Стимул

– Все устали. Сейчас откроется второе дыхание. Пошли.

Они снова зашагали вдоль каменного берега, пытаясь на слух отделить пороги друг от друга. Павел вспомнил, что точно так же шумела вода, когда они всей семьёй приехали в Сочи и отправились в горы, чтобы полюбоваться на водопады. Возле холодных потоков царила приятная прохлада, которая контрастировала с раскалённым городом и расплавленными пляжами. Пятилетняя Олюшка смеялась и тянула руки к водопаду, а вот двухлетний Никитка испугался грозной воды и ныл весь час, пока они не сели в обратный автобус.

Миновал второй порог, перемалывающий камни и лёд с неприятным грохотом, от которого закладывало уши. Павел буквально считал шаги и гадал, как же они переберутся на другой берег. Необходимость окунаться в ледяную воду вызывала у него дрожь ужаса.

Две упавшие сосны со сплетёнными ветвями перегородили проход. Их макушки полоскались в реке, а толстые грубые стволы, припорошенные свежим снегом, создавали преграду, которая потребовала дополнительных усилий. Когда они перелезли через деревья, обнаружилось, что Борис потерял ботинок. Пришлось ждать, пока он найдёт ботинок, наденет и перелезет обратно. Павел снова начал выходить из себя, осознавая, как предательски быстро утекают силы и время. Если бы не коллега, он был бы уже гораздо ближе к теплу и безопасности домика.

Третий порог вызвал у него почти восторг. Правда, всё ещё сохранялись сомнения, но Павел решил, что первая мысль является самой верной, и собирался переправляться после третьего, а не четвёртого порога.

После опасных перекатов с торчащими острыми скалами пошёл узкий глубокий омут с бурлящей водой, который сменился довольно мелким местом. Здесь русло расширялось, превращаясь в преодолимый брод.

Павел и Борис стояли у самой воды и смотрели на тёмный бурлящий поток, несущийся мимо них. По спине бежали мурашки. Дул холодный порывистый ветер, неслись снежинки, похрустывал усиливающийся мороз, а Павел никак не находил сил, чтобы заставить себя раздеться и войти в воду.

– Надо переходить, – наконец сказал он с обречённостью в голосе.

– И какая тут глубина? – спросил испуганный Борис.

– Осенью было ниже, чем по колено, – Павел и сам понимал, как глупо это звучит, учитывая, что зимой воды в реке заметно прибавилось. – Придётся идти вброд, другого выхода нет. Снимем ботинки и штаны, понесём в руках.

– Но мы же заболеем! – кажется, у Бориса началась настоящая паника.

– Безусловно, заболеем. У нас есть выбор. Или заболеем и потом вылечимся, или вообще сдохнем, – мрачно ответил Павел, наклоняясь и начиная расстёгивать молнию на ботинке. – Выбирай.

Он снял оба ботинка и толстые шерстяные носки, когда Борис вышел из ступора и тоже принялся раздеваться.

– Быстро перейдём, оденемся и даже замёрзнуть не успеем, – Павел вроде обращался к коллеге, но на самом деле уговаривал самого себя.

Ему сразу же стало холодно, стоило только снять носки и ступить босыми ногами на снег. Когда же он стянул толстые штаны, то неудержимо затрясся от цепкого холода, который сразу пропитал его насквозь.

– Каждая секунда промедления – это потеря лишнего тепла, – еле слышно молвил он, взял в руки штаны и обувь и сделал шаг.

Молния пронзила его, когда нога погрузилась в безумно ледяную воду. Павел еле сдержался, чтобы не закричать на всё ущелье. До боли сжав зубы, он опустил в воду вторую ногу и зашагал. Сильный поток ощутимо давил справа, приходилось ставить ноги внимательно и аккуратно, чтобы не упасть и не намочить все вещи. Тогда точно хана.

Проблема заключалась в том, что буквально после пятого-шестого шага он вообще перестал чувствовать ноги, которые были погружены в воду до середины бедра. Ощущения были такими, как будто он с усилием переставлял бесчувственные каменные тумбы или колоды. Сделав шаг, Павел каждый раз терялся в догадках и сомнениях, встала ли ступня на камни ровно или, может быть, предательски подвернулась, и в следующее мгновение он полетит в воду, чтобы уже не подняться.

В полной темноте и в продолжающемся снегопаде ориентироваться можно было только по направлению течения. Но и тут присутствовала опасность – возьми он слишком далеко вправо – и провалится в глубокую яму, возьми слишком влево – и попадёт на сужающуюся стремнину с сильным бурным потоком, где тоже не будет шансов устоять на ногах. Сердце замирало от холода и страха, Павел считал шаги и вглядывался в мельтешащую темноту, в которой скрывался противоположный берег.

На середине реки он оглянулся и прислушался. Борис брёл следом, что-то бормоча под нос и вскрикивая то ли от страха, то ли от холода. Потом он остановился.

– Где ты? – в панике воскликнул коллега.

– Я здесь, – Павел неохотно подал голос. – Иди за мной. Я здесь.

Если бы у них был хоть какой-то источник света, они могли бы перейти реку гораздо быстрее. Павел подозревал, что на самом деле движется зигзагами, то приближаясь к опасной яме, то почти выходя к бурному потоку.

Он не знал, сколько времени ушло на переправу. Может быть, это заняло всего лишь минуту, а, может быть, все десять. Время замедлилось и сделалось тягучей патокой, а весь окружающий мир превратился только в ледяную воду и снег, который беззвучно заполнял морозный воздух. И вдруг под ногой хрустнул лёд, ещё раз, а потом зашуршал снег – он вышел на берег. Павел неудержимо засмеялся, испытывая огромное облегчение.

– Я на берегу! – сказал он довольно громко. – Иди сюда.

Борис не ответил, лишь по всплескам можно было понять, что он не сгинул, а продолжает идти.

Павел бережно положил штаны и ботинки на снег. Пощупал ноги – они оказались пугающе ледяными и твёрдыми, словно в них не осталось ни одной живой клетки и ни одной молекулы тёплой крови. Прекрасно осознавая, что тело катастрофически быстро теряет драгоценное тепло, Павел набрал в обе руки свежевыпавшего кристаллического снега и принялся растирать правую ногу. Он надеялся, что с помощью этой манипуляции не только уберёт воду, но и разотрёт кожу. Лучше не стало, к тому же, он и руки перестал чувствовать, но он честно проделал растирание обеих ног и затем принялся натягивать штаны.

Получалось не так быстро и ловко, как требовалось, и он начал психовать и злиться. Чёртовы деревянные руки! Идиотские деревянные ноги! Ничего не желало гнуться и слушаться, и штаны застряли на уровне колен. Почти плача и с ужасом думая об отмороженным конечностях, Павел дёргал штаны, надвигая их всё выше и выше. Наконец он неуклюже заправил в штаны футболку и свитер и застегнул куртку. Затем натянул носки на ледяные болванки ступней и засунул всё это в ботинки. Пальцы упорно не желали справляться с молнией на обуви, и ему пришлось на время отказаться от этого. Павел засунул руки в карманы куртки и замер, ожидая, что они согреются.

Теперь он вспомнил о коллеге.

– Борис! – позвал он и неприятно поразился тому, каким слабым оказался его голос на фоне свиста ветра и грохота воды.

– Я здесь, – слабо откликнулся тот, выбираясь на берег в нескольких шагах ниже по течению.

– Быстро надевай штаны и обувь, пока не получил обморожение, – велел Павел, трясясь от ужасного холода, который проникал до самых костей.

– Не выйдет, – ответил Борис чуть не плача. – Я потерял ботинок.

Павел замер. Они оба понимали, что без обуви Борис не дойдёт до домика, до которого оставалось ещё полпути.

– Быстро надевай штаны, – велел Павел, кусая нижнюю губу. – Оба носка надевай на голую ногу. В шерсть забьётся снег и получится как будто валенок. Второй ноге будет холоднее, но она дойдёт.

– А эта? – Борис всхлипнул.

«А эту ты гарантированно потеряешь», – подумал Павел. Но вслух сказал другое:

– У тебя есть выбор. Без ноги, но остаться живым. Или умереть здесь…

Оба замолчали.

– Сейчас широкий выбор самых совершенных протезов, – Павел старался утешить плачущего коллегу. – Институт оплатит тебе лечение и протез. Одевайся! Одевайся, я сказал!

Ему пришлось прикрикнуть, чтобы заставить Бориса выйти из обречённого ступора.

– Да… Да, конечно… Я сейчас… И будет тепло… – бормотал Борис, шурша штанами. – И мы пойдём… Там отогреемся, покушаем, я жуть как голоден… И чай. Много чая.

Павел бросил взгляд на термометр и присвистнул – минус сорок два! Чёрт возьми, им нужно двигаться дальше и как можно скорее. Он надвинул капюшон с меховой отделкой на голову и наконец-то смог застегнуть молнии на ботинках – руки начали отогреваться, доставляя адскую боль.

Он топтался на месте, скрипя зубами и вздыхая, пока Борис оделся и обулся. Правая нога была назначена жертвой.

Они снова пошли. Павел хорошо помнил путь от реки через гряду. Но тогда была осень, под ногами виднелась протоптанная тропа, и они всегда ходили здесь засветло. Сейчас же темнота и снежный покров исказили местность до неузнаваемости. Возьмёшь неверное направление – и никогда не выйдешь к домику, прикорнувшему к небольшому горному озеру под кронами огромных сосен. Впрочем, вечное блуждание по горам им не грозит. Мороз убьёт их совсем скоро.

Сначала им нужно подняться на гору, но не совсем на саму гору, а до середины склона, продвигаясь одновременно вверх и вперёд. А затем спуститься в небольшую долину, где их будут ждать тепло, еда и связь. Всего-то семь километров. Вполне пустяковое расстояние в городе. Час пешей прогулки в среднем темпе – и ты на месте. И совсем другое дело здесь, когда каждый шаг даётся с усилием, и весь окружающий мир противостоит твоему желанию выжить.

Переставляя ноги, он вспомнил любимую жену, которая с самого начала выступала против этой командировки. Ире решительно не нравилась идея, что он отправится высоко в горы на изолированную станцию, где не будет постоянной связи с цивилизацией. И это он ещё умолчал про техногенные опасности, которые почти неизменно сопровождали опыты подобного рода. Не зря же они подписали документы, в которых сняли всю ответственность за свои жизни с руководства. Самоотверженные идиоты. Всё же ради науки. Всё ради человечества.

А ему теперь наплевать на человечество! Вот сейчас, когда он брёл по чёрному страшному лесу, борясь за жизнь, он мог наконец-то стать самим собой и мог позволить себе настоящие мысли. Плевать! Чёртово человечество! Его волновали на самом деле только он сам и семья! Его жена и дети! Ну, и родители, конечно. И всё. А все остальные пусть катятся в ад!

Ира не заслужила такого исхода их брака – сидеть возле закрытого гроба и оплакивать его идиотский героизм. Нет, он не мог позволить такому случиться. Поэтому Павел сжимал зубы и упрямо шагал и шагал, доверившись внутреннему чутью и удаче.

Они прошли полтора километра, когда Борис упал в первый раз. Он повалился в снег и замер. Павел, перестав слышать шаги коллеги, остановился и обернулся, глядя слепыми глазами в темноту. Выругался про себя и позвал: