Карманный переводчик

– Моя игрушка не знает всеобщий, и на каком языке ты прикажешь мне с ней разговаривать? – парировал Охотник.

– Если ты думаешь, что я не смогу произнести на всеобщем все, что о тебе думаю, то сильно заблуждаешься. Вашу расу больше никто не боится.

В маленьком зале наступила мгновенная тишина.

– Я заинтригован, расскажи же скорее, – ласково попросил Кир.

– Прекрати дурить, – отмер Реф.

В сотканной тишине скрип двери показался слишком сильным. В зал вошел третий ганеец и направился к их столику. Безусловно, это был толмач.

Одежда его была собрана из куска материи, обернутой на подобии тоги. Но самое важное отличие состояло не в том, на лбу отверстие, что должен занимать кристалл, пустовало.

– Это монах Улу, – представил Реф.

– Я вижу, – откликнулся Охотник.

Монаха звали Мреем, поздоровавшись, он присел за столик и потянулся к шкатулке. Открыл ее, безбоязненно взяв кристалл в руку. Покрутил его на свету, любуясь гранями, и вставил себе в голову.

Служители Улу никогда не записывали своих жизней. Они избрали другой путь, найдя молитву в утешении. Не имея своих кристаллов-накопителей, монахи умели читать чужие, оставаясь собой. К ним приходили за прощением, за последним разговором. И они их давали, становясь на время тем, кто бренный мир покинул. А плата? Что ж, каждый в праве пожертвовать ордену несколько монет. Иногда деньги важнее загробной жизни.

Среди монахов существовала своя иерархия. Были те, кто занимался обрядами похорон, поддержанием порядка могильных курганов, обучением молодых послушников, ну и конечно самые привилегированные – толмачи.

– Да, это он, – произнес Мрей.

Он вынул кристалл, аккуратно убрав его обратно в коробку, забирая себе.

– Протяни браслет, я расплачусь.

Запястья монаха и Кира на мгновение соприкоснулись, и на счет Охотника тотчас поступила нужная сумма.

– С тобой было приятно иметь дело, – служитель встал, направившись к выходу.

Муррат тоже поднялся.

– Куда же ты? – вопросил вдруг Нок, про которого все забыли, – Мы еще не закончили.

– Ну ты и дурак, – простонал Реф, отходя в сторону, – я в няньки не нанимался.

– Не можешь мне ничего ответить? Раса воинов, футы-нуты, может быть и были такими когда-то. А сейчас? Посмотри на себя – обычный бандит.

Вблизи говорившего мгновенно возникла пустота.

– Я не веду бесед с пьяными.

– Что, хваленый кодекс не позволяет? Рыцарские замашки устаревших королей.

– Я чем-то тебя обидел? – спросил Охотник.

Давно было пора уйти отсюда.

– Ты, и вся твоя раса напыщенных идиотов.

Кир склонил голову на бок:

– Тебе что, жить надоело?

– Да что ты мне сделаешь, трус. Сейчас, когда война прошла, кому вы нужны? Побираетесь жалкими крохами. У Совета планет просто духу не хватает вышвырнуть вас из парламента. Это раньше мамаши пугали своих детей грозными мурратами, а теперь был воин и нет его, – он вынул стакан из нижнего ряда пирамиды, и вся конструкция со звоном полетела вниз.

Охотник укрылся крылом, защищая от осколков себя и Анну.

– Дикари, вот вы кто, просто обычные дикари.

– Уходим.

– А туда же, косишь под цивилизацию. Даже рабыню себе прикупил. А что страшную такую? На нормальную денег не нашлось, или сам извращенец? Ну и уродина.

Из локтевой пазухи выскочило лезвие-коготь. Кир развернулся, и рука, крутящая еще целую стопку, полетела на пол.

Беззвучно заорал от бешеной боли Нок, прижимая к себе культю.

– Пить вредно, – бросил Кир у входной двери.

– В моей команде только что освободилось место гончей, – догнал его голос Мрея, – интересует? К той сумме, что уже получил, добавляю два нуля.

Мурат остановился.

– Если интересует, приходи завтра в порт.

Охотник с Аней вышли наружу.

– Ты отрезал ему руку! Ты просто взял, и отрезал руку! Зачем? – с ужасом в голосе воскликнула молчавшая впредь девушка.

– Пусть скажет спасибо, что не голову. Нет, хотел же слетать на источники… – вздохнул Кир, подставляя лицо ветру.

Последнее время нервы оказались ни к черту.

– Так почему не полетел?

Ответом стал долгий, задумчивый взгляд.

Глава 3

– Напомни-ка мне, почему мы опять идем к этим кристаллоголовым? – спросила Аня, когда они подлетали к космодрому.

Словно кошки скребли в душе, девушке было не по себе, и дурное предчувствие разгоралось с каждой минутой сильнее.

Напротив, стояло прекрасное ганеевское утро, наполненное перистыми облаками и шелестом листвы. Муррат пребывал в редком для него блаженстве: