– А каскадёры уехали, – выдала та неожиданную информацию.
– Ка-ак уехали!
– Забастовали. Дождь они требовали надбавки за риск. Негодяев отказал. Они и уехали. Не знаю, насовсем ли, но сейчас их в деревне нет. Совсем недавно уехали. Вы должны были их встретить по дороге. Не встречали? Нет? Я же, как раз к подружке бежала рассказать обо всём этом, а тут вы…
– А откуда это известно, собственно говоря, – возмутился Коньков, а когда злился, он заикался меньше. – Или здесь в деревне любой «пшик», что ат-томный взрыв.
Его злило больше не услышанная новость и не сама эта глупая девушка, а то, что он разминулся с отбывающими коллегами. Как теперь быть?
– Я ведь дочка директора, – объясняла между тем девушка и довольно путано. – Нет не вашего директора. Этого Негодяева. Негодяев он не наш, не деревенский. Мой папа директор нашей агрофирмы «Колос». Я вам уже говорила: в нашем доме живут главные киношники. Главный режиссёр Сергей Сергеич со своей Люсей, Михаил Акулов. Ну, что вы Михаила Акулова не знаете! Галина Черняева! Я рядом с ней дышать боюсь! Это ж такая звезда! Остальные живут по другим домам, а у нас главные. У нас ведь дом большой, все поместились. А, каскадёры расположились на дальней ферме в бытовках для доярок. Там двор большой. У них ведь техники много. А к нам они сегодня пришли, когда дождь пошёл. Я же дома была и всё слышала. Сергей Сергеич сначала вроде и пошёл с ними на согласие, но Негодяев сказал: «нет» и точка. Я, говорит, других каскадёров найду, сговорчивых. Потом, они ещё немного поскандалили, но не сладили и конец.
– Получается, они собрались в вашем доме и на данный момент всё ещё там? – немного подумав, сделал вывод попутчик Конькова.
– Получается так, – согласилась девушка. – По крайней мере, когда я уходила, они ещё были там.
? Значит надо поспешить, а то разойдутся, ищи их тогда по всей деревне, – попутчик легонько тронул Конькова за плечо. – Поехали в дом директора колхоза.
– А у нас не колхоз. У нас частное агропредприятие «Колос», – терпеливо стала пояснять девушка. Было, похоже, что ей это приходится делать не в первый раз. Видимо, городские были не особенно понятливы на этот счёт.
Дом местного сельскохозяйственного босса оказался буквально в десяти шагах. Видно, девушку они перехватили на самом взлёте от её родимого гнезда. Но даже и за такой короткий промежуток времени решение в голове Конькова сформировалось в одно мгновение, как вспышка молнии.
Твои слова ведут к обрыву
На грунт, пропитанный в крови.
И сухожилиям в разрыве
Не удержать обвал любви.
Войдя в дом вслед за юной хозяйкой, Коньков из присутствующих в гостиной узнал одного лишь главного режиссёра, с которым уже имел дела в своей жизни. Тот, впрочем, взаимностью не ответил:
– Кто вы? – не узнал он его.
– Александр Коньков из каскадёрской группы, – Саня постарался представиться с наименьшим заиканием, но режиссёр, особо не прислушиваясь, лишь раздражённо отмахнулся:
– Каскадёры уехали.
– Я с-согласен вып-полнять все тр-рюки, – озвучил Коньков своё созревшее накануне решение, постаравшись вложиться в самую короткую фразу, но от волнения дефект заикания прям, выпер наружу.
– А вы? – режиссёр неожиданно обратился к попутчику Конькова.
– Я тоже! – с готовностью отрапортовал тот.
? Вот видите! Я же вам говорил, – в разговор вступил маленький невзрачный человек, сидевший в дальнем углу комнаты в тени раскидистой пальмы, так что лицо его было трудно рассмотреть.
– Но это, Негодяев, согласитесь какое-то штрейкбрехерство.
– Оставьте ваше благородство для театра, – отмахнулся Негодяев, из-под своей пальмы. – В кино главное дело, а организацию любого дела я вам обеспечу.
– А кто организует трюки? Кто всё рассчитает? Вы, Негодяев? Или Вы? – обернулся он к Конькову.
– Я г-готов вып-полнить любые т-трюки, – тупо повторил тот, уже никак не контролируя свою речь.
– Мой бы Паша смог рассчитать, – вдруг высоким елейным голосом заговорила присутствующая здесь женщина.
После её слов режиссёр почему-то сразу же взбесился:
– Пусть! – бешено закричал он. – Пусть, наконец, он приедет и всё нам здесь устроит! Всё рассчитает! Этот твой вундеркиндный Паша! Миша, – обратился он тут же к другому присутствующему здесь мужчине, – а мы пошли, выпьем! Что нам остаётся, когда Паша наконец-то приедет. Негодяев, у тебя найдётся бутылка коньяка?
Тот, молча, порылся в каком-то потрепанном портфеле и скоро достал оттуда требуемое.
– К вашему счастью, у меня брат на заводе шампанских вин работает…
– Да знаем, знаем, – раздражённо перебил его режиссёр, забирая бутылку. – У тебя везде братья, сёстры, тёти, дяди, девки, б…ди…
На женщину – объект раздражения режиссёра его демарш не произвёл никакого впечатления. Она преспокойненько достала мобильный телефон и всё тем же елейным голоском затараторила в трубку:
– Алё! Паша, ты сейчас где? Ты понимаешь тут такое дело – надо срочно приехать. Что? Съёмки? Мои съёмки уже закончились. Тут надо людям помочь…
– Дура! Ну, и дур-р – р-а! – прорычал режиссёр и опрометью выскочил из дома.
Призванный последовать за ним Миша двинулся, было в том же направлении, но другая здесь присутствующая женщина, та, что помоложе, оказалась более импульсивной.
– Опять! – заорала она Мише. Именно заорала, иначе назвать её глас слов не подберёшь. Маленькая собачка, которую она держала у себя на руках, подержала хозяйку звонким лаем. – Да, Бэби, нас с тобой хотят оставить, – обратилась женщина уже к собачке. – Хотят променять нас на водочку. Будь она проклята!
– Галя! – бросился к ней мужчина по имени Миша, казалось готовый порвать их обоих. – Это ради дела, понимаешь? – перешёл он на громкий шёпот. – Эта съёмка заканчивается. Надо вертеться. Проворачивать дальнейшие перспективы.
– А коньяк? Опять пьяный прейдешь!
? Это не пьянка. Ещё раз говорю: это для дела. Хочешь вертеть дела, иди с ним ты… Может, без пьянки всё обустроишь.
– Хам! – зацепила она ему звонкую пощёчину. – Пошляк!
Конькову, слышать продолжение их разговора, было ни к чему, и он покинул дом, решив перекантовать ночь в машине. Дочь хозяина помогла открыть ему ворота, чтоб он смог загнать внутрь огромного двора свой автомобиль. Там уже стояли несколько других авто. Особо выделялись из автомобильной толпы чей-то крутой "Мерседес" и огромный чёрный джип.
Особенной заботы ни с чьей стороны Коньков здесь не увидел, а сам, пребывая в неадекватном состоянии, решать бытовые проблемы не мог и не хотел. В их каскадёрской группе этим занимался специальный человек Михалыч. Коньков даже имени его сейчас вспомнить не смог, и по этой причине почему-то расстроился. Ведь, наверное, именно Михалычу придётся заниматься организацией его похорон. Смешно организацией его похорон будет заниматься человек без имени. Просто Михалыч. А с другой стороны, при чём здесь Михалыч? Михалыч с группой бастует, а он Коньков – штрейкбрехер! Не станут они его вчерашние товарищи хоронить. А кто? Наверное, Негодяев достанет бутылку коньяка из портфеля. Режиссёр скажет: «дурак он этот Коньков!». А Миша Акулов будет убеждать свою Галю, что это для дела… Мысли в Саниной голове путались. Стоило ему прилечь на разобранное сиденье автомобиля, как сон сморил его. Сказалась дальняя дорога, преодолённая на одном дыхании.
– Миша! – возвратил его к действительности голос Гали Черняевой. – Я ухожу спать! – Крикнула она с крылечка и хлопнула дверью.
«Я ухожу» эти слова кувалдой долбанули Саню по голове, и в ней вновь загудело.
Твои слова, как дым угарный
Застлали путь дальнейший мой.
Как лист последний календарный,
Что сорван ссохшейся рукой.