Индульгенции

– А почему?

– По результату собеседования, – Андрей пожимает плечами и говорит так, будто это само собой разумеющееся. – Я был раздавлен тем, что мне отказали, и у меня даже были некоторые соображения на счет того, почему так вышло.

– А именно? – Олег кладет подбородок на ладонь, не отрываясь взглядом от лица Андрея.

– Я знал, что босс той фирмы, куда я хотел устроиться, может быть знаком с Шурой. В этом бизнесе все друг друга знают – в той или иной мере. Одна кухня, одна тусовка. Но я не подумал бы, что меня могут так кинуть через… – Андрей прерывается и покашливает. – Простите. В общем, меня как обухом по голове жахнуло, и я потерялся. Просто не мог пойти домой, к жене, с очередным признанием того, что я – жалкий неудачник…

– Перестань, – не выдерживаю я. – Не смей так говорить о себе. Никогда. Иначе кто, по-твоему, я?

– Давайте отложим эти вопросы на потом, хорошо? – ледяной тон Олега затыкает и меня, и начавшего было снова оправдываться Андрея. – Как долго Вы сидели в баре? Кто-то говорил с Вами, Вы покупали кому-то выпить?

– Нет, точно нет, – качает головой Андрей. – Я просто сидел и надирался. Это отвратительно, но это правда.

– Хорошо. И во сколько он вернулся домой? – обращается ко мне Олег.

– Около полуночи. Может, чуть позже, – пожимаю плечами и морщусь, пытаясь вспомнить тот вечер – отвратительный, но перенесенный мной как-то на редкость спокойно, без особых эмоций, кроме тревоги за Андрея. – Это имеет значение?

– Если вспомните точное время – будет лучше.

– Я попробую поковыряться в телефоне, – киваю. – Дайте время.

– Наверняка, Шура следил за ситуацией, – внезапно начинает цедить Андрей. – Следил за мной. Сукин сын никак не может забыть былых обид и хочет сломать меня начисто.

– Ты знаешь, нас никто не сломает, – неловко пытаюсь подбодрить любимого.

– Это же Шура, а не судебный пристав с гайцовским штрафом, – усмехается Андрей. – Он не простит меня за то, что я оставил его с его мутками и не дал навариться по максимуму, распродать активы а не спустить все так, как того требовала ситуация. Он не из тех, кто просто отпускает.

Я вижу, как дрожат губы Андрея, когда он говорит, и сейчас это начинает меня пугать. Как бы это все не довело его до настоящего нервного срыва и не сломало по-настоящему. Конечно, я верю в него, но все происходящее – это уже слишком даже для самых закаленных.

– Итак, у нас нет толкового алиби, а у них есть результат экспертизы, – говорит вроде как сам себе Олег.

– Экспертизы? Какой еще экспертизы? – Андрей слегка привстает и белеет.

– Генетика говорит против нас, – отвечает ему Олег. – Но мы-то прекрасно знаем, что даже получить материал можно в общественном месте, а подделать экспертизу – вообще не вопрос.

– А как они могли получить какие-то…эээ… генетические образцы? – не понимаю я.

– Волосы, кожа, да что угодно, – машет рукой Олег, будто говорит о чем-то совершенно плевом. – Фактически, достаточно умело проведенного рукопожатия или похлопывания по плечу, чтобы получить правильный образец ДНК и потом нарисовать экспертизу, подтвердить соответствие данных которой дальнейшим проверкам не составит труда. Но я буду пытаться ходатайствовать о проведении другой независимой экспертизы, так что не отчаивайтесь.

– Что мне сейчас делать? – нервно потирая руки, спрашивает Андрей.

– Ждать, надеяться и ни с кем – повторяю, – ни с кем не говорить без меня, – он кидает взгляд на меня и добавляет. – Даже с женой нежелательно.

– Почему? – искренне возмущаюсь я.

– Со временем Вы поймете, – усмехается Олег и закрывает свой ежедневник. – Увы, но времени у Вас на это, скорее всего, хватит.

Судя по взгляду Андрея, он, как и я, понял значение этой фразы в самом худшем ключе, и я ищу, что бы еще спросить у адвоката, но на ум приходят одни истеричные вопли – «Почему?», «За что?», «Как они могли?», и я предпочитаю промолчать, а Олег говорит, что у нас с Андреем есть пара минут, и мы также сидим и молчим, потому что между нами зависло странное чувство, будто…

{10}

…он накрывает лицо руками, и я подхожу к нему и сажусь перед ним и кладу голову ему на колени.

– Ничего страшного, милый, это все временно.

– Не знаю, – он качает головой, отчаянно растирая лоб ладонями. – Я не знаю, пройдет ли это когда-либо.

– О чем ты? – бормочу, не скрывая тревоги.

– Ты же не думаешь, что я поехал домой с работы крытый, под наркотой? Ну, серьезно.

– Конечно, нет, – смущенно отвечаю и встаю. – Я знаю, что ты…

– Нет, ты можешь предполагать, что я мог выкинуть такой прикол, но прощать меня, потому что мы вместе. Но я хочу… – он встает, берет меня за плечи и слегка сжимает, но совсем не больно. – Я очень хочу, чтобы ты верила мне. Чтобы ты поняла, что это была чистая подстава.

– Почему ты думаешь, что я тебе не верю?

Он пожимает плечами и садится обратно. Отпивает немного сока из непочатого стакана. Конечно, меня смутило кое-что в его виде, когда я приехала в больницу, где проводили его освидетельствование. У него были сильно расширены зрачки, и он смекнул, что я это заметила, и объяснил, что сутки не спал, почти постоянно работал, и что такое бывает от переутомления. Тем не менее, врачи решили иначе. Да и полицейские вместе с ними. Когда мне объяснили, что у него могут быть серьезные проблемы, и чтобы закрыть глаза на какие-то неведомые мне нюансы, нужно срочно внести определенную сумму денег, не говоря о крупном штрафе, я словно впала в какой-то ступор и долго не могла понять, что именно происходит и как мне поступить. Когда я вновь увидела несчастное лицо Андрея, испытавшего, как я догадываюсь, муки ада в то время, как его прессовали полицейские, вопрос был решен сам собой. Конечно, я заплатила за него, ведь у него с собой было совсем немного наличных, и, как объяснили доблестные блюстители порядка, «такими суммами вопросы не решаются».

– Мне просто больно от самого факта, что я был вынужден просить тебя о помощи.

– Да это все чушь полная, милый, – немного раздраженно отвечаю я. – Главное – что у тебя не будет больших проблем.

– У меня будут проблемы с работой, – качает головой Андрей.– Какое-то время.

– И что?

– Да понимаешь… – он встает и начинает мерить кухню шагами. – Это просто невыносимо. Я ведь знаю, что освидетельствование поддельное. То есть, я точно знаю, что у меня в крови ничего не было. Понимаешь?

– Зато они на тебе сделали план по наркоманам, – нервно усмехаюсь я.

– Да, – Андрей замирает на месте. – Но тут все не так просто. Есть еще один фактор. В конце концов, не каждого можно вот так выдернуть и не ради каждого менты будут так суетиться, как суетились эти.

– Что ты имеешь в виду? Что тебя кто-то «заказал»?

– Именно. И у меня даже есть мысли на счет того, кто это мог сделать.

– Кто? Ты можешь сказать?

– Пока нет, – вздыхает Андрей и медленно подходит ко мне. – Я просто не знаю, прекратит ли он и остановится ли на этом или устроит мне еще какую-нибудь подлянку.

– Кому же ты так насолил, милый?

– Лучше тебе не знать, – он закрывает глаза. – Обними меня, любимая. Я просто не смогу без твоего тепла рядом. Просто не вынесу этого.

– У нас все будет хорошо.

Я обнимаю его так крепко, как только могу, чтобы он чувствовал, что у него есть семья, которая его любит. Я знаю, что родных у него просто нет, и в этой жизни ему пришлось несладко, а теперь еще и какая-то тень прошлого падает на его только-только наладившуюся жизнь. И все мои трудности – на работе, с головной болью по вечерам, с отношениями в моей разбросанной по миру семье, – кажутся просто пшиком, мелочевкой сейчас. Возможно, иногда нужно сосредоточиться на чужом горе, чтобы понять, насколько незначительны твои якобы неразрешимые проблемы.