Отбрось всё, что не ты

Оставила новой подруге записку с номером телефона. Лёлька была уверена, что это не последняя встреча. И чувствовала, что все было не зря. Даже конверт от маман, с трудом поместившийся в сумку, не портил настроения.

Улыбаясь, она шагала она по улицам просыпающегося города. Сначала дорогу освещали фонари, и их желтовато-оранжевый свет смешивался с молочным светом нового дня. Потом фонари погасли.

А когда она подходила к вокзалу, показались первые лучи солнца.

Купила билет у сонной кассирши. Через двадцать минут колеса поезда мерно отстукивали пробегавшие мимо километры.

Лёлька достала блокнот. Никанор Иванович ждет от нее материалы сегодня. Взяла карандаш и начала писать, сначала медленно и неуверенно, потом все быстрее.

«Посетители молча разглядывали картины талантливой художницы Станиславы Мореходовой. Что-то смутно знакомое виделось им в мазках краски, постоянно ускользало и манило за собой. И они часами не могли оторваться от созерцания, потому что, быть может, впервые за свою долгую жизнь, встретились с главным человеком своей жизни, – с собой».

Лёлька подозревала, что практичный редактор вырежет лирические измышления, но очень уж хотелось выразить чувства, теснившиеся в душе.

Закрыла блокнот, убрала в сумку. Удовлетворенно вздохнула и прислонилась виском к окну.

Да, быть может, она не все сделала правильно. Но кто определяет это правильно? Она не училась писать статьи, зато у нее есть свои мысли. И она хочет ими делиться.

Было спокойно и хорошо, как каждый раз после очередного выполненного задания. И где-то в глубине души зарождалось предвкушение нового приключения.

Вышла из вагона, вызывала такси. Подумала: «Вот было бы здорово, если бы дома меня кто-то ждал!».

Потом вспомнила масляные глазки работодателя, внезапно воспылавшего нежными чувствами после одного из таких посылов во вселенную, поморщилась и быстренько прогнала ненужные мысли.

Доехала быстро, вышла из машины и увидела в окнах свет – дома ее, действительно, кто-то ждал.

Сердце замерло в недобрых предчувствиях. Быстро взлетела на свой этаж, открыла дверь…

И сразу расслабилась. Услышала знакомый смех – подруги Олеся и Флёр решили встретить ее из командировки.

У ног уже терся верный друг Василий.

Потрепав его по загривку, Лёлька улыбнулась, стянула кроссовки и поспешила в тепло и свет своей маленькой кухни.

Глава 2. Главный вопрос

– Зайдите ко мне после обеда, Лёлечка, – с загадочным видом сказал Никанор Иванович, проходя с утра в свой кабинет.

О ужас, неужели опять скажет, что пора писать самой?

В придачу сильно болел живот. Она подозревала, что это не ее боль, а Жанны, с мученическим видом смотревшей в монитор за соседним столом.

Порылась в сумочке, достала таблетку ношпы и молча положила перед копирайтером. Та посмотрела на таблетку, потом удивленно на Лёльку.

– С-спасибо. Откуда ты знаешь? Правда, мне уже стало легче, но все равно спасибо!

Пожала плечами. Хотела бы и сама знать – откуда? Но так уж вышло, что она могла влезть в шкуру другого человека на время. Тем самым облегчив его боль.

Неплохо было бы успокоить и собственные переживания и разделить с кем-нибудь страхи. Но увы.

Пару недель назад она сдала материал про выставку Станиславы, его даже почти не редактировали, опубликовали, как есть. Начальник восторгался: «Ну я же знал, что у вас талант, милочка!».

Ага, талант… С тех пор ничего не получалось. Она пробовала набирать заметки из блокнота после посещения мероприятий. Выходила сухая констатация фактов, как криминальная хроника: «Пришел, увидел, сделал, нарисовал, выставил, заработал». Все попытки придать этому художественный вид проваливались. Она набирала и стирала витиеватые обороты. Как же это удается Жанне? И почему не получается у нее?

В детстве Лёлька мечтала стать журналисткой. Вернее, тогда она не знала, что это так называется, но постоянно вела с куклами репортажи, писала заметки и рассказы.

Вдруг вспомнился эпизод: она, маленькая, в сером пальтишке, цепляется за руку маман. А та в ярком красном пальто и леопардовом шарфе гордо вышагивает по мостовой, не глядя на дочь. Прохожие оборачиваются ей вслед. А Лёлька думает: «Когда вырасту – обязательно буду как мама!»

Но чем взрослее становилась, тем лучше понимала – никогда ей не стать такой. Шикарной, талантливой, уверенной в себе. Нет, это не для нее.

Теперь появилась возможность воплотить детскую мечту. Но было страшно. Вдруг она убедится, что ни на что не способна? Разочарует работодателей и, в первую очередь, себя?

Представляла, как маман будет печально качать головой, мол, я так и знала, что ж теперь поделать? Не могут в семье все быть талантливы. Конечно, она ничего не скажет, чтобы не обидеть дочь. Но этого взгляда Лёлька не переживет.

По возвращению из города В. тайком записалась на курсы по журналистике. Там ее учили живописать криминальную хронику, и теперь она не могла без содрогания видеть газеты. Но мужественно продолжала ходить и выполнять задания.

Лёлька посмотрела на часы – пора на ковер. Тяжело вздохнув, поднялась с места и направилась к кабинету начальника.

– А, это вы, Лёлечка! Проходите, проходите, я давно вас жду! Присаживайтесь!

Лёлька опустилась в кресло для посетителей. А Никанор Иванович встал, выпрямился, приложил одну руку к груди и громко продекламировал:

– Алевтина Маратовна, спешу вас поздравить с официальным вступлением в должность специального корреспондента журнала «Искусство жить»! Все, теперь сами будете писать! С нетерпением жду завтрашний материал в вашем исполнении! Хочу пожелать вам на новом месте…

Лёлька не слышала, что он говорил дальше. Сердце ухнуло в пятки, руки похолодели. Все оказалось даже серьезнее, чем она думала. Теперь ей не просто надо попробовать писать самой, теперь – это ее прямая обязанность.

– М-можно мне водички? – наконец выговорила она.

Никанор Иванович засуетился, бросился к кувшину с водой, стоявшему на тумбочке у двери, запнулся и выплеснул все содержимое на Лёльку. Смутился, стал извиняться, полез за салфетками.

Зато Лёлька пришла в себя и, пока Никанор Иванович шуршал в шкафу в поисках салфеток, быстренько ретировалась из кабинета и направилась в уборную – ей надо было все обдумать, а это единственное место, где можно уединиться.

Заскочила в свободную кабинку, села на крышку. Так, что мы имеем. Больше нет оправданий и прикрытий, пан или пропал! Но можно же, наверное, отказаться? Вот прямо сейчас сказать, что она не готова, попросить немного времени. Никанор Иванович поймет и пойдет навстречу.

Лёльке захотелось поделиться с кем-нибудь, посоветоваться, да просто высказать мысли, теснившиеся в голове, проговорить все «за» и «против». Она часто так делала, и в разговоре находила ответ на вопрос. Подруги шутили: «Ты сейчас нас пытаешься убедить или себя?».

Так, кому позвонить? Лёлька достала телефон из кармана и начала листать список контактов. Флёр.

– Абонент не отвечает или временно недоступен.

Олеся. Голосовая почта:

– Хэллоу, я сейчас занята, в офисе или на беговой дорожке, оставьте сообщение после сигнала и, пожалуйста, будьте кратки, экономьте свое и мое время.

Что ж, оставалась только маман. Вообще Лёлька не очень любила говорить с ней о своих делах, неизвестно, чего от нее ожидать, но решила рискнуть. Вдруг посоветует что-нибудь дельное?

– Бонжур, машер! Как ты, деточка? Что-то случилось?

Лёлька сбивчиво поведала маман о повышении и своих опасениях: