Индульгенции

Женя медленно мешает кофе и вроде как собирается что-то спросить, но не решается. Так проходит несколько минут, пока я не открываю рот, чтобы выдать очередное формальное «как дела там-то», и меня опережает прямое женино «Что у тебя стряслось?»

– Да, просто… на работе навалилось.

– С тебя не сваливается уже лет пять, но такой убитой на вид ты бываешь далеко не всегда. С Андреем какая-то херня опять?

Догадка Жени заставляет мня прочувствовать укол боли прямо в середину черепа и вздрогнуть. Надеюсь, не очень заметно.

– Опять? С чего бы? – стараюсь изобразить возмущение, но выходит довольно дрянно и больше похоже на извинение.

– Да он у тебя какой-то странный вообще, – пожимает плечами Женя. – Ты, вроде как говорила, что он успешный малый, а по факту – вечно куда-то мотается, за душой ничего нет, поговорить с ним не о чем. Во всяком случае, с трезвым.

– О вкусах не спорят, – отвечаю насколько возможно холодно, хотя голос предательски дрожит.

– Да я-то с твоими вкусами всяк спорить не стану, не мой профиль, – ухмыляется Женя. – Вопрос в том, что тебе с этим жить, и судя по одному обстоятельству, жить еще долго.

– Ты задрала меня своими намеками. Думаешь, он плохой муж и отец только потому, что у него нет дома на Крестовском и личного вертолета?

– Нет, просто потому, что он неудачник.

И вот это была последняя капля. Ну, явно не стоило Жене так перегибать палку, даже с учетом того, что она по жизни простая, как валенок.

– Посмотри на себя, если уж на то пошло.

– Уау, – Женя отодвигается вместе со стулом и принимает оборонительную позу. – А ведь нормально же общались, не?

– Ты начала всю эту хрень, – уже не стесняюсь повышать голос. – Я тебе просто и прямо ответила, а ты начала копаться в моем грязном белье и решила подключить к этому меня саму. Зачем? Давно не ссорились?

– Да уймись ты, львица, – Женя смеется и выпивает полчашки кофе залпом. – Господи, какой же дрянной «паулиг» у них, в Макдоналдсе, и то вкуснее.

– Я так смотрю, ты слила тему?

– Конечно. Нашла дуру, спорить с тобой насчет твоей прелести. Сомневаюсь, что ты кого-то, включая ребенка, будешь защищать так же, как этого гражданина.

– Он мой муж, – почти шепчу в ответ, ощущая, насколько сильно пересохло в горле. – И скоро станет отцом моего ребенка. Я думаю, на этом можно остановиться.

Женя пожимает плечами, и мы молчим снова. Я пытаюсь уцепиться хотя бы за одну мысль, которая не могла бы вывести на разговор об Андрее с последующим выцарапыванием друг другу глаз, но сейчас буквально все, что приходит мне на ум, ведет именно в этом направлении, и я хотела бы, чтобы Женя, с ее вечной жизнерадостностью и этакой милой пошлостью вырулила мое состояние в направлении взлета, ради чего я с ней сейчас и встретилась, но пока ничего не выходит, и я тянусь за кошельком, чтобы…

{9}

…перебираю в уме варианты того, как он отреагирует. Зазевавшись на светофоре, получаю мощную отдачу сигналами сзади и прерываю очередную фантазию. Почему-то каждый раз, когда я хоть на секунду перестою на светофоре, обязательно находится урод, считающий своим долгом посигналить. Причем, сдается мне, всегда это мужик – неудовлетворенный, скучный, жирный и тупой. И среди всего этого мне достался Андрей – бодрый, интересный, разносторонне образованный, хотя и работающий в не самой интеллектуальной сфере. Поэтому я и боюсь спугнуть его моим сегодняшним откровением. Впрочем, исходя из того, что я знаю о нем, ничего плохого не случится, и все же…

Опять зазевалась. Все, больше никаких прогнозов и рассуждений. Будь, что будет. Надеюсь, я достаточно хорошо знаю Андрея, и все пройдет, как надо. Впрочем, необходимо и достаточно того, чтобы он отреагировал на эту новость не так же, как я сама. У меня была истерика со слезами, всякой чушью про то, как теперь жить, и удивленными вопросами узиста на тему того, как я осталась без отца ребенка. А я ведь просто привыкла думать, что я одна и до сих пор переосмысливаю все события в жизни именно с этой стороны.

– Ты почти ничего не ешь, – спокойно, без волнения в голосе, но слегка настороженно замечает Андрей.

Я молча киваю, хотя здесь надо бы придумать какую-нибудь отговорку.

– Что случилось? – он отставляет тарелку и пристально смотрит на меня, изучая, как мне кажется, каждый сантиметр моего лица. – Опять что-то на работе?

– Нет, – понимаю взгляд, хотя хотела бы провалиться сквозь землю. – Нет, там все хорошо.

– А где плохо?

– Да, наверное, нигде, – вздыхаю. – Мне надо тебе кое-что сказать.

– Так смелее, милая, – Андрей пересаживается на стул поближе ко мне и кладет руку мне на плечо. – Тебе от меня нечего скрывать, поверь.

Почему-то в моем затасканном за день сознании возникает ответный вопрос «А тебе?», но это полная чушь, просто результат дикого волнения. Теперь осталось собраться с духом, рассказать долгую предысторию того, как я все узнала и с кем говорила и как это все…

– Я беременна.

Фух. Вот и все, а ты боялась. Главное – не готовиться слишком долго. Теперь следи за его реакцией. Так, глаза отвел. Плохой знак. Очень плохой.

– Вот так вот, – зачем-то добавляю и пожимаю плечами, словно извиняясь.

– И какая неделя?

– Четвертая, – шепчу, предчувствуя какое-то неприятное продолжение.

– Это ужасно, – качает головой Андрей. – Просто кошмар.

У меня мгновенно пересыхает во рту. Такого прямого ответа я, честно говоря, не ожидала, но и задавать уточняющие вопросы не вижу смысла. Просто молчу.

– Ужасно, что ты уже на четвертой неделе, а мы еще не придумали, какое имя дать мальчику, а какое – девочке. А продумывать надо заранее, милая, – он улыбается и крепко обнимает меня. – Я самый счастливый мужчина на свете. Это лучшая новость за всю мою жизнь.

– Правда? – я теряюсь, тону, растекаюсь по его объятьям, и мозг окончательно отключается, оставляя волю чувствам, и я начинаю рыдать.

Андрей успокаивает меня, приносит стакан воды, чтоб мне легче было уняться и начинает строить планы того, как мы обустроим детскую, и что он собирается в связи с этим предпринять. И в этот момент я окончательно понимаю, что счастье, за которым я так гналась все эти годы, но до которого никак не могла дотянуться, настало. Просто пришло вот так, внезапно, на фоне признания, которое могло бы привести к каким-то печальным последствиям, будь Андрей слабым и безответственным ничтожеством, каким его считают некоторые мои знакомые. И теперь я понимаю, что верить в мужчину – значит обеспечивать себе путь к этому счастью. А остальное неважно. Остальное придет.

Я быстро моргаю и оказываюсь у себя на кухне. В какой-то момент я словно отключилась от происходящего и утонула в мыслях так глубоко, что сейчас даже не могу понять, о чем думала. Впрочем, сейчас, стоит мне присесть и хотя бы несколько секунд ничего не делать, как я начинаю думать о том, что будет со мной и Андреем в ближайшие несколько месяцев. Не понимаю, почему, но мне становится жутко тревожно от этих мыслей. Или сначала меня посещает какая-то тревога, а потом уже я начинаю разбираться, с чем она может быть связана, и прихожу только к мыслям о нашем будущем с ребенком. Это странно для женщины, как мне кажется, но я только сейчас, уже забеременев, впервые задумалась о самой возможности иметь детей, смотреть, как они растут, как становятся взрослыми, самостоятельными, как уходят жить своей жизнью и навещают тебя раз в месяц, а то и раз в полгода в выходной. До этого ничего подобного не было, и я всю жизнь жила вроде как в стойкой уверенности, что у меня-то всего этого точно не будет, а будут лишь работа, от которой дохнут кони, ну и я – бессмертный пони.

Поворот ключа в замке заставляет меня вскочить и помчаться в прихожую.

– Привет, – вымучивает с порога Андрей и небрежно целует меня в щеку. – Неужели этот день все?

– Устал? – обнимаю его нежно, но крепко. – Иди сразу в душ. Я сейчас все доготовлю, и будем отдыхать.

– Боже, благодарю тебя за эту женщину, – смеется Андрей.

Я показываю ему язык и ухожу на кухню, старательно виляя попкой – так, чтобы ему это было заметно. Впрочем, в последние дни нам что-то совсем не до секса. Он работает на износ, мотаясь по городу, хотя и зарабатывает меньше меня, сидящей в офисе и перебирающей бумажки. После того, как логистический бизнес, который он вел с партнером, рассыпался, в его жизни настали действительно тяжелые времена, но меня этим было не запугать. Если бы решающим фактором в выборе мужчины для меня были деньги, мне следовало бы облизывать страницы «Форбс» и ждать чуда, но это не в моем стиле. Я понимаю, что ему тяжело сейчас, и что он наверняка думает о разнице наших доходов и прочей чуши, которую навязывает нам общество, но это все не играет никакой роли, когда мы собираемся дома и просто ужинаем вдвоем. Я научилась видеть прекрасное в простых и привычных вещах, и это здорово. Это и есть то, что называют мудростью. К счастью, мне не пришлось ждать сорока или пятидесяти, чтобы достигнуть этого понимания истинной ценности вещей, и времени на то, чтобы насладиться простым семейным счастьем, у меня еще вагон и маленькая тележка.

Я лежу, положив голову на колени Андрея. Уставшая, но довольная. Андрей лениво переключает каналы и оставляет, в итоге, на новостях, хотя мне больше хотелось бы чего-то романтического, нежного, сопливо-розового. Но его слово сейчас – закон, потому что я хочу, чтобы он чувствовал себя здесь хозяином.

В новостях рассказывают о жутком инциденте – муж удушил подушкой гражданскую жену ради того, чтобы жить с любовницей. Сожительница, по его словам, грозила судом если он уйдет – она могла доказать, что они жили вместе три года, а это может являться основанием для раздела имущества. И ради того, чтобы все прошло по-тихому, он пошел на убийство. Где здесь логика, мне не очень понятно, да и думать об этом мне совершенно не хочется, но почему-то эта история меня немного задела – по крайней мере, ее суть кажется мне очень печальной и не только потому, что есть люди, способные на такое, но и потому, что все могло решиться совершенно иначе. Почему-то мне страшно от мыслей об этом и я решаю поделиться этим с Андреем.

– Иногда я не понимаю людей, – вздыхаю я.

– В каком смысле?