество заброшенных халуп на окраинах, собранных здесь на скорую руку городским людом, поражали густотой заросших колючим кустарником огородов.

Нужно было трогаться вперед и Копылов, стараясь не спешить, чтобы не разминуться с незадачливым Воронцовым, медленно повел внедорожник вглубь деревни.

Под колесами мелькнул проблеск старого, зернистого асфальта в центре населенного пункта, как напоминание, что цивилизация находиться где-то рядом, чудом не разбитого за годы эксплуатации колесами лесовозов и гусеницами бульдозеров.

Знакомый поворот направо возле кирпичного здания почты, потом еще раз направо возле заброшенного дома и взору Дениса открылся хорошо знакомый магазин, абсолютно не изменившийся за эти годы.

«Конкурентов у заведения здесь практически нет – это понятно. Но разве хозяину магазина самому не стрёмно от покосившейся вывески с выцветшим названием «Сосновый бор»? Все-таки себя уважать нужно, как бизнесмена, а не только собирать с деревенских жителей ежемесячный побор путем безальтернативных продаж просроченных товаров» – с раздражением пробурчал Копылов у себя в голове, осторожно паркуясь возле крыльца заведения и глуша мотор.

Раздражаясь чужой беспечности, Денис вышел из теплого салона под освежающий, тихий ветер осенней непогоды, неприятно получив в лицо горсть ледяной, воздушной пыли мельчайшего дождя, начавшегося по дороге сюда.

Воронцова нигде не было, будто след простыл. Быстро поднявшись по скрипучему крыльцу к полурастворенной, облупившейся двери, Копылов решительно вошел внутрь, искренне радуясь тому, что у магазина не наблюдается никого из местных жителей, чье внимание так не хотелось привлекать.

Единственным живым существом в этом районе являлась только большая, грязношерстная и явно больная собака, лежащая на боку. Животное судорожно дышало, обращенное спиной к Копылову, явно собираясь издохнуть возле забора соседнего приусадебного участка, прилегающего к магазину.

Ни сил, ни времени, ни желания помочь умирающему псу у Копылова не было, а поэтому он постарался не заострять внимание на печальном, последнем акте уходящей жизни.

Грузная, одутловатая продавщица, сидящая за прилавком, нехотя обернулась на звон колокольчика, висящего у входной двери.

Как же безобразно она себя запустила! Лохматая, грязная голова была полна бесцветных, спутанных волос. Маленькие, карие, мышиные глаза с поволокой, оставшейся после вчерашней попойки, смотрели бездумно и безучастно. Крупный нос, слегка смещенный в сторону, соседствовал со старой, засохшей ссадиной на правой, веснушчатой щеке.

Рабочая одежда была также неопрятна, как и ее хозяйка. Видавший виды форменный синий фартук и серая, древняя как мир, посеревшая от времени белая блузка с длинными рукавами, украшенными разными ниточками и завитушками – первейшая мода постсоветских времен.

– Чем могу быть полезной? – неожиданно ласково спросила продавщица, блеснув ровным рядом чистейших, белых зубов, что поразило Дениса едва ли не сильнее, нежели разруха вокруг.

– Извините за беспокойство. Сюда не заходил молодой парень в спортивном костюме?

– Дениска то? Воронцов? – сразу догадалась продавщица о ком идет речь, – вышел минут пятнадцать назад и пошёл в другой магазин. Хоть я и пыталась его вразумить. Ни здесь, ни в другом заведении товара нет. В Бамбуе, как видите, торговля кончилась.

В легком замешательстве Копылов оглядел пустые, запыленные полки магазина:

– Да… не густо… – раздосадовано произнес он, понимая, что образ хорошего, плотного чаепития с продавцом развеивается внутри головы, – ревизия? – спросил он продавщицу, прекрасно зная ответ.

– Она самая, милый, – легко согласилась с версией Копылова неопрятная продавщица, – ты уж прости, не к доброму часу вы с Дениской заходили. Хозяин велел товар весь распродать, последнее описать и вывезти. Сам понимаешь, что торговли тут ни какой. Последние дни дорабатываю.

Словоохотливость незнакомки была понятна. Видимо сказывалась скука последних рабочих дней и полное отсутствие посетителей.

– Что осталось то хоть?

– Могу предложить разве что тушенки. Остальной ассортимент уже распакован по коробкам и опечатан.

– Давайте, – согласился Денис, грешным делом радуясь, что благодаря привычке, усвоенной еще со времени первых потуг построить свой бизнес, в салоне любого авто возить в бардачке несколько пачек китайской лапши, а в недрах багажника армейский сух паек, как неприкосновенный запас на чёрный день, чугунный котелок и самый простой пакетированный чай.

Перемешиваясь с любым доступным продуктом, лапша быстрого приготовления давала маломальский приток калорий в истощенный организм, при этом ее вкусовые качества пусть минимально, но соответствовали походным условиям дальних дорог.

«Сух паек, придется вскрыть сейчас, чтобы пообедать и довести до ума затянувшуюся сделку, а по возвращении в Братск заехать в военторг» – подумал Копылов, расплачиваясь за две банки заведомо просроченной тушенки:

– Сдачи не нужно, – вслух сказал он странной продавщице и даже постарался выдавить из себя улыбку понимания.

Собака так и осталась неподвижной. Запах разложения, достигший ноздрей, позволил понять, что большой и грязный пес, с серыми, длинношерстными боками давно мертв и больше никогда не сдвинется с места. Его надрывное дыхание то ли почудилось Денису, то ли являлось следствием шевеления шерсти под усиливающимися порывами ветра.

Непогода набирала силу, раскрашивая небо в сине – чёрные тона бури. Большие, кучные, набрякшие облака единым пологом быстро текли по небу, обещая в ближайшем времени изменить мелкое, водяное крошево, падающее сверху, на струи самого настоящего, густого ливня.

«Странное место. Понятно, почему Воронцов спешил как можно скорее избавиться от дома… Если я соглашусь на покупку, это будет одним из самых неудачных моих вложений, за последнее время» – у Дениса появилось осязаемое, непреодолимое желание немедленно уехать отсюда.

Хлопнув дверью и небрежно кинув звякнувшие банки тушенки на заднее сидение, Денис переключил автоматическую коробку передач в положение движения, решив, во что бы то ни стало объехать злополучные места до конца в поисках продавца, чтобы еще раз серьезно взвесить перспективы покупки, благо на это требовалось совсем немного времени.

Все те же редкие, равнодушные лица, мелькающие над заборами, занятые своими неинтересными, мирскими делами. Люди напоминали марионеток в неинтересном кукольном театре, исполняя по воле невидимого кукловода каскад заученных, унылых и однотипных действий.

Все то же запустение и тишина. Ни машины навстречу, ни детских игр в подворотнях, ни крупных животных выискивающих последнюю траву и конечно, что бесило больше всего, полное отсутствие потерявшегося Воронцова.

Вторым значимым объектов в деревне была покрытая черным асфальтом, небольшая площадь у местного Дома Культуры. Полукруг потрескавшегося полотна был практически пуст в обеденный час.

Впрочем, небольшая группа молодых людей обоих полов, все же сидела по старой, доброй, уркагановской традиции прямо на корточках на крыльце Дома Культуры, игнорируя стандартные лавки неподалеку. Все члены компании, не переставая монотонно жевать, молча смотрели на приближающегося Дениса, не выказывая ровным счетом никаких эмоций.

– Привет ребята, – поздоровался с ними Копылов, как можно более приветливо, приблизившись на безопасное расстояние. Холодные пальцы Дениса, нервно поглаживали в кармане штанин взведенный в боевое положение, небольшой травмат, – давно сидите тут?