Вы меня не знаете

Вы меня не знаете
Имран Махмуд

Вы меня не знаете… но моя судьба в ваших руках.

Молодого парня обвиняют в убийстве члена банды – против него предъявлено 8 веских улик, – но он отказывается от помощи адвоката и решает сам рассказать свою историю. Его главными судьями станете вы, читатели. Сохраняйте непредвзятость до самого конца, ведь именно вам предстоит решить, кто прав, а кто виноват…

Этот роман-исповедь, сочетающий в себе триллер и юридическую драму, перенесет вас в самое сердце истории и вручит судейский молоток.

Содержит нецензурную брань

Имран Махмуд

Вы меня не знаете

© Copyright © Imran Mahmood 2017

This edition is published by arrangement with Darley Anderson Literary, TV & Film Agency and The Van Lear Agency

© Александрова Н., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Эвербук», Издательство «Дом историй», 2024

* * *

Центральный уголовный суд Т2017229

Дело рассматривает: ЕГО ЧЕСТЬ СУДЬЯ СЭЛМОН, КОРОЛЕВСКИЙ АДВОКАТ

Заключительные речи

Суд: день 29

Вторник, 4 июля 2017 года

ВЫСТУПАЮТ

Со стороны обвинения К. Сэлфред, королевский адвокат

Со стороны защиты: Подсудимый, лично

Расшифровка цифровой аудиозаписи выполнена Закрытой акционерной компанией «Т. Дж. Нэзерин», официальным поставщиком услуг судебной стенографии и расшифровки

1

10:05

ПОДСУДИМЫЙ:

– В 1850 году Генри Джон Темпл, третий виконт Пальмерстон, произнес в парламенте речь, которая длилась пять часов. На португальского еврея по имени Дон Пасифико, который родился в Гибралтаре, но жил в Греции, напала толпа расистов. Его избили. Его дом разгромили. Его вещи разграбили. Греческая полиция все видела, но ничего не предприняла. Дон Пасифико обратился к правительству Греции за компенсацией. Правительство Греции отказалось что-либо выплачивать. И тогда он обратился к британцам.

Что сделал Пальмерстон? Пальмерстон посчитал, что этот еврей из Гибралтара – британский подданный. И тогда виконт послал в Афины целую эскадру, чтобы заблокировать порт. Спустя восемь недель правительство Греции выплатило компенсацию. Столкнувшись в парламенте с разъяренной толпой, Пальмерстон произнес пятичасовую речь. Он сказал: «Сильная рука британского правительства должна защищать британского подданного от зла и несправедливости, где бы тот ни находился».

Вот что значило тогда быть британцем. В те племена. Прошу прощения, в те времена. Я немного волнуюсь. В те времена было не важно, является ли британский гражданин евреем, или португальцем, или гибралтарцем, или кем-либо еще. Того факта, что человек – британский подданный, было достаточно. Если вас, где бы вы ни находились, постигла беда, вы могли рассчитывать, что вся мощь Англии придет вам на помощь. Пальмерстон, тот ради одного человека послал целый флот!

Вот что Англия была готова сделать ради одного-единственного человека, даже если он безродный еврей, как Дон Пасифико, – вся Англия за одного. Прошло сто шестьдесят лет, и вот этот чернокожий англичанин совершенно не может рассчитывать на Англию. Совершенно. Я совершенно не могу рассчитывать на нее, разве что на крохотную ее часть, которая находится в этом самом зале. Для меня сейчас это вся Англия. Вы – вся Англия, и вы нужны мне сейчас. Мне нужна сильная рука, которая защитит меня от несправедливости и зла. Вы нужны мне. Вы нужны мне. А я нужен вам. Я нужен вам, чтобы вы стали всей Англией.

Короче, я дошел примерно досюда. А потом подумал: «Ну а смысл?» Я ни разу не лорд Пальмерстон, и, даже если я толкну пятичасовую речь, вы мне вряд ли похлопаете. Я ж не идиот. Я знаю, что никакая речь меня не спасет. Но знаете что? Этот кусок стоило зачитать хотя бы ради того, чтобы поглядеть сейчас на ваши лица. Это я не ради стеба, а чтобы вас встряхнуть. Не ожидали, что я могу разговаривать как профессор, да? Но я просто хотел дать вам понять, что у меня есть не только та грань, которую вы все видели, когда я давал показания. Я хотел, не знаю, вас удивить. И я вам так скажу: удивиться вам придется еще не раз.

Так что, может, это первый. Почему здесь стою и произношу эту речь я, а не мой адвокат? Почему я решил предстать перед вами и рассказать все своими словами? Не поймите неправильно, это не потому, что я им недоволен или типа того. Мы, скорее, разошлись во взглядах на кое-какие вопросы, а еще я знаю много того, чего не знает он.

Ну например. Помните, как я пару дней назад давал показания? Мы не сошлись во взглядах на это в том числе. Он хотел, чтобы я рассказал «правдоподобную историю». «Расскажи им то, что они хотят услышать», – говорит он мне. А я ему: «Не, чувак, я хочу им рассказать то, что они слышать не хотят, – правду». Ему это не особо понравилось. «Это для них слишком, – говорил он. – Они такое не переварят».

Адвокат у меня хороший, не поймите неправильно. Но я подумал: он ведь не я. Он не знает того, что я знаю. Я-то знаю, что? я знаю, но не знаю, что знает он, в этом все дело. Как лучше: чтобы он говорил с вами на вашем языке, но рассказал только половину, или чтобы я говорил сам и рассказал все, рискуя при этом, что вы ничего не поймете? Могу ли я вообще рассказать вам все? Поверите ли вы? Не знаю. Реально не знаю. Но знаю вот что: я не собираюсь подставляться из-за этого убийства и скрывать от вас правду. Даже если мой адвокат против.

Так что вот мое признание. Перед тем как давать показания, я дал клятву. На Библии. Но Господь знает, что на свидетельской трибуне я рассказал не всю правду. Правда была, не подумайте, и много, но было и кое-что не совсем правдивое. Но так он хотел, мой адвокат. «Дело не в правде, – сказал он, – а в том, чему они могут поверить».

Это печально, потому что как я могу поклясться, что буду говорить правду, а потом наврать? И вчера вечером я думал об этом, пока пытался заснуть. Много думал. И проснулся недовольным, уж поверьте. Так что сегодня утром я ему сказал: «Чувак, я хочу рассказать все как есть. Эта речь, заключительная речь – мой последний шанс». И он такой: «Я умываю руки». Он типа не может представлять меня из-за этических причин. Этических причин? Я думал, что правда – это этично, но, видимо, нет. Все дело во впечатлении. «Какое ты произведешь впечатление, если сейчас расскажешь другую версию? Как это будет выглядеть, если ты дашь им новую информацию?» «А может, – говорю я, – мне не обязательно рассказывать им о том самом» – и, честно говоря, я до сих пор не уверен, что смогу рассказать. Потому что не знаю, переживу ли, если расскажу, понимаете?

Не поймите неправильно, я хочу рассказать, но не уверен, смогу ли сейчас это сделать. Не знаю, что вы обо мне тогда подумаете. Наверное, вам надо бы сперва узнать меня получше. Настоящего меня.

Сейчас вы смотрите на меня и думаете, что я обычный тупой пацан, который ходит и стреляет в других без всякой причины. Я знаю, что вы так думаете, потому что я не тупой и вы тоже не тупые. Я понимаю, что и улики, и мои показания выглядят не очень. Понимаю. Я понимаю, что они сомнительные. Так что я понимаю: вы думаете, что я взял и пристрелил того пацана, но это не так. Это они хотят, чтобы вы так думали. Они хотят, чтобы вы поверили, что я отбитый никчемный пацан, который ни за что застрелил случайного чувака на улице. Но не дайте себя обмануть. Это они хорошо умеют – обманывать. Этот мужик, обвинитель, этим на жизнь зарабатывает. Он этим занимается с утра до ночи, и, когда он с вами закончит, вы будете думать, что черное – белое и наоборот. Снимаю перед ним шляпу. Он профи. Скользкий тип, но профи. Но вам надо разглядеть то, что находится за дымовой завесой, которую он тут сотворил. Вы удивитесь, точно говорю. Попробуйте сделать это, но не ради меня. Сделайте это просто так, ради эксперимента. Если я ошибаюсь, то и ладно, и тогда вы решите, как решите. Но если я прав…

Возьмем улики. О'кей, улики вообще не в мою пользу, но их не так уж много. Но, прежде чем я в это полезу, хочу сказать вот что. Забудьте все, что я сказал или не сказал, когда давал показания на свидетельской трибуне. Если против меня в этом деле нет серьезных улик, это же не важно, да? Если улики – говно, какая разница, что я говорил или не говорил?

О'кей, улики. У меня получился вот такой список:

1. Застрелили пацана из моего района.

2. За три месяца до того, как его застрелили, кто-то слышал, как я проходил мимо и назвал его «конченым».

3. За пару месяцев до того, как его застрелили, свидетель видел, как Джамиль – убитый пацан – ругается с черным пацаном примерно моих лет в черном худи с белыми иероглифами на спине.

4. Узел сотовой связи. Эксперт по мобилам сказал, что в момент выстрела мой телефон находился в той же зоне покрытия, что и телефон убитого. Мой телефон также находился в той же зоне покрытия, что и его, в день, когда я, предположительно, с ним поругался. И он находился в той же зоне покрытия, что и его, в день, когда я, предположительно, назвал его «конченым». Во всех случаях – в одной зоне покрытия. Как там сказал эксперт? Пятьдесят-шестьдесят метров?

5. Обыск в моей квартире. Полиция арестовала меня, потому что был слух, что я причастен к стрельбе. Они обыскали мою квартиру и нашли пистолет «Байкал». Они нашли черное худи с белыми иероглифами на спине. Они нашли мой телефон, и все данные совпали с предыдущей уликой. Они нашли мой паспорт. Они нашли билет на рейс в Испанию. Они нашли наличку – тридцать тысяч фунтов – у меня в рюкзаке. Они нашли следы продуктов выстрела, которые обвинение тут мусолило, у меня в машине и на худи. Они нашли меня.

6. Полиция говорит, что пулю, которая убила пацана, Джамиля, вероятно, выпустили из моего пистолета. Баллистическая экспертиза. Вы же помните чувака, который тут показывал схемы, и так далее. Он сказал, что тот выстрел сделали из моего пистолета.

7. У меня под ногтями нашли крошечные частички крови Джамиля.

8. В его машине нашли несколько моих волосков.

Дело открыто – дело закрыто. Чего тут еще говорить? Все свободны, всем спасибо за внимание. И если вы признаете меня виновным, вы, наверное, пойдете домой и будете спокойно спать по ночам. Я это знаю. Но вы сидите здесь и разбираете это дело четвертую неделю. И, надеюсь, вы не хотите, чтобы они прошли зря. Но потом я подумал, а что, если я ошибаюсь?

Может, для вас это просто такой способ провести время? Разнообразить обычную жизнь. Встаешь утром, надеваешь чистую рубашку, приходишь сюда, читаешь всякие бумажки, киваешь или качаешь головой. Слушаешь тут обвинителя. Слушаешь судью и думаешь, что делаешь что-то важное. Чувствуешь себя значимым. А когда после вынесения приговора вы отсюда уходите, то можете вернуться к своим жизням и заниматься тем, чем занимаетесь. Но я-то не исчезаю, когда вы расходитесь по домам. Я по-прежнему здесь. И я по-прежнему человек, да? Когда ваш сынишка, которому сейчас четыре или пять и который скоро пойдет в началку, вырастет, я все еще буду в тюрьме. Когда ему исполнится десять и он пойдет в нормальную школу, я все еще буду сидеть. Когда он ее закончит и пойдет работать или в универ, я все еще буду здесь. Мотать пожизненный. Потому что вы схалтурили. Потому что вы не сделали свою работу как надо. Это все, чего я прошу. Просто выслушайте меня – я невиновен. Честно, если вы приглядитесь, вы сами это увидите.

Просто посмотрите на улики. Они скажут вам все, что нужно. И, поверьте, их достаточно, чтобы вы увидели: я говорю правду.

Перерыв: 11:15