– Гена, беги в амбулаторию. Быстро. И за сторожами. И пусть носилки возьмут. Бегом!
…
Андрюша пострадал не сильно, кости были не повреждены, в основном ушибы. Но что-то повернулось в его, и так не здоровой душе. Он часами сидел на крыльце, раскачивался и выл. Тихо и тоненько – «Иииии, Иииии». Геляве свободное время просиживала рядом с ребенком, уговаривала, почти даже заговаривала, но ничего не помогало. И только, когда Белорыжка (такое имя дали хвостатому спасенному найденышу), сидел у него на коленках, мальчик ненадолго замолкал, неловко гладя забинтованной рукой котенка по спинке.
***
Вовка не возвращался, прошла уже неделя с их страшной ссоры, а он ни разу не зашел. Геля знала, что он живет у ребят в общаге, но не шла с повинной, уперлась как телка перед бродом и ни в какую. Мать каждый вечер донимала её, вызывала к совести и долгу. Но Геля молчала.
– Мааа, где папа?
Ирка уже хорошо выговаривала слова и, казалось, все понимала. И Геля видела, как она тоскует. Доставая очередной раз из-под подушки девочки Володину тетрадку, она подолгу сидела и тупо расправляла скомканные листы. Слез не было, просто горели глаза, как будто в них налили кипятку.
– Тебе, идиотке, надо встать на колени и ползти к нему, в рубище! – Анна смотрела зло, даже ненавидяще, – Такого мужика профукала. Он к ее ребенку, как к родному. Твою же засранную …опу мыл, когда ты тут валялась. Трусы обоссанные стирал. А ты? Ты мизинца его не стоишь. Иди – прощенья проси! Дура.
Геля не отвечала. Она понимала, что мать права, но сделать с собой ничего не могла. И только тоска, тяжелая, безысходная, темная душила липкой паутиной.
***
– Сергей, подойди на секундочку.
Компания старшеклассников собралась за сараем ближе к вечеру, уже на закате. Быстро смолили, зажав папиросу по-бандитский в горсти, передавали ее друг другу.
– Похожи на серых жуков… и жужжат так же. Мерзкачи!
Геля стояла у забора между сараем и огромным развесистым дубом, почти спрятавшись в его длинной вечерней тени. Вчера, на собрании, которое созвали в воспитательской, чтобы выяснить кто же виноват в мерзком избиении Андрюши, никто из ребят не признался. Вели себя нагло, спокойно и вызывающе, зная, что доказательств у воспитателей нет. Молчали все, даже близнецы, странно отводя глаза, говорили, что ничего не видели.
– Сергей, я поговорить с тобой хочу.
От кучки отделился длинный хлыщеватый парень. Он медленно, вразвалочку приблизился, обошел Гелю вокруг и, обходя спереди сделал неприличный жест, резко и неожиданно. Геля вздрогнула и отшатнулась. Остальные заржали.
– Ну… люба нелюбая… Чо хошь?
Он стоял, засунув руки в карманы пиджака, с выпяченной слюнявой губы свисал замусоленный окурок. Помахивало спиртным.
– Чо хошь то?
– Ты, сволочь?
– Чо я?
Он обернулся, поманил свою свору.
– Не…
Самый разумный из гоп-компании, Яшка, помахал рукой отрицательно.– – Давай сам. Нас в свое дерьмо не вяжи, мусоров назовут, трусами не отмахаешься. Натворил, придурок.
Сергей повернулся к Геле снова.
– А ты седня приходи часиков этак к двенадцати. Мы и покумекаем. Я знаю кто бил. Придешь – скажу.
Он сплюнул папиросу, притянул Гелю за руку.
– Придешь, узнаешь, кто дебила твоего отоварил. А? Детка?
Геля выдернула руку, вытерла ее о платье.
– А что, думаешь слабо? Приду, жди. В двенадцать. Здесь, прям в сарае. И чтоб один, не тащи свору свою. Вдвоем говорить будем!
Сергей хлопнул себя по коленям
– О! Це дило! Подмыться не забудь!
***
Здоровенный кусок хлеба, вымоченный в бульоне, выполнил свою задачу. Алый дал себя отвязать, и пошел за Гелей послушно, как комнатный пудель. Привязав его в дальнем углу темного сарая, она бросила собаке остаток еды и присела на старое ведро. Было тихо. Огромная луна светила не хуже лампы, но свет пробивался лишь местами, мертвенно вырисовывая пятна на полу. Услышав шаги, Геля вскочила и спряталась за старый сундук, стоявший у стены. Сергей зашел, подслеповато присмотрелся, как принюхался.
– Эй, учителка. Вылазь, гутарить хочу. Я те конфет шоколадных притаранил. Выходь.
Геля тихонько проскользнула к дверям, схватила замок, и, накинув его на внутренние дужки, закрыла, сунув ключ в карман. Потом одним прыжком, метнулась к Алому, отвязала веревку и намотала ее на руку. Увидев парня, псина совершенно озверела. Ощерив зубы, она бросалась вперед, хрипя от натянувшейся веревки, царапала когтями земляной пол. Геля еле сдерживала чудище, вцепившись в откос подоконника.
Парень оказался зажатым между углом сарая и рвущейся собакой. В лунном свете было видно, как он побледнел, позеленел даже.
– Ну! – Геля орала, стараясь перекричать хрип и вой, – говори, дрянь. Ты Андрюшу изуродовал, скотина? Будешь врать, я ведь не удержу пса, не дай бог. Он вон, здоровый, гад. У тебя там как, в штанах? Брони нет?
Сергей пытался сползти по стене, ему явно становилось плохо, но Алый щелкал зубами у самых ног парня, подбирался все ближе.
– Ну?
– Сука, чтоб ты сдохла. Я это. Я твоего придурка. Жалко не замочил слюнявого идиота.
Геля хотела отпустить веревку, стала разматывать руку, но тут кто-то с грохотом разбил окно. Одним прыжком в окно влетел молодой мужик -сторож…
***
– Ваш поступок, Ангелина Ивановна, даже не имеет названия. У меня нет в лексиконе таких слов, чтоб его описать…
Алевтина мерила кабинет с методичностью хорошо отлаженного швейного челнока. Она рубила ребром ладони воздух, и говорила четким, металлическим голосом, как будто забивал гвозди Геле в голову.
– Вы травили ребенка собакой. Вы допустили, что бы в вашей группе…
Она остановилась, с презрением посмотрела на Гелю.
– Заметьте, в младшей группе, ребенок, заметьте, больной ребенок, остался без присмотра и убежал ловить бездомного котенка. Молчать!
Она с силой саданула об стол, так что, похоже, отбила кулак.
– Вы систематически спорили с руководством, добиваясь поблажек любимчикам. В конце концов вы обманывали Партию.