Жемчужина, выпавшая из короны. Любовный исторический роман

Тут Леонарда позвали, и он вошел в комнату, где за столом сидел уже знакомый страж, а на стуле сбоку – пострадавшая. Склонив голову набок, она писала что-то карандашом на листе бумаги. Ворюг не было, видимо, уже отправили в острог. Или в темницу, неважно. На стенах висели портреты сепией в скромных деревянных рамах. Особое внимание привлекал самый большой, в центре стены, изображающий усатого немолодого кавказца с трубкой в руке. Живописец замечательно передал властный характер: лицо волевое, жесткая складка у губ, сразу видно – вождь! Взгляд строгий, магнетизирующий. Так и подмывает встать по стойке «смирно»!

– От имени органов охраны правопорядка выражаю вам благодарность за помощь в задержании преступников, товарищ! Как вас звать-величать? – спросил человек в мундире и ремнях.

На столе лежала газета под названием «Правда».

– Орлов, Леонард Федорович, – наклонил голову поручик в отставке, пытаясь рассмотреть число.

– Рубаху они Вам, смотрю, порвали, гады! – сочувственно покачал головой околоточный, и, указывая пальцем на шрам, спросил:

– Где ранение-то получили?

– Японец мечом рубанул – ответил Леонард чистую правду, но уклоняясь от ответа на вопрос «где».

Он наконец разглядел: газета была от 19 июня 1941 года! Вот это да!

– Ой, мущина, рубаху я Вам зашью, не беспокойтесь! – подала голос женщина.

– Халхин-Гол? – полуутвердительно, вроде как уточнил стражник под названием «милиционер».

Леонард не понял, но на всякий случай кивнул.

– Да, мы им там вломили в тридцать девятом! – лицо околоточного ярыги затвердело, глаза сузились, – Товарищ Сталин тогда сказал: «Если враг не сдается, его уничтожают!»

При этом он кивнул на портрет за спиной.

Слова «Товарищ Сталин» он произнес, как во времена Орлова произносили «Государь Император». Даже, пожалуй, с ещё большим пиететом.

Женщина закончила писать и передала лист милиционеру. Тот внимательно прочитал.

– Теперь, товарищ Орлов, напишите и Вы, как преступников помогали задерживать…

Но тут за окном на деревянном столбе захрипело, забулькало странное устройство, и из далекого далека донесся торжественный голос:

…Сегодня, в четыре часа утра… без объявления войны Германия напала на… бомбили Киев… перешли государственную границу от Балтийского до Черного моря…

Речь то и дело прерывалась помехами, но смысл был ясен: война!

Милиционер побледнел. Женщина закрыла рот руками, как бы сдерживая рвущийся наружу крик. На площади стала собираться толпа. Трясущимися руками околоточный застегнул верхнюю пуговицу форменной рубахи и надел картуз. Матово блеснула красная пятиконечная звезда с серпом и молотом, скрещенными посередине.

– Пошли! – скомандовал он.

И Леонард вышел с ним на площадь.

«Война с Германией! Но, мы же союзники? Или в 1941 году уже нет? Всякое может быть… Без объявления войны! Это… неправильно!» – мелькали в голове сумбурные мысли. В животе ворочался тугой комок страха.

Речь закончилась и устройство на столбе замолчало, но люди не расходились, ждали чего-то. Женщины плакали навзрыд, мужчины негромко переговаривались. Машина на столбе снова ожила, раздалась суровая песня:

Вставай, страна огромная!

Вставай на смертный бой!

С фашистской силой темною,

С проклятою ордой!

Подумав, Леонард решился хоть немного прояснить ситуацию. Осторожно тронув за рукав стоящего рядом седого человека в очках и с тростью, похожего на учителя, спросил:

– Извините, сударь… А какие, собственно, у Германии к нам претензии?

– Претензии! – горько усмехнулся тот, – Да завоевать фашисты нас хотят! Поработить! Первое в мире государство рабочих и крестьян им как кость в горле!

«Опять ничего не понятно!» – с отчаянием подумал Леонард.

– Шрам-то откуда, товарищ? Вид у Вас военный, – поинтересовался в свою очередь похожий на учителя дядька.

– Японец мечом рубанул, – охотно объяснил поручик, присматриваясь к собеседнику, казавшемуся странно знакомым.

И тут вспомнилось: Николя! Тот самый, молоденький, что читал в госпитале газету о японском десанте! Вот и якорь, обвитый лентой с девизом, на правой кисти!

– А! Халхин-Гол! – криво улыбнулся постаревший на тридцать шесть лет ветеран Русско-Японской войны, – Значит, воевать Вам дело знакомое. Командиром, наверное, были? Что ж, винтовку в руки – и на фронт, бить гадов. Я бы тоже пошел, да не возьмут… Мне в девятьсот четвертом ногу японским осколком перебило, здесь, под Ново-Мурманском. Хромаю с тех пор, – он показал трость.

– Да-с, ушел в отставку поручиком, но за Веру, Царя и Отечество повоевать ещё раз сочту за честь! Постою за Русь-матушку! – выпятил грудь Орлов, улыбаясь.

Собеседник побледнел и отшатнулся. Несколько голов повернулось в их сторону.

– Парень, да ты кто? – ужасным, свистящим шепотом вопросил, сузив недобро глаза Николя.

Леонард растерялся. Кажется, он сказал что-то не так? Толпа угрожающе надвинулась.

– Товарищи! Это враг! Белогвардеец!!! Шпион и диверсант! – отчаянно взвизгнул бывший офицер флота Российской Империи и замахнулся тростью.

Кинулись скопом, повалили. Чьё-то грузное тело придавило к земле. Больно вонзился в лопатку камешек. Свет померк, кромешная тьма заполнила все вокруг. В следующий момент жаркие липкие губы впились в рот Леонарда, целуя взасос, а чужие проворные пальцы уже расстегивали ширинку, норовя сграбастать самое дорогое.

Леонард запаниковал, не в силах понять, что происходит. В ушах ещё слышался рев толпы, болела спина от острого камня. Тело, плющившее его, было обнаженное, и, на ощупь, женское.

– Ты кто? – булькнул он пересохшей глоткой, прервав на миг настойчивое лобзание.

– Я – Стеша! Стеша Мерзлякова, – ответила женщина, утробно хохотнув, – Мы с Вами, барин, в ресторации вечор гуляли. Ай, запамятовали?

В совершенно кривой голове (странное дело, не болевшей ни капельки!) начало разливаться понимание. Банкет, цыгане, Булдаков, наливающий коньяк в чайный стакан… И бабы, г-м! В смысле – блудницы. Купец и за них заплатил.

– А где мы сейчас?

– Да у Вас на квартире! – был ответ, и приставания возобновились.

Степанида знала свое ремесло, и Красноголовый Воин Леонарда гордо расправил могучие плечи. Сил сопротивляться у поручика не было. «Да и зачем сопротивляться? Пусть делает, что хочет…» – такая мелькнула в мозгу пораженческая мысль. Стешка ловко села на него верхом и взяла инициативу в свои… свою… ну, в лоно, в общем. Леонард лежал не шевелясь, закинув руки за голову, пока невидимая в темноте партнерша отрабатывала гонорар. Когда сей процесс закончился, не было ни удовольствия, ни радости. Только огромная, гнетущая пустота…

Утром, рассмотрев случайную подругу – так, ничего особенного, встретишь – не узнаешь, – выдал ей червонец за труды и полтинник на извозчика. Похмелившись рассолом, подробно записал сон. Перечитал. Подумав, стал рисовать по памяти безлошадную повозку и «железного коня». Рисовал Леонард неплохо, творческий процесс увлек. Попутно он осмысливал увиденное. Итак: на этот раз снова удалось увидеть будущее – 1941 год. То, что он именно видит будущее, а не воображает его, поручику было уже ясно. Никакого воображения не хватит выдумать все детали окружающей реальности! Он помнил всё: одежду людей, странный пистолет стражника-милиционера, газету… Прикрыв на миг веки и сосредоточившись, удалось даже прочитать напечатанный без еров и ятей заголовок: «Выступление товарища И. В. Сталина на заседании Центрального Комитета ВКП (б)»