Малёк хмыкнул:
– Того Миче и его учеников растерзали в ту же секунду. Эй, Рики, ты не этот рельеф искал?
– Да. Его. Вот видите, Очень Злой Шаман. А вот этот самый Миче. Красивый, правда? Да, всё так и случилось.
– Приборы поломали, записи уничтожили. Но вспыхнула новая эпидемия и унесла много жизней. Да, Рики?
– Точно. Кто не сдал свои домашние солнца, заболевали и вымирали целыми семьями, целыми общинами, особенно женщины и девочки, щенки и котята. Очень странной была болезнь. Говорили, её наслал Злой Шаман за неповиновение. Потому что те, кто сдал своё солнце, как раз выздоравливали. Это тоже проделки Шамана. Но тут уже и настоящее солнце явилось, потому что тучи рассеялись.
– Да, – подтвердил я, – это время неспроста называется Мрачным. Именно с большой непонятной эпидемии началось угасание народа анчу. От сырости и раздоров стало тяжело жить в пещерах, и мы начали искать пристанища на поверхности. А в ту пору все народы обвиняли друг друга в своих несчастьях. Особенно виноватыми, конечно, оказались анчу. Из-за передравшихся правителей, детей королевы Унагды, и потому что отличались ото всех. У нас почти не было своих земель, хоть мы и обитали, кажется, повсюду, где есть горы и холмы. Нам пришлось просить помощи и убежища, налаживать отношения и следовать чужим обычаям, одновременно пытаясь хоть как-то уберечь свои. Отсюда такое непростое отношение к анчу. Но я понимаю, конечно.
– Это не ново, так всегда и бывает, – кивнул Малёк. – Я знаю. Королева умерла во время эпидемии, и вождём анчу стал Петрик Справедливый, пришлый человек с обычным цветом кожи. Он родился на поверхности, но осиротел. Его воспитали в пещерах, и он вырос очень мудрым человеком. Вождю удалось помирить людей из долины и своих подданных. Дело это было непростое, потому что были ещё живы некоторые из враждующих потомков Унагды Агди, правящей в Мрачные времена. Он женился на королевне Някки, потом стал королём нашей страны, и настали хорошие деньки, когда никто не ссорился, а анчу и все прочие спокойно жили все вместе. Род Петрика Справедливого правил долго. Но праправнук не оставил наследников, и тогда к власти пришли Охти, а Коркам стало обидно. Вот так начались новые раздоры.
– Точно, – улыбнулся я. – Но спроси, откуда это знает Рики. Я скажу. Из школьного учебника. Вот до чего дошёл прогресс.
– Да уж. Мы этого не проходили, сказка о Миче передавалась из уст в уста, – ответил мой друг и поспешил вперёд.
Я чуть-чуть задержался. Я рассматривал Очень Злого Шамана, который стоял, всем своим видом выражая осуждение и гнев. Что-то знакомое в нём… Поза? Выражение прекрасно сохранившегося лица? Одежда? Что?
Я так и не понял. Ещё некоторое время ломал голову над этим, а потом плюнул и забыл.
Умный Рики, просвещённый дедом, учебником и Хротом, прочёл нам лекцию о том, что недавно мы видели древнейшее поселение анчу, а теперь видим более современное, комфортное. Просторные пещеры-дома, колодцы, вентиляция и…
Прямо из чьего-то дома нам открылся вид на море, тёмное уже, и небо в первых звёздах, и далёкий мыс Трис, перед которым когда-то и заканчивала свой бег великая Някка. Он был узким и длинным, и совсем чёрным. Об него разбивалась и им пересекалась блестящая дорожка от низкой ещё планеты Ви. И начиналась дорожка от маяка.
Лестница выводила из пещеры прямо в маленький дворик, жавшийся к горе. Вокруг, тут и там, виднелись такие же, огороженные камнями площадки и чёрные входы, из которых вылетали и в которых скрывались летучие мыши и совы. Очень высоко над водой. Очень далеко до вершины. Со всех сторон неприступный городок.
– Заблудились, что ли? – ахнул Рики.
– Увлеклись, – откликнулись мы с Мальком. – Заночуем здесь, а утром найдём, что нам нужно.
– Здорово! – подпрыгнул мой очень младший брат.
Глава 11. Доброе сердце Эи
Замечательной была эта ночёвка. Тёплый ветер, плеск моря, шелест веток в заросшем дворике, голоса ночных птиц… Так хорошо! Ната любит походы, поездки, посиделки у костра, песни и дурачества. С ней было бы веселее. У неё есть читра, и она так красиво поёт! Я глядел на море, играющее светом планет-сестёр, Ви и Навины, и светом маяка. Вспоминал Натины руки, тонкие пальцы на тонких струнах, чуть застенчивую улыбку и слова стихов, сочинённых мной для её песен. Если бы она была с нами, я сорвал бы для неё гибкую цветущую ветку, свисающую сверху, из другого двора, вплёл бы ей в косу. Когда мои спутники уже спали, я всё думал о Нате и говорил ей мысленно какие-то странные слова о красоте моря… И о её красоте. Я скучал по ней также, как тогда, когда она надолго уезжала из Някки на практику или по делам своего отца. Но вот голубоватая Навина показалась из-за горного уступа и глянула на меня радостно, как вернувшаяся Ната. Я чуть зажмурился – и заснул.
Мне казалось, какой-то зверёк спал на мне всю ночь. Я ощущал чьё-то мягкое тельце то на спине у себя, то на боку. Но никак не мог до конца проснуться, чтобы посмотреть. Со зверьком уютней, если он не кусается. Скорей всего просто кошка, полно их, диких, в этих местах. Но, если она тоскует по людям, я заберу её с собой, пусть живёт у меня. Однако, утром никаких животных не было поблизости.
Я спросил Малька:
– Кончились твои выходные? Смотри, уволят.
– Вот и славно, – буркнул он. – Твои тоже заканчиваются.
– А я сам себе начальник.
После завтрака мы вернулись на площадку с рельефами, взяли чуть левей и увидели лестницу, на этот раз ведущую вниз. По ней мы и начали спускаться, помня инструкции Лалы Паг. Мы спускались и спускались, а в разные стороны то и дело разбегались коридоры, много разнокалиберных подземных дорог, на которых так легко заблудиться. Но хитрая и настырная Лала Паг всюду понаставила мелом путеводных крестиков. Точно есть у девчонки какие-то указания от лазивших всюду родителей.
Вот когда мы поняли, что значит «недра гор». Коридор местами сужался так, что мы протискивались боком.
Наконец стены совсем сошлись под острым углом, и Малёк вопросительно глянул на меня из-под потолка. Его лицо, освещённое фонарём, казалось копией планеты Ви. Но я-то знал, что делать.
Там, где сходились стены, я нащупал в углублении рычаг и резко опустил его вниз. Стены бесшумно раздвинулись, и мы прямо сразу оказались в никак не облагороженной человеком пещере, полной сталактитов, сталагмитов, каменных, хаотично накиданных природой глыб, неведомых закоулков, неожиданных провалов, промозглого холода и грохота быстро несущейся воды. Где-то там, в темноте, пещеру пересекал стремительный поток. Она была бесконечно огромна.
И, между прочим, Лала Паг проговорилась, что знает, что в пещеру можно попасть разными путями, а не только так, как мы вошли.
– Сто лет уже чапаем, – проворчал мой очень младший брат и плюхнулся на камень на пороге пещеры.
Мы все присели отдохнуть, и Малёк сказал:
– У тебя на спине шерсть, Анчутка. Загрыз ночью летучую мышь?
Он снял с меня несколько сизых клочков.
– О! Я думал, мне приснилось, – воскликнул я. – Представьте, ночью на мне спал зверёк. Да-да, прямо на мне. А утром пропал.
Малёк проявил беспокойство и выдал:
– Хорошо хоть не искусал.
– Я ему искусаю! – вскричал Рики. – Ты что, Миче? Нечего кусать зверушек!
– Балбес! Побеспокоился бы о брате, – отругал его Лёка, и мы двинулись в пещеру.
И сразу же чуть ноги не переломали и едва не убились насмерть. Идти оказалось совершенно невозможным.
– Оставь пацана здесь, – призвал к моему разуму Малёк. Но мой разум глух, когда речь заходит о Рики.
– Оставить? Как это? Я не могу оставить, – залопотал я. – Это опасно!
О том, что пробираться по поверхности, сплошь состоящей из углов, ям и грязи, гораздо опасней, я не думал. Я нёс фонарь и придерживал Рики. Понятия не имею, как мы добрались до подземной реки.
Со слов Лалы я знал, что она хотела перебраться на другой берег, и для этого пыталась спуститься к потоку. Чуть в стороне, левее от места своего спуска девчоночка и обнаружила пустую комнату с нишами в стенах. В одной из них якобы находилась коробочка с амулетом Сароссе. Кто-нибудь знает ребёнка, который при виде интересного и таинственного помещения не заглянет туда? Любопытство Лалы спасло ей жизнь, хотя обычно бывает наоборот. Пока она рассматривала Доброе Сердце Эи, подоспели взрослые, что разыскивали дурочку, и Петрик успел ухватить девчонку, когда та, покинув непонятную комнату, продолжила спуск и едва не сорвалась с крутого берега вниз.
Брр! При взгляде в непроглядную пропасть меня затошнило от страха.
– Миче, освети дно, – попросил Рики. – Ничего не видно.
– Не хочу, – холодными непослушными губами произнёс я. – Не желаю видеть ничего там, внизу. То, что нам нужно, где-то здесь. Чуть пониже.
У меня застучали зубы, да так громко, что их клацанье заглушило рёв потока. У меня вспотели даже очки. У меня волосы встали дыбом. Где-то там, внизу, на том берегу, пряталось нечто кошмарное, таящее угрозу. Оно там было всегда, с начала мира. Оно только и ждало, когда глупая Лала приползёт ему в пасть. Оно бы сожрало её, как до того сожрало её родителей.
Почувствовав ЭТО, Рики – вот неслыханное дело! – отступил на шаг. Малёк, который не был волшебником, не ощутил ничего, и по своей привычке приготовился хихикать и насмешничать. Сказать что-то вроде того, что я только с Корками пререкаться молодец.
Мне было так страшно, и я так боялся, что невидимый кошмар причинит вред этим двоим, что всё-таки поднял руку и призвал свет, и осветил весь чёрный провал, всё русло реки от края до края пещеры.
Мои спутники заслонили лица руками, но как только привыкли глаза, мы стали с любопытством и страхом вглядываться вниз.