Свет родной звезды

– А чего же живешь с ней?

– Так ведь сын. Парень хороший растет. А с женой все нелады.

– Может ты чего не делаешь, может не помогаешь?

– Я не помогаю!? Всю душу наизнанку вывернул. Дома грязища, борща не сварит. Да ладно, – он махнул рукой, – домой не хочется.

Гость сопел.

– Может она обижается на что-то? – опасливо предложила Оля.

– А мне каково, а я не обижаюсь? – мужчина брызнул слюной и обтер глянцевые губы.

Помолчали.

– У меня тоже дома такое осталось. Даже думать больно.

Оля встала и подошла к окну, долго стояла, едва касаясь стены. Свет обводил контуры ее тела под легкой тканью, Анатолий замер в неудобной позе, ждал.

Оля перебирала в уме отрывочные слова, готовые, словно реченька, излиться в откровенную исповедь.

– Кх-кх, – гость неловко откашлялся и сел ровно, – Надо как-то тут устраиваться.

– Что? – вырвалось у женщины.

– Ну, тут надо устраиваться. Кто нас обратно отпустит.

– Но они же сволочи! – Оля подошла к собеседнику и уставилась на него.

– А как по-другому.

– Они нас семьи лишили! Боли сколько, – она схватилась за грудь. Давило от невысказанных слов.

– Дак, жизнь-то идет, моя по крайней мере, – Анатолий опустил голову и стряхнул невидимую пылинку с коленей.

– И что? – Оля замерла.

– Как-то устраиваться надо. Отрабатывать хлеб-соль. Чтобы хуже не стало.

Оля поджала губы, отшатнулась.

– А что. Новые условия, конечно, непривычны. Но и заграяне не такие и плохие.

– Заграяне? – переспросила Оля. Она начала ходить по комнате, как привидение.

– Да, заграяне. Одна женщина тут говорит, что еще на Земле слышала о них, ну, типа они представители высшей цивилизации.

– Одна женщина? – ее голос дрогнул.

– Да, здесь же много женщин.

– А мужчины есть? – кокетливая нотка не укрылась от Анатолия, но ее взгляд стал холодным и циничным.

– Не знаю, – неловким движением он поправил очки, встал, будто собрался не уходить, а отползать.

Оля загородила путь.

– А ты зачем приходил, Толечка? – пропел металлический голос.

– Ах, да, – он снова поправил очки, – Я пришел, чтобы передать послание от заграян.

Он снял очки, сильно сжал близорукие глазки и с силой, будто бы отчаянной и обреченной, произнес:

– Заграяне всегда готовы дать шанс землянам на жизнь. Шанс, если они будут служить на благо отведенной им цели.

– Да неужели. А если я не собираюсь служить их цели?

– Тогда они лишают шанса.

Оле не спалось. В голову лезли неприятные мысли. Сердце болело за сына, но она почему-то представляла его маленьким, смешливым дошколенком, с которым они по долгу миловались и свято хранили свои наивные традиции.

Потом из темноты выползал Анатолий, и его корявая тень дрожала на стене и стонала. Невнятные звуки превращались в обрывки слов, заграянские угрозы и голос бывшего: «Я ухожу от тебя, поняла? Ты мне больше никто». Она вскакивала, вытирала холодный пот и плакала от обиды.

Конечно, наивно было полагать, что внезапное появление Анатолия изменит ее положение. Но все же принять, что его подослали, что он ходит ко всем, как проститутка, чтобы оглашать приговор, а не спасать ее, конкретно ее – Олю, она не могла. И бесконечное эхо «конечно, здесь же много женщин», резало и жгло, словно ее снова бросили, как надоевшую, скучную, навязчивую школьницу.

Время текло, время утекало. Оля растворялась в нем и слабела умом, уставшая от постоянного бегства от боли и страха за себя.

И вдруг Анатолий появился снова. Возник на пороге и молча смотрел, как неспешно она разворачивает к нему оторопелое лицо и беззвучно шевелит губами.

– Извините, я снова к вам, – невнятно проговорил он и вцепился в очки, то поправляя их, то разминая красные глазки.

Вместо слов Оля прохрипела долгое «ооо» и закашлялась.

– Вы извините. Можно я сяду.

– А у вас что, своего бункера нет?

– Ха, бункера. Да есть.

– Чего не сидится?

Анатолий замешкался и раскраснелся.

– Да ладно, говорите. Хоть тишину разогнать.

– Вы думаете?

– Хуже не будет.