Дневник из преисподней

Глядя на огонь, я вдруг подумала, что милорд прежде не пил ничего, кроме обычного вина, а сейчас он спокойно глотает нечто, что даже по запаху определяется, как крепкий напиток. Затем я поняла, что так и не спросила, как он оказался в моем мире. Почему бы нет?

– Скажите, милорд, как вы смогли проникнуть в мой мир?

Он посмотрел на меня, и я вдруг поняла, что милорд выпил уже достаточно. Пара глотков, сделанных во время минутной паузы, были совершенно лишними, и милорд заговорил несколько бессвязно, мучительно подбирая слова, словно не находил знакомых ему фраз:

– Ты покинула меня, Лиина… Анжей исполнил мой приказ, не колеблясь, не задумываясь… С трудом могу представить сейчас, что однажды усомнился в его преданности… А потом произошло то, чему нет объяснения: я увидел твой мир, словно скрытый за пеленой серых облаков… Только руку протяни… И я ее протянул… Просто вошел и очутился в твоем мире… А потом нашел тебя с помощью Анжея и вновь приобретенных друзей… Как ты могла отказаться от меня во имя принципов, даже не являющихся твоими?

Я молча смотрела на него и не ответила на вопрос, а милорд вновь откинулся на спинку кресла и вытянул из бокала остатки содержимого. Анжей вновь наполнил его и милорд продолжил:

– Вот видишь, ты снова не отвечаешь мне, Лиина… Я всего лишь хочу понять, что сделало тебя такой сильной? Ты так незаметна в своем мире, и у тебя нет ничего – ни желаний, ни надежд, ни сожалений, ни чувств. Ты живешь своими грезами. Я же способен разбудить тебя, подарить настоящую жизнь… Смерть Алекса стала неизбежной. Я искал тебя, а мои люди охотились за ним. Сама судьба вела меня к цели, и твоя любовь сделала Алекса уязвимым, неосторожным… Когда я ждал тебя на зимней тропинке среди черных деревьев, я уже знал, как поступлю с ним. Странно, что ты неизменно возвращалась домой одной и той же дорогой через парк. Ты потеряла бдительность, не так ли? И совершенно забыла меня…

Я не смотрела на него. Лицо Алекса стояло перед глазами и не сгорало даже в пламени огня. Было больно, и воспоминания были слишком свежи:

– Прежняя жизнь стала казаться мне сном, милорд. Словно я сама ее выдумала. Словно все, кого я знала, умерли для меня. А сейчас мне кажется, что меня обманули собственные чувства. – Я сказала это очень тихо, боясь сорваться, но милорду было все равно.

– Алекс не страдал… Я дал ему снотворное. Очень сильное… Он так и не проснулся до самого конца и тебе некого винить, кроме себя…

Мы взглянули в глаза друг-друга, и я не знаю, что он прочел в моих, но милорд неожиданно протянул свой бокал:

– Выпейте это, Лиина. Иначе я не смогу закончить рассказ.

Я колебалась лишь секунду. Затем взяла его бокал и сделала из него глоток. Жидкость обожгла горло и я закашлялась. А потом пришло тепло, и я выпила все, что оставалось на дне. И все равно воспоминания не потускнели.

– Перед тем, как заснуть, он просил не причинять тебе вреда. Но прежде, чем он заснул, я сказал ему, что ты тоже будешь умолять меня. Еще он сказал, что я не смогу разбудить дракона. Что он имел в виду?

Я протянула пустой бокал Анжею и он наполнил его. Я смогла говорить лишь после пары глотков.

– Однажды я прочитала Алексу стихи о человеке, в душе которого спал злобный дракон. Когда-то в детстве я выучила их, потому что они понравились мне. Поэт, написавший их, предостерегал нас о том, что дракон, как и тьма, может проснуться, вырваться на свободу и уничтожить человеческую душу. Несмотря на спящего дракона, человек верил в то, что способен превратиться в него. Он боролся со злом в надежде победить часть самого себя – спящую, но очень реальную. Он боролся со злом, но именно борьба пробудила дракона, и в конце поэмы человек превратился в того, кого больше всего ненавидел. Я сказала Алексу, что во мне дремлет точно такой же дракон и борьба с ним забирает слишком много сил. Я сказала, что не знаю, когда и почему он проснется, но его пробуждение неминуемо независимо от моего сопротивления. Незаметная жизнь – не худший способ отсрочить пробуждение любого дракона, ибо не нужно бороться с самим собой или целым миром. Когда я сказала, что не могу победить себя, Алекс просто обнял меня и долго не отпускал… Много позже я поняла, что дракон может проснуться, если я потеряю Алекса… – Мой голос дрогнул, и я замолчала, боясь собственных чувств, готовых пролиться солеными слезами, тронувшими ресницы.

Я не могла продолжать и милорд продолжил за меня:

– Думаю, Алекс это понял намного раньше.

Я не ответила на его реплику. Просто закончила рассказ:

– С того дня что-то изменилось в нем, словно Алекс увидел бездну, которую вижу я, и в которую меня влечет. Только он никогда не верил в то, что тьма – скрытая часть моей души. Так же, как и вы, Алекс дошел до самой глубины моей сути, но нашел там не спящего дракона, а белые крылья ангела, которые показал мне, и в которые всегда верил. Этим он отличался от вас, милорд. Алекс видел во мне не дракона, а белые крылья, раскинувшиеся в ночи, победившие мои страхи и мои сомнения. Он видел свет, а вы видите во мне тьму. Свет дает нам надежду на жизнь и право выбора. Тьма не дает ничего и не сулит ни тепла, ни покоя, ни любви. Может быть, поэтому я выбрала свет, несмотря на то, что тьма полагает мое сердце своим домом?

– И к чему это привело, Лиина? – Милорд резко прервал меня, затем встал и почти мгновенно протрезвел от внезапной, явившейся ниоткуда ярости.

Его лицо исказилось, словно я произнесла нечто, что оскорбило его, и милорд почти закричал:

– Свет забирает наши жизни, уничтожает желания, диктует нам правила. Он не приносит свободы – только плен, в котором мы умираем, связанные по рукам и ногам условностями и ограничениями. Даже любовь не приносит счастья, потому что находится в клетке правил, диктующих ей свои условия. Из-за них она становится хрупкой, слишком зависимой, недоступной и совершенно не способной бороться. Но даже ощутив ее, завоевав, или приручив, человек получает не счастье, а вечный страх потерять любовь и никогда не обрести ее вновь. Тьма же приносит свободу и силу. Когда она побеждает свет, наступает покой, ибо тьма – это равнодушие и последствия за совершенные поступки уже никого не волнуют. Ничто не отвлекает от цели и все сомнения мертвы. Даже любовь способна переродиться, если дать ей неограниченную свободу и бесконечные желания, не обремененные правилами и законами! Ты ошиблась в своем выборе, Лиина, потому что поверила Алексу. Ангелы не живут на земле, их придумывают такие, как Алекс и мой брат. В тебе всегда жил дракон, и я это чувствую. Ты боишься его пробуждения, ибо сомневаешься, что сможешь его контролировать. Я знаю… Сильная личность всегда предпочитает контроль над обстоятельствами. Почему бы не задуматься над тем, что произойдет, если позволить дракону проснуться? Позволить вырваться на свободу и увидеть самой все возможные последствия!

Милорд подошел так близко ко мне, что я ощутила его гнев, направленный прямо на меня. Какое-то время милорд боролся с ним, не позволяя себе прикоснуться ко мне, а затем успокоился и тронул пряди моих волос:

– Поверь мне, Лиина. Это принесет облегчение. Прежняя боль забудется, уйдет в небытие, и ты сможешь обладать огромной силой и огромной властью и наслаждаться этим, получать удовлетворение от самой жизни, не обремененной болью и страданием. Подумай над моими словами, прими меня и тебе будет принадлежать целый мир, Лиина! Я буду принадлежать тебе… – Милорд замолчал, сделал несколько шагов к камину и подкинул поленьев в огонь.

Затем он вернулся ко мне и встал возле моего кресла, и продолжил, перейдя вдруг на «вы», глядя мне прямо в глаза:

– Это не искушение, миледи. Но в чем же тогда ваша суть? Совсем недавно я понял, что значит быть искушаемым. Знание чужого мира овладело мною, как болезнь. Вы назвали безумием то, что я пытался убить своего брата. В вашем мире легко убивают тысячи людей и подобные сомнения должны быть вам чужды. Вы же не можете убить меня, несмотря на все, что я сделал с Алексом. Это ли не безумие для человека, родившегося в вашем мире? Оружие способно прельстить вас больше, чем драгоценности, миледи. Так в чем же дело? Искушение довело меня до того, что я готов был обрушить на Эльдарию всю мощь своей армии, пока не осознал, что сам стану безумцем. А я не безумен. Почему же вы до сих пор пытаетесь бороться со мною, Лиина? С тем, кто все еще не решается убить вас не потому, что не может, а потому, что не желает потерять окончательно. Тем не менее, вы отталкиваете меня, упрямо направляясь к своей гибели, и я не в силах контролировать собственные эмоции, заглушая их крепкими напитками. Даже вы пьете их, чтобы заглушить внутренний голос и свои желания. Мне было бы легче, если бы вы попытались убить меня, Лиина! – С этими словами милорд развернулся и ушел, ни разу не оглянувшись, и Анжей последовал за ним, готовый подхватить его в любой момент. Но вряд ли милорд нуждался в его помощи.

Я осталась трезветь в кресле у камина с ощущением, что милорд был прав во всем. Вот только возникал вопрос – последние слова были риторическими или означали призыв к действию?

Я с трудом дотянула до вечера, но потом дошла до монитора и коснулась клавиатуры. Сейчас мне было так же плохо, как и несколько лет назад…

Тогда я проснулась утром с ощущением начала не нового дня, но нового этапа своей жизни и почему-то радости это не принесло. Дурные предчувствия – вот, что меня посетило в первую очередь, а затем о себе напомнила боль во всех мышцах моего тела.

В то утро я вспомнила о своем коне и вдруг поняла, что скучала по нему. Огонек был здесь – в конюшнях милорда, и судя по всему, о нем хорошо заботились. По крайней мере, он выглядел сытым и ухоженным, и вполне счастливым. И он очень обрадовался мне, что не помешало ему легко расправиться с лакомством, предварительно прихваченным мною с кухни дядюшки Кэнта. Мое настроение немного улучшилось после встречи с Огоньком, и я окончательно перестала беспокоиться, справедливо решив, что еще одна небольшая разлука с ним не повредит ни мне, ни ему.

Я хорошо помню тот день и долгую беседу с милордом о потерянных трех годах его и моей жизни. Хотя с его стороны сожалений было значительно больше, чем с моей. И все же, подробностей его встречи с леди Суари я так и не дождалась, и даже не знаю, хотела ли я их услышать или пыталась сделать вид, что мне безразлично?

Тем не менее, несмотря на состоявшуюся помолвку, он закончил наш разговор вполне официально и дал понять, что вся Элидия уже знает о наших отношениях, и напоследок категорически запретил покидать замок без него или соответствующей охраны.

Это было похоже на домашний арест, но я только слушала и кивала, кивала и слушала. В конце концов, три года назад именно я предложила милорду отсрочить военные действия и статус домашнего арестанта, о котором он говорил, нравился мне больше, чем заложника в его доме. Так что приходилось слушать внимательно и молча, и даже не пытаться что-либо возражать.

Еще несколько фраз на тему, что запрещено, а что разрешено, и милорд перешел к теме: «расписание боевых занятий». Он пытался вернуться к роли учителя и предлагал мне начать все с начала, так что статус его ученика понравился мне еще больше. К тому же в меня уже вбивали когда-то такие простые истины, как: «Учитель всегда прав и никогда не ошибается. Если учитель не прав – смотри пункт первый». Вот только «боевые занятия» меня в данный момент не волновали. Я хотела увидеть принца Дэниэля и своих друзей, и обратилась к милорду с просьбой:

– Вы дали понять мне, что вправе решать, какой свободой я обладаю. Позволено ли мне покидать ваш замок на длительное время?

Милорд так пронзительно взглянул на меня, что заставил опустить глаза, а затем произнес слишком мягким голосом:

– Полагаешь, мой брат захочет говорить с тобой после того, как узнает, что состоялась наша помолвка?

Я продолжала смотреть на свои ботинки, словно они знали ответ на почти такой же вопрос, который и я задавала себе. И все же я повторила:

– Мне бы не хотелось сообщать о последних новостях принцу Дэниэлю в письме.

Надо отдать должное милорду, он не раздумывал слишком долго и ответил мне положительно:

– Думаю, что мой брат обладает не меньшим правом увидеть тебя, чем я или кто-то другой. У меня нет серьезных оснований препятствовать вашей встрече или ограничивать время твоего визита к нему. Анжей и мои люди проводят тебя.

– Благодарю вас, милорд, – я поклонилась ему с искренней благодарностью, ибо понимала, что во власти милорда было запереть меня в этом замке на всю оставшуюся жизнь.

Он тоже встал и также поклонился в ответ, перейдя вдруг на «вы»:

– Я буду ждать вашего возвращения. Не заставляйте меня ожидать встречи с вами слишком долго, миледи. И передайте моему брату, что я сожалею… – С этими словами милорд покинул свой кабинет, оставив меня, и я услышала его голос из коридора, отдающий соответствующие распоряжения.

Через несколько часов Анжей сообщил, что корабль готов к отплытию, и я покинула Элидию с легким сердцем, оставляя милорда без малейшего сожаления, но сожалея, что снова оставляю Огонька. Лишь одна недобрая мысль отравляла меня, и я не понимала, что она рождена нехорошим предчувствием, как не понимала, почему неспокойна моя душа. Я не знала, как отнесутся ко мне мои друзья после новости о помолвке, и боялась, что Дэниэль никогда больше не посмотрит на меня, как на друга, а Алекс перестанет верить в меня и доверять моим чувствам. В конце концов, меня не было рядом с ними целых три года, и принц Дэниэль в данный момент имел все основания для нелестного мнения обо мне. А его мнение волновало меня всегда, и я не могла избавиться от ощущения смутного беспокойства. Даже река – неторопливая и величавая, не могла повлиять на мои чувства. И вопреки обыкновению, путешествие прошло не с радостным чувством предвкушения долгожданной встречи, а со смешанным ощущением желания и нежелания видеть своих друзей.

Я почти не разговаривала с Анжеем, ограничиваясь вежливыми поклонами при встречах и легкими кивками при прощаниях, и предпочитала обедать в своей каюте. Может быть, поэтому путь домой показался мне намного длиннее, чем обычно, но я была рада, что на этот раз обошлось без приключений.

По прибытии в один из портов Эльдарии Анжей оставил со мною лишь часть охраны – наемных воинов родом из Тэнии, чье нахождение возле меня не вызвало бы лишних вопросов у воинов принца Дэниэля, постоянно патрулирующих крупные речные порты страны и прилегающие территории во избежание возможных конфликтов и беспорядков. К услугам наемников из Тэнии прибегали многие состоятельные люди, направлявшиеся по своим делам, требующим дополнительной охраны. К тому же я надеялась прибиться к одному из торговых караванов, регулярно отправлявшихся в Даэрат, являющийся единственным центром торговли, по крайней мере, на пару сотен миль вокруг.

Я быстро сторговалась со старостой одного небольшого поселения, поставляющего на рынок столицы несколько сортов сыра, и вместе с моими телохранителями удобно устроилась в одной из кибиток, нагруженной ящиками с керамической посудой, – еще одним видом продукции, которой славилась деревенька сэра Тоа Дарэна. Мы поладили с ним с самого начала, и он был так любезен, что разделил со мною все свои обеды и ужины во время остановок в пути. Он много рассказывал мне о своей семье и совершенно не обращал внимания на ответное молчание. Напротив, увидев во мне благодарного слушателя, он философски отметил, что его болтовни хватит на двоих и за всю дорогу не задал мне ни единого вопроса. Так что путешествие в целом было приятным и необременительным.

Я простилась с ним у ворот Даэрата, искренне и тепло пожелав удачи в его торговых делах и здоровья его близким. В ответ он снабдил меня подробными координатами места расположения его поселения, фактически вынудив дать обещание заехать в гости, и мы разошлись весьма довольные друг-другом. Я также попрощалась со своей охраной и они покинули меня, совершенно не переживая за мою дальнейшую судьбу, собственно, как и я.

Я направилась к дому Мастера, по дороге отмечая те немногие изменения, которые произошли за время моего отсутствия. И то обстоятельство, что наш дом совершенно не изменился, подействовало успокаивающе, словно все сомнения, владевшие мною во время пути, утихли разом.