История села Мотовилово. Тетрадь 8 (1926 г.)

– Есть, да однощёкий. Ванька его уронил с лавки, щека-то у гребня и отшиблась.

– На вот денег и покупай, – коротко сказал Василий.

Василий Ефимович, деятельно готовился к весеннему севу. Хозяйственным глазом осмотрев инвентарь: плуг, борону и оральный хомут, решил сходить в амбар, подсортировать просевая через большое решето, семена, предназначенные для посева. Любуясь золотистым, полным, как надутым, зерном овса, он сквозь пальцы цедил его, в душе радуясь добротностью его налива.

Бабушка домой вернулась с новым гребнем. Держа его в руках, она хвалилась:

– Вот какой отхватила, теперь попряду себе в потеху.

– А сколько уплатила? – спросила ее Любовь Михайловна, цедя молоко в кринки.

– Гривенник! – с нескрываемым довольством ответила бабушка.

Кошка, извещая о своем присутствии и готовности полакать молока, жеманно терлась о ноги хозяйки в ожидании подачки. У ребятишек, завидя молоко, тоже разгорелся аппетит, но поскольку был пост, они, не смея просить молоко, запросили обедать.

– Вот процежу молоко, и обедать будем. Отец-то чай скоро придёт!

Семья, помолясь богу, уселась за стол. Бабушка, взяв в руки большой каравай, с молитвой, надрезами ножа перекрестив его, принялась резать его на ломти, а нарезав, подала каждому, сидящему за столом по большой ковриге. Хотя и постная была пища, но семья дружно и аппетитно поедала все, что было подаваемо матерью из чулана, на стол.

– Ты бы дольше там торчал! – с упреком встретила Любовь Михайловна, возвратившегося из амбара мужа.

– Я вовсе там не торчал, а семена просевал, к посеву их готовлю, – хладнокровно ответил Василий молясь на образа и присаживаясь с края стола на стуле.

Во время обеда к Савельевым зашёл Венедикт Иванович. Он по просьбе Василия Ефимовича, принёс ему краски фуксину, для покраски при точке деталей каталок.

– Хлеб да соль! – поприветствовал хозяев Венедикт.

– Садись обедать с нами! – из-за вежливости ответил ему Василий.

– Нет, спасибо, я только-что из-за стола, – по стандартному ответил тот. – Эх, семья-то у вас порядочная, да видать большинство женихи, – удивленно произнёс Венедикт.

– Да вот, старшего-то жениха женить собираемся, а он ещё в годы не вышел. Восемнадцать-то ему только осенью в Михайлов день, исполнится, а женить-то после Пасхи хотим, да опасаемся, поп, пожалуй, венчать не будет, – в ступив в разговор, длинно высказалась перед Венедиктом, мать Миньки.

– А ты, Василий Ефимыч, по этому поводу обратись в ЗАГС, – услужливо предложил Венедикт.

– Это что за ЗАГСА? – не осведомленно спросил его Василий.

– А ты разве не знаешь? – А кабы знал, не спрашивал.

– Это такая советская организация, где младенцев по-новому крестят, парней женят и покойниками на тот свет, сопроводиловки пишут, – с чувством знатока, в шутейном тоне, пояснил Венедикт.

– Уж, как и назвали Закса, получше-то не смогли назвать-то? – критично высказался Василий.

– Да она, так только называется сокращённо, а фактически она как-то расшифровывается.

– Ну, как? Расшифруй! – настаивал Василий.

– Да я, и сам-то позабыл. Знал, а вот сейчас подробности запамятовал.

– Эх, чтобы тоже не забыть, записать надо, – спохватился Василий и взяв помазок, обмакнув его в зеленую краску, на белом боку печной трубы вывел слова «ЗАКСА».

– Да не Закса, а ЗАГС, – поучительно поправил его Венедикт. Одним словом, эта новая организация, находится в Арзамасе, а на какой улице не скажу, сам не знаю, там найдёшь, кого-нибудь спросишь.

– Тогда я, пожалуй, в пятницу в город-то и поеду, – проговорил Василий. – Надо дело-то до конца доводить, парень-то совсем жениться настроился, – от этих отцовых слов Минька стыдливо заёрзал по лавке.

– А то к архирею съездий, – дополнительно посоветовал Венедикт.

– Архирей-то и без ЗАГСа все дело уладить может. Объясни ему, так, мол, и так, семья моя большая, а работников всего четверо. Он войдёт в положение и даст нашему попу указание, чтоб он обвенчал.

– Да, если с Заксой ничего не получится, то на самом деле, придётся обратиться к архирею, он ведь в Нижнем Новгороде проживает? – с целью осведомления спросил Василий Венедикта.

– Конечно там. Он над церквами всей губернии правит. А то вот что: обратись-ка ты в Арзамасе к Дометиану – он все дело устроит, – пояснил Венедикт.

– Ну, большое тебе спасибо за подсказ!

– Ничего не стоит, до свиданья.

– Всего хорошего!

– Ну, вы все-же, и дьяволы! – обрушился Василий на ребятишек, которые во время разговора отца с посторонним человеком, переговариваясь о чем-то между собой спорили. – Галдят, как супостаты, слова вымолвить с людьми не дадут! – укорял он непоседливых детей.

Вечером, того-же дня, бабушка Евлинья, сидя в верхней комнате раздумывала сама про себя: «Евдокеи (1 марта) давно прошли, в прощальное воскресенье на масленице были. Помню, в тот день воды много было. По приметам: «курица напилась». Герасимы-грачевники (4-го марта) тоже прошли, и сорок святых мучеников (9-го марта) «жаворонки», тоже миновали. Скоро «Лексей божий человек» – «с гор вода» (17-е марта)».

– Вась, ты, когда думаешь в погреб льду-то набавить, а то скоро 19-е марта «Дарьи-грязная пролубь» будет, тогда уж поздно будет. На озере-то вода появится, – предупредительно напомнила бабушка Евлинья сыну.

– Завтра, я итак над этим вопросом подзадумался. Завтра, пожалуй, наколем набьём, – отозвался Василий.

Бабушка Евлинья отговев на первой неделе, весь пост держала себя в благоговейном настроении, иногда по вечерам в сумеречной полутьме, собирала вокруг себя ребятишек-внуков: Ваньку, Ваську и Володьку и пела божественные стихири:

Унывай, унывай душа моя!

Уповай, уповай на вышнего!

Я, Твоя овца заблудшая,

Твоего стада оставшая!

Уловил, уловил: диавол враг!

И поверг меня в пучину – мрак.

Лишь надеюсь я на богородицу!

За меня она заступится.

Ты кого пошлёшь владычица!

Или ангела, хранителя, – иль сама сойдёшь, заступница!