– Что испугался? – Привольнов уставился на бледное лицо Керими. – Побелел весь. Да это же всего-навсего шавка степная. Когда она одна, бояться нечего. Лает громко, но хвост поджимает. Это они скопом опасны и ночью, если оружия при себе нет. Как шантрапа, гурьбой на одного. Не успеешь моргнуть, одни кости останутся.
От слов Привольнова Рустаму стало только хуже, он сделал еще несколько рвотных движений и присел на корточки.
– Ууу, барин, – сморщился чекист, зашагал в сторону Керими. – Так ты вообще скис. Не простудился ли? Бушлатик вроде тепленький.
– Со мной все в порядке, – выдавил Рустам и медленно встал на ноги. – Боялся, что цапнет. Не от страха, а от брезгливости.
– Брезгливый, значит? Зря. В нашем деле это только мешает. А хочешь в нее пульнуть?
– Так она же мертвая. Зачем в мертвую собаку стрелять?
– Как в мишень лежачую. Представь, что живая и хочет тебя куснуть. Вспомни, как на тебя клыки скалила.
Керими только покачал головой и направился к выходу.
– Как знаешь, – пожал плечами Привольнов и пустил еще две пули в труп животного.
Прямоугольное пространство быстренько было оборудовано Привольновым в необычное стрельбище. Палки, воткнутые в смягченную дождем почву, на которые насаживались пустые банки из-под тушенки, висящие на нитках пустые бутылки, картонные мишени, приклеенные к противоположной стене. Помимо этого, на недостроенном втором этаже, куда вела крутая, узкая лестница, были установлены макеты с контурами человеческой головы. Они тоже были расчерчены как мишень, с цифрами от «молока» до десятки.
– Будем вспоминать молодость, Керими? – Привольнов вытащил револьвер и протянул Рустаму, а из другого кармана вытащил свой. – Твоя мишень справа, моя слева. Начали.
Параллельная стрельба в семь пуль. До мишени двадцать шагов. Рука Рустама дрожала, поэтому приходилось задерживать дыхание больше обычного.
– Проверим, сколько выбили, – Привольнов зашагал к мишеням.
– Зачем мы сюда ехали, Яков? Так можно было в тире отстрелять.
– Приехали, значит, надо, – сухо ответил Привольнов. – Неплохо для начала. Три пули в десятку. Одна восьмерка. Одна тройка. Два «молока».
– А у тебя сколько?
– У меня? Чуток больше, – впервые Привольнов позволил себе улыбнуться, только улыбка эта напоминала оскал им же убитой собаки. – В тире второго этажа не бывает и стреляют там мелкашкой, даже зуб не выбьешь. А тут еще наверх будем пулять. Глянь на макеты. Черепа недругов. Вдруг тебя кто-то из окна вражеского захочет пришить, вот тут-то ты своей быстрой реакцией, метким глазом и недрожащей рукой его уложишь.
Последние слова прозвучали по слогам «у-ло-жишь».
– Так я вроде как в посольстве буду работать. В кого же мне стрелять, в консулов, послов?
– А ты думаешь, ты только шампанское пить будешь, да икоркой закусывать каспийской, черненькой? – Яков вставлял в револьвер новые пули. – Раскланиваться нежно, дамам ручки целовать, демарши устраивать? Нет, друг ситный, не забывай, что у себя дома в Тебризе ты тоже не прохлаждаться будешь. Да и Тегеран тебе не фунт изюма. Там такой мордобой пойдет, что пистолетик в самый раз понадобится, если стрелять умеешь. А прикажут убивать, обязан будешь выполнять приказ. Хоть калеку, хоть женщину, даже ребенка малого.
– Шампанского не пью, а икорки наелся так, что тошнит от нее, – разозлился Рустам. – Ты небось стрелял в ребенка?
– Пока не доводилось. – Привольнов снова целился в мишень. – А надо будет, и мать родную пришью. – Яков злобно скалился. – Я же из сиротского приюта, мне все равно.
– И как будешь убивать? Сначала по ногам, а потом в глаз? Чтобы мучились от боли, стонали, пощады просили?
– Да нет. Прямо в лоб. В середку. Ты давай вторую заполняй, а то нам так до ночи здесь куковать.
– Как того человека у стены? – Руки Рустама затряслись сильнее обычного. Сейчас, после всего увиденного, ему уже не было страшно. Злоба покрывала все эмоции и инстинкты. – Чьи кости собака глодала?
– Так вот ты почему блевал. Ну, глаз у тебя наметанный, в разведке пригодится. А я-то думал – шавку испугался.
– Нет, не испугался. Уж лучше в клыки бездомной собаки, чем в такие лапы…, – Рустам сжал зубы и взвел курок.
– Стреляй, – нахмурился Привольнов. – В бутылку стреляй.
Рустам выстрелил.
– Промазал, – процедил Привольнов. – Вот как надо.
Три пустые стеклянные бутылки разлетелись вдребезги глухим звоном. Тремя пулями, почти без прицела.
– В середку. Без шансов.
Рустам снова прицелился в оставшиеся четыре бутылки и разбил две.
– Сам понимаешь, Керими, положение такое. Каждый наш дипломат, работающий в условиях, приближенных к военным, должен владеть оружием, хотя бы на самом примитивном уровне. Чтобы мог отличить столовую вилку от боевого штыка. Не я это придумал, не мне отменять, но дело нужное. Сам увидишь. – Привольнов перевел разговор на другую тему с легкостью, будто перечеркнув этим человека, закопанного у стены. Он теперь целился в макеты на втором этаже и рассуждал о Деле с большой буквы. – Ты уж не дуйся. Я офицер, чекист. Мне приказы выполнять надо беспрекословно.
– Я в солдаты не записывался. И убивать детей и калек не буду. Хотите – прямо здесь похороните.
– Перестань самоедством заниматься, Керими. Это я так, к слову. Тебе мстить надо за отца своего. Люди шаха его обобрали и изгнали из страны, а ты нюни пускаешь. Вот наступает время мщения. А мстят не только пулями.
Идеологическая направленность тренировок тоже учитывалась. Параллельно со стрельбой напоминалось, кто классовый враг, кто личный, а кто просто мешает делу.
– Следы научим заметать, слежку замечать и ускользать от нее. Там улицы многолюдные. Ты в десять лет оттуда ушел, а я недавно там бывал. Все на одно лицо, пойди разбери, кто английский шпион, кто немецкий, кто шахская ищейка, а кто-то и вовсе наш. Такой вот пестрый Иран.
Он вытащил из кармана бушлата черную повязку и завязал себе глаза.
– Вслепую буду стрелять. Вот в того, в окне. Смотри, потом твоя очередь.
Набитая рука и в этот раз не дала сбоев. Все пущеные пули попали в цель. Не все в десятку, но и ни одного промаха.
– Еще тебе сюрприз будет, Рустам. Не снимая повязки с глаз, Привольнов достал из нагрудного кармана сложенный клочок бумаги.
– Что это? – удивился Керими.
– Грамотный, прочтешь.
– Город Тебриз. Улица Лалебей, Медина Наджаф-заде, – вслух прочел Рустам. – Кто эта женщина?
– Твоя сестра. Наджаф-заде – фамилия мужа.
– Сестра, – прошептал Рустам.
Перед глазами всплыли детские воспоминания. Пятилетняя девочка, со смешными кудрями, с зелеными глазами, как у матери. Он не видел, как она взрослела, а сейчас она уже замужем, стала матерью.
– Как узнали адрес?
– Вопрос неуместный, – чекист снял повязку, сжав ее в кулак. – Ты не единственный наш человек в Тебризе, Керими. Мы ей ничего не говорили о твоем существовании и не выходили с нею на контакт. Для нее ты пропал без вести. После отправки, раньше намеченного командованием времени, в их доме не появляться. Не супись, встреча, безусловно, состоится. Но только тогда, когда будет надо. Не раньше и не позже.