Спрессованные в алмазы

сейчас Арсена надо готовить к операции, я очень то-роплюсь. Если наберёшь сейчас телефон Каро, я с ним

поговорю.

Инга бросилась к телефону:

– Мне Каро, срочно. Что? На каком совещании?..

Господи…

Наргиз нетерпеливо открыла входную дверь:

– Я вечером обязательно позвоню. И в Ереван позвонила бы, только не уверена, что папа не даст отбой, услышав мой голос. Он сам меня выгнал, не выслушав.

Не уверена, что захочет выслушать сейчас.

И захлопнула за собой дверь, радуясь, как всё удачно складывается. Интересно, а применил бы Каро си-лу, чтобы удержать её дома? Вполне вероятно. Ну, а сейчас её никто не удержит.

26

Когда через два часа её позвали к выходу, она знала, что это Каро и что он – не один. Поэтому наотрез

отказалась выйти из больницы:

– Каро, вот письмо моим родителям. Здесь я всё

подробно объяснила. Что, почему и зачем. Я давно

люблю Арсена, и сейчас, когда ему нужна помощь, моё

место здесь, рядом с ним.

– Наргиз, ты представляешь, что говоришь? – Ка-ро был красный как рак. – Что значит помощь? Судно

выносить из-под мужика? А ведь он тебе не муж, даже

не жених. А что, если есть другая, любимая, а? Ведь ты

ничего не знаешь о его жизни.

– Я знаю, что он сейчас один и он умирает! – закричала Наргиз.

Каро ударил её в самоё больное место. Конечно, у Арсена мог быть кто-то. В каком тогда она окажется

положении?

– Наргиз, мы найдём человека, который будет

за ним ухаживать. Вернись домой, не совершай непро-стительной глупости.

– Нет, я не брошу его. Чужой просто возьмёт деньги и ничего не будет делать для Арсена, ведь его нельзя

будет проконтролировать. Пусть Арсен встанет на но-ги и уйдёт к другой, если есть другая.

Каро со стоном сел на скамью, не сводя с Наргиз

полных непонимания глаз.

– Наргиз, сестрёнка, пойдём сейчас домой. Арсен

больше не один, я сегодня останусь рядом с ним, возможно, уже сегодня найдём надёжного человека из наших. И ты каждый день сможешь приходить сюда, 27

проверять, навещать, теребить врачей. Наргиз, это

не твоё дело – убирать грязь за больным.

– А чьё это дело – убирать грязь? А если бы мой

отец не стал бы бизнесменом, не открыл бы банк

и остался бы безработным строителем, как почти все

его коллеги, с которыми он работал и о ком слышать

сейчас не хочет – без средств к существованию, тогда – можно было бы? Тогда убирать дерьмо за пре-старелым в США – это был бы предел мечтаний для

такой девушки, как я! Правда? Я не боюсь грязной

работы в том смысле, в котором понимаешь её ты.

Есть честная работа и есть нечестная. Есть грязные

люди с чисто выбритыми лицами, французским пар-фюмом и маникюром.

– А ты, похоже, очень сильно любишь этого Арсена, – задумчиво сказал Каро, – Надо же. Есть, оказывается любовь в наш испорченный век.

Наргиз повернулась к Каро спиной. На них без

стеснения глазели люди и это нервировало и без этого

взвинченную Наргиз. Она чувствовала себя беспомощным птенцом, впервые вылетевшим из тёплого

надёжного гнезда, чтобы попробовать первые взмахи

крыльями.

Каро подошёл к ней и обнял за плечи:

– Наргиз, ты права во всём. Но, согласись, ты ведь