Механический бог

– Более-менее, – ответил Тим.

– Мы, чтобы жить и действовать пользуемся умом. Ваша психика для вас – это ваша окончательная реальность…

– То есть как это окончательная реальность? – перебила Анна. – Может не реальность, а ее проекция?

– Анна, как воспринимает реальность булыжник на мостовой? – спросил наставник с ухмылкой.

– Никак не воспринимает.

– Почему? – удивился он.

– Потому что воспринималки у него нет, – ответила Анна.

– В общем, – сказал Вальтер, – не хочу углубляться в дебри. Суть в том, что твой ум получает информацию не от реальности напрямую, а от твоей психики, которая для твоего ума эту реальность адаптирует в удобоваримый вид. Драконы и прочие шалости – бесплатное приложение. Работа поверхностного ума – это примерно два процента от всей психической активности, про которую твой ум ничегошеньки не знает!

– И?

– Нет никакой реальности! Есть только психические процессы, – строго сказал Вальтер. – Окончательная реальность – это те самые сто процентов твоей психики, которая играет с твоим умом, как хозяин со своим питомцем. Ум – блудливая собачонка, в сравнении с левиафаном твоей сущности.

Анна резко сменила позу, приткнулась к столу и начала задумчиво потирать межбровье.

– Ум интерпретирует реальность, чем приходится, то есть – собою. События снов – это куцые интерпретации ума, в которых он видит бесплатный сыр и огнедышащих драконов. Сновидения – это интерпретация событий, которые происходят в вашей психике – в вашей окончательной реальности. События снов – это рационализация психических событий в чистом виде.

– А почему сны такие бредовые? Неужели в нашей психике такой кавардак? – спросил Давид.

– Потому что ум не способен увидеть и понять истину. Вполне может оказаться, что огнедышащий дракон – это сновидение, в котором разумный разум предостерегает тупой ум от какой-нибудь непостижимой для ума опасности.

– То есть, наши сны такие образные, просто потому что мы – тупые? – спросил я.

– Да, потому что ты такой тупой, – подтвердил довольный собой Вальтер.

– А разве наши сны не отражают события повседневности? – мне уже было неинтересно продолжать обижаться на глумливые шутки Вальтера.

– Наши сны отражают события психики, – повторил Вальтер. – Иногда в этих событиях происходит обработка так называемой «повседневности». Тогда тебе начинает казаться, что и во сне ты продолжаешь заниматься той же ерундой, что и днем. Наши сновидения являются своеобразным «окном» из обыденности в запредельность. По не вполне понятным для ума причинам иногда мы пользуемся этим окном. Уму только и остается интерпретировать увиденное на свой манер – сновидениями.

– А мне ничего запредельного не снится, – пожаловался Давид.

– Сны, в которых ум обрабатывает «повседневность» запоминаются легче, потому что в них есть привычные образы, которые хорошо фиксируются в повседневном уме. Запредельные сны снятся всем, просто никто их не помнит.

– А правда, что наставники пси-корпуса практикуют осознанные сновидения? – спросил Давид.

– ОСы практикуют все, кому не лень, – ответил Вальтер. – Наставники практикуют исследование конкретных глубин. Эта тема выходит за рамки вашего курса.

– Мне только одно непонятно, – сказал Макс. – А если ты вдруг оказался в полной жопе, получается, вылезать из нее бесполезно? Зачем вообще, что-то делать, или как-то улучшать жизнь раз все это проекции и рационализации?

– Отличный вопрос! – поддержала Анна.

– Да, вопрос – хороший, но вполне предсказуемый и даже банальный, – сказал Вальтер. – В разной форме слышал его уже раз сто!

– Ответом-то удостоите? – пощурился Макс.

Вальтер задумался, встал и начал ходить по комнате. И только сейчас я обратил внимание, что на всех картинах, которые висели вдоль стен, были изображены люди, смотрящие на самих себя в зеркала. На одной картине был испуганный мужчина, выпучивший глаза на себя испуганного в зеркале. На второй – какой-то злой дедушка, скалил зубы своему отражению, которое скалило зубы ему в ответ. На другой – молодая особа удивленно улыбалась себе из зеркала. Смысл был понятен – каждый реагировал на себя. Когда человек злился, отражение отзывалось взаимностью, когда рыдал – отражение рыдало, когда человек смеялся, отражение смеялось. Люди поддерживали себя во всех начинаниях. А настоящие зеркала, висевшие между этими картинами, видимо были практическим приложением к общему замыслу.

– Мы ждем, – сообщила Анна.

– Мир является отражением вашего текущего этапа развития, – наконец, сказал Вальтер. – Ум пыжится изо всех сил, чтобы отразить хаос жизни. Наставники, которые специализируются на самонаблюдении говорят, что эго похоже на утонченный комок нервов, который непрерывно мечется, как эквалайзер под музыку drum and bass. Эго постоянно тянет вас в прошлое или будущее – в этом одна из главных его функций. Сущность нервного субстрата эго – антисмирение.

– Это, как у святых подвижников, только наоборот? – поинтересовался Макс.

– Не знаю, как там у святых сапожников. А у всех нас эго – это непрерывный поток неприятия жизни.

– То есть, когда я кого-нибудь посылаю в интимном направлении – это работа эго?

– Стопроцентная проекция антисмирения, – подтвердил наставник. Все, что вам не нравится в этом мире – дань эго. Этот нервный ком не способен принять настоящее. Здесь и сейчас – нет опор для эго, поэтому оно пребывает в непрерывном напряжении, в попытке что-то с чем-то сделать. Эго в буквальном смысле тянет, продавливает, сопротивляется, торопит. Вот вы сидите, или лежите, пробуете расслабиться, но что-то внутри хочет встать, пойти, начать что-то делать, менять.

– Но ведь иногда хочется сесть и расслабиться? – сказала, как всегда слегка негодующая Анна. «Видимо так бесновался ее нервный ком эго, – подумал я».

– Даже если вам удобно в теле, этот комок нервов продолжает увлекать в суету на уровне ума.

– Почему так происходит? – огорченно спросил Давид.

– Потому, что эго не может быть здесь и сейчас. Все самые злые проекции о войне, лукавых бесах и страшных болезнях – это камуфляж, которым эго прикрывает свою неспособность принять жизнь.

– Война – это рационализация антисмирения эго? – задвинул я.

– Когда нет эго, война ни чем не хуже одуванчика, – кивнул Вальтер, беззаботно проглотив мою «конструкцию». – Одна из функций эго – распределение проекций. Эго как бы отпрыгивает от хаоса жизни, при каждом отталкивании, создавая новую мысль.

Слова Вальтера вызвали во мне тревожное ощущение, и как мне показалось, другие тоже обеспокоились. Все же наставник хорошо разбирался в проекциях, иногда используя их для манипуляции нашими переживаниями. Однажды он сказал, что тревога и страх активируют внимание.

– А что с этим можно сделать? – спросил я об этом зловредном антисмирении.

– А что бы ты хотел с этим сделать? – Вальтер скопировал мою интонацию.

– Я бы хотел перестать томиться чем бы то ни было.

– Так перестань, – наставник развел руками, будто речь шла о чем-то очевидном.

– А как?

– Вот, Макс спрашивал про жопу, в сущности, и твой вопрос – о том же: вылезать, или нет… И если вылезать, то как? Верно?

– Верно, – сказал я. – Если еще учесть, что все вокруг – проекции…

– Тут есть разные подходы. У наставников пси-корпуса, как все вы знаете, есть две основных ветви развития – есть наставники практики – воины, а есть – наблюдатели. Первые пробуют менять события, вторые – свое отношение к событиям.

– А правда, что эта тенденция связана с юнгианскими психотипами? – спросил Давид.

– Ну, говорят, что якобы экстравертам ближе действия, а интровертам – наблюдение, однако учение о двух ветвях в Цитадели появилось задолго до рождения психолога Юнга.