Вы меня не знаете

Вы, ребята, опять на меня смотрите с каменными лицами. Видимо, я что-то непонятное сказал. Скользкий, да? Ладно, сейчас. Скользкие – это члены банд, с которыми соперничает твоя банда. Я, правда, ни в какой банде не состою. Очевидно.

Так вот, Пушки узнали про этого парня и послали своих разведать, чего он там куролесит на их точке в своем «рендж ровере».

Приезжают трое чуваков, стучат ему в окно, тот вылезает, улыбается. Направляет на них, прикиньте, MAC–10[6 - Американский пистолет-пулемет.], и те в страхе смываются. Парень думает, что на этом все и кончилось. Но в тех районах дела делаются по-другому. Через пять минут приезжает шесть машин, в каждой – по четверо, и парня на «рендж ровере» окружают. Ему прокалывают все шины, и, когда тачка опускается на шесть дюймов, как будто решив, что с нее уже хватит, парень снова вылезает из машины.

Он держит свой MAC–10 над головой, типа сдается, и придурковато лыбится.

– Эй, кореша, – говорит он. – Тут даже патронов нет. Давайте поделим район, его на всех хватит, не?

Шестнадцать человек с балонниками, бейсбольными битами, здоровыми финками – у одного даже самурайский меч – обрабатывали этого парня пять минут. Когда они закончили, его разве что лопатой от асфальта можно было отскрести.

Этим-то ребятам Спукс, предположительно, и продал сестру. Мою Киру! Я весь побелел, когда узнал. Ну, вы поняли. Это все равно что узнать, что твоя девушка мертва. Несколько недель я жил с ощущением, что она умерла. Я даже представить себе не мог, что они придумали с ней сделать. Но мне оставалось только гадать, и в моем воображении они пару недель ее ломали, а потом, когда смогли подсадить на иглу, она уже была на все согласна.

Извините. Можно мне минуту?

* * *

Я думал, они накачивают ее наркотой и… Простите.

Поверить не могу, что плачу, – после всего, что с ней случилось потом. Но когда я думаю об этом здесь и сейчас, все вспоминается. Как будто я снова там. Проживаю все это, и…

Ваша честь, можно сделать перерыв минут на пять?

Перерыв: 15:15

10

15:25

До того, как меня размотало перед перерывом, я пытался сказать, что вы, наверное, не до конца понимаете, что наркотики делают с людьми. Да, вы об этом слышали, но вряд ли видели сами, своими глазами, крупным планом. Когда человек подсаживается – а это, поверьте, быстро, – это ни на что не похоже. Я даже описать не могу. Как бы объяснить, что происходит с человеком? Происходит где-то пять вещей одновременно.

Сначала наркотики захватывают разум. Они берут все, что движет человеком, и вышвыривают на хрен. Когда в жизни появляется крэк или героин, ни для чего другого места не остается. Ни для семьи, ни для одежды, ни для мытья, ни даже для еды. Представьте на секунду, каково так жить. Просыпаешься утром, днем или еще когда и думаешь только об одном. Ничего не хочешь, кроме как заюзать. Не хочешь попить или поесть, не хочешь одеваться, не хочешь ни с кем общаться, даже срать не хочешь. Ищешь дозу везде, где только можно. А потом следующую. Пока, наконец, наркотики не захватят твое тело и постепенно не уничтожат его.

Дальше они захватывают сознание. Ты готов ограбить собственную мать прямо у нее на пороге, лишь бы раздобыть денег на наркоту. Ради этого ты сделаешь все что угодно. А потом, когда все остальное ты разрушил или потерял, крэк забирает твою душу. И когда это происходит, ты перестаешь быть человеком. Ты просто кусок мяса с костями, который еще дышит.

Смешно. Я один раз слышал, как в метро какие-то женщины чесали языками и обсуждали проституцию. Одна – видимо, потому, что зашла женщина, которую она посчитала проституткой, – говорит: «Фу, мерзость. Как можно таким заниматься? Только представь, с какими жуткими мужиками приходится спать», – и бла-бла-бла. Вот почему люди таким занимаются? За дозу можно пойти и на что похуже. Мужик за нее и член себе отрежет. Серьезно. Это не игрушки. Ты живешь только ради возможности получить очередную дозу. Это странно, но наркоманы еще не умерли только потому, что живут ради следующей дозы.

Вот что они творили с Кирой. Думаю об этом и чувствую себя беспомощным. Ее забрали. С ней происходит что-то невыразимо ужасное. И хуже всего, что я ничего не мог с этим поделать. А что я мог? Я не ноль без палочки, но и не Сэмюэл Л. Джексон. Вы бы, скорее всего, позвонили в полицию. А полиция, как я вскоре узнал, тоже ничего особо не может.

Она не пропала. Она совершеннолетняя. Если ей хочется тусоваться с плохими парнями на Севере и курить пачками крэк, это ее право. Они-то с хрена должны что-то делать? У меня к ним нет претензий. Да, бывают копы-мудаки, но в целом они не отличаются от каких-нибудь дворников. Они делают что положено, но не больше. Если кто-то уронил мусорку на улице на их участке, они, скорее всего, все уберут. Если ты уронил мусорку у себя во дворе, они и пальцем не пошевелят. Если ты хочешь жить в свинарнике, им-то какая разница?

Вот так обстояли дела. Киры не было, а у меня в голове был один мрак. Я начал думать о ней в прошедшем времени – всего через пару недель. Как она обычно сидела, когда читала. Что надевала на работу. Какие были последние слова, которые она мне сказала. И что я ей сказал. В конце концов, поэтому-то я и пришел в себя. После того как мы поругались из-за того пацана, который залез в мою машину, и я решил спустить все на тормозах ради нее, я сказал ей кое-что.

– Я забью на это, но только потому, что не готов отпустить тебя.

Ну, может, не совсем так, но смысл был такой. Или, может, я даже не сказал это вслух, а только подумал. Короче, я вот о чем: пара недель, и вот я уже почти смирился, что ее нет. Что я тогда за мужик?

Я думал долго. Понятно, я не мог просто пойти в те высотки и всех перестрелять. Я даже не знал, где она. Но я знал, что, если порасспрашивать тех, кто тусуется в том районе, можно по крайней мере ее найти. Дальше я планировал болтаться в округе, пока ее не увижу, и потом забрать.

План был так себе. Но он сработал, и я в конце концов узнал, где она. Правда, сначала мне придется рассказать вам о Курте. Он – ключ к тому, как я нашел Киру. И ключ ко многому другому.

После того как Курт тогда сменил школу, я некоторое время его не видел. Он как бы исчез, и я не особо о нем думал. С такими детьми подобная херня случается. Сегодня они здесь, а завтра их и след простыл. Спустя неделю или месяц я, честно говоря, забыл о нем. Как я уже говорил, мы не особо дружили. Для меня он был просто большим пацаном, который сломал руку тому придурку. А потом – мне тогда вроде было шестнадцать – я однажды шел в магазин или еще куда и увидел перед собой на тротуаре здорового чувака. Такие ситуации – всегда напряг, сами понимаете. Обычно так делают, когда хотят быкануть. Типа у кого яйца больше, а кто зассыт? Я-то ссыкливым никогда не был. У меня в районе практически все об этом знали, и после пары стычек все поняли, что я за кадр, и оставили меня в покое. Хоть я никогда не был замешан во всякой гангстерской срани, никто не рисковал до меня докапываться. У меня правило такое: ты не лезешь ко мне – я не лезу к тебе. Но если нарвешься, очень вероятно, что это я тебя порву. Не поймите неправильно. Я все это терпеть не могу. Мне не нравится лезть в драку из-за какого-то сраного альфачества, но, если иначе никак, я готов.

Ну и вот опять та же херня. Я, который в шестнадцать лет был примерно такого же роста, как сейчас. И этот пацан размером со шкаф. Блин. С такими бугаями у меня своя тактика: врезать по коленной чашечке и метелить, пока они асфальт не начнут целовать. Если они не с пустыми руками, я обычно смываюсь. Как можно быстрее. Рисковать, что тебя на кусочки порежут, – оно того не стоит. И если есть вероятность, что чувак из банды, я лучше засуну гордость подальше и драпану. Короче, мы идем друг другу навстречу. Я смотрю вниз, но знаю, что мы все ближе, потому что этот здоровый лось загораживает свет. Я не видел его в районе, так что он не из банды, по крайней мере не из местной. И он один. Мы уже так близко, что между нами почти нет света. И когда я уже собирался вдарить ему по коленкам, он такой:

– Здорово, бро.

Я поднимаю голову: все лицо у него разъехалось в улыбке, аж светится.

– Твою мать, – говорю я, – Курт? Ха, чувак, тебя чем кормят?

С того дня мы начали общаться и уже не переставали, он реально стал моим другом. Как я уже говорил, мне нужно рассказать о нем, потому что он играет важную роль во всем, что случилось. Он – часть этой истории.

Когда я увидел его тогда, он в целом был такой же, но определенно изменился. Стал серьезнее. И теперь он никому ничего не спускал. Тогда он тоже не состоял в банде. Мы оба сумели этого избежать, хотя в нашем окружении это не так-то легко. Обычно, если тебя знают, то каждые пару недель у тебя на пороге возникает чувак из какой-нибудь банды и пытается тебя завлечь. Если ты им нужен, они готовы пообещать что угодно и угрожать чем угодно. Я им был не сильно интересен, хотя каждый новый человек – это плюс один, а количество по-любому важно. Но вот Курта они хотели. Они жаждали его заполучить, и, если бы видели, каких он габаритов, вы бы поняли почему.

Правда, вскоре я понял, что Курт не создан для подобной херни. Во-первых, деньги его не особенно заботят. Во-вторых, он терпеть не может, когда ему говорят, что делать. В другой ситуации этого было бы достаточно, чтобы от него отстать. В банде не нужны те, кем нельзя управлять. Почти все считают, что не позволят собой управлять, но так-то почти все пиздят. Практически любой человек сделает что угодно, если цена подходящая, а это, по сути, значит, что им можно управлять. Но Курт – дело другое.

Пару лет назад, когда мы шли по улице, его остановили трое местных парней.

– Это же ты Курт? – спрашивает один и, когда Курт кивает, говорит: – Бро, хочу дать тебе шанс, который дается раз в жизни.

Курт пытается уйти, потому что знает, что им надо, но они встают стенкой. Их главный такой:

– Бро, я могу прямо сейчас дать тебе косарь или тебя порезать. Решай сам.

– Ну, режь, – говорит Курт.

Эти трое переглядываются, типа: «Че за херня?» На месте Курта я бы, наверное, попробовал их заболтать, но такого эти парни еще не видели. Их главный, мелкий чувак в пятипанельной кепке, вытаскивает из кармана финку и показывает Курту. Курт внимательно смотрит на нее, потом на двоих других и говорит:

– А у вас че?

И стоит, будто к месту прирос. Я, наоборот, напружинился и готов рвануться в драку, если до этого дойдет.

Остальные, ухмыляясь, показывают свое оружие, но Курт не двигается.