Механический бог

– А трусы! Трусы зачем? – призывно заметил Макс.

– Свой срам я уже прикрыл, а трусами я прикрываю ваш срам, который вы проецируете на мои непорочные половые атрибуты.

– Это надо записать, – одобрительно сказал Макс.

– И в кодекс! – добавил я.

– На вашем месте я бы сначала прикрылся, – сказал нравоучительно Давид, – как это сделал я. Смотреть на вас стыдно…

– Серьезные аргументы, – согласился наставник.

– Жестоко, – оценила Анна.

– Кстати, сэмпай, вы вроде хотели эксперимент какой-то провести… Когда приступим? – спросил Давид.

– А эксперимент уже завершился… – ответил Вальтер с виноватой ухмылкой. – Тебе – плюсик в рекомендацию. Оденься, как было! – брезгливо прикрикнул наставник. – И пройди на свое место. Сейчас все поясню.

– А можно…

– Нельзя!

Пройдя на свое место, Давид стянул штаны с головы, и диковато озираясь, начал натягивать их на ноги.

– Без штанов все-таки холодно, – оправдался он.

– Аналогичный эксперимент положил начало психоанализу психолога Фрейда, – пояснил Вальтер. – Фрейд понял, что люди иногда действуют, не понимая причины этих своих действий. Задача ума при этом – заполнить пробелы понимания «рациональными» пояснениями. Команда «снять штаны и одеть их на голову» – была дана Давиду, пока он пребывал в бессознательном состоянии. Его бестолковый ум этой причины для обнажения не зафиксировал, но на ходу изобретательно выдумал свою, в которую сам тут же и уверовал: натянутые на голову штаны прикрывали «срам». Этот механизм психической самозащиты Фрейд назвал «рационализацией».

– Я что-то не понял, – смутился Давид, – вы считаете, что это вы мне внушили прикрыть голову штанами?

Вальтер закивал.

– Да нет же, я ведь все объяснил! Это моя идея! Проекции – в голове! Вы же сами говорили…

– Да, наглядно, – пробурчала Анна.

– Человек не способен понять жизнь своим ограниченным умишкой, потому что ум – это ничтожно малая пылинка на теле непостижимого гиганта жизни, – сказал Вальтер. – Но сам ум при этом может свято верить, что все понятно и чудес не бывает, ведь он сам и есть этот гигант. Так проявляется наша механичность. Все непонятные процессы вытесняются за кулисы бессознательного, откуда незримо влияют на наше поведение.

– Это как нити невидимого кукловода? – спросил Давид, почесав за ухом.

– Именно так, – кивнул Вальтер. – Ум на сцене повседневности сам подбирает для себя подходящий самообман. А когда все понятно, можно успокоиться и поскакать дальше. Все слишком необычное и неприличное подменяется рациональными проекциями ума, поэтому наша жизнь такая нормальная, такая серая и привычная. Мы просто не замечаем жизни, не осознаем происходящее. Мы спим в грезах ума, который «знает», и который своим знанием спасает нас от истины.

– Это Фрейд придумал? – поинтересовался Тим.

– Фрейд и его последователи считали, что человек онанирует… Простите, рационализирует и проецирует только в отдельные моменты своей жизни под влиянием неврозов. Однако здесь в Цитадели мы знаем, что «нормальный» человек занимается ментальной мастурбацией непрерывно. Все, что мы знаем – это наша проекция и рационализация жизни. Мы всеми силами защищаемся от происходящего «здесь и сейчас». А случаи рационализаций и проекций по Фрейду – это, когда самообман настолько очевиден, что не заметить его может разве что невротичный слепец.

– Если мы занимаемся этим непрерывно, значит и наше обучение – это очередная рационализация? – обеспокоенно спросил Тим.

– Да, – подтвердил наставник, – психология Цитадели, также как и все человеческие учения и науки – это способ ума снова исполнить этот величайший трюк – сделать безусловную реальность знакомой и понятной.

– А зачем эго нужны все эти рациональные неврозы? – поинтересовался я.

– Я уже говорил, – сурово ответил Вальтер. – Это – самозащита эго. В быту невроз – это алиби, обороняющее авторитет личности. К примеру, так, благодаря проекциям, животная похоть обрастает гламурными эффектами и рациональными пояснениями, дескать, «я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…»

– А чем проекции отличаются от рационализации?

– Рационализация – это процесс, благодаря которому проекции становятся оправданными и одновременно реалистичными. К примеру, сновидения – это проекции в чистом виде. Но восприятие в сновидениях настолько мутное и тупое, что, как последний лох, оно с легкостью ведется на самые дешевые разводки ночным бредом, принимая их за реальность. Поэтому для ума во время сновидений – нет необходимости тратить на рационализацию также много энергии, как днем. Во сне порог критичности – невысокий, поэтому ум ленится, и создает низкосортные бессвязные проекции, которых ему с таким притупленным восприятием хватает, чтобы принимать их за действительность.

– Ужа-а-асно интересно, – протяжно зевнула Анна.

– Что, сложно говорю? – спросил наставник.

– Да, повторите, пожалуйста, все сначала, – сонливо ответила она.

– Суть в том, что именно благодаря рационализации сон кажется явью.

– Каким образом? – спросила Анна.

– Рационализация – это принцип ума, благодаря которому наши мысли становятся связными и реалистичными.

– То есть, в жизни мы видим все те же сновидения, только более реалистичные? – спросил я.

– Да! – наставник поднял указательный палец. – Жизнь – это реалистичные грезы ума. Чем выше порог чувствительности, тем сильней приходится уму изворачиваться, чтобы мы покупались на его рационализацию.

– А попроще нельзя? – попросил Давид.

– Куда уж проще? Чем выше уровень осознанности, тем качественней рационализации ума, чтобы осознанность не разоблачила его лживое кино. И кстати, чем качественней рационализация ума, тем умней кажется человек. Рационализация осознанного человека является наиболее реалистичной и продвинутой, чтобы этот осознанный человек на свою же продвинутую рационализацию покупался также, как дурак покупается на свою отсталую. Здесь, разумеется, все – относительно. Кажется, что умные люди – ближе к истинной реальности. Но по факту – это очередное, пусть и качественное, самодрочество.

– Это круто – сказал Макс. – Значит, вся наша учеба – просто отборные глюки наставников.

– Да, – печально согласился наставник, – всю свою жизнь мы гонимся за высокосортными иллюзиями, чтобы словить от них – кайф реальности. Погоня эта обычно не приносит успеха, потому что даже самая продвинутая рационализация не способна отразить чистую реальность.

– Я догадывался! – взволнованно гикнул Давид.

– А я нет, – хмуро сказала Анна. – И мне вся эта тема не нравится.

– В жизни, – неожиданно заговорил Тим, – есть физические объекты, люди и другие явления, на которые мы проецируем проекции. А на что они проецируются во сне? Если мне приснился какой-нибудь огнедышащий дракон, на что легла эта проекция?

– Отличный вопрос! – заметил Вальтер. – Сразу видно, кто в тему глубоко врубается.

«Отличный вопрос! Вот ведь, бесящий отличник, – подумал я, – хоть бы раз меня похвалили…» Все-таки наставник всегда был для меня большим авторитетом.

Вальтер, казалось, задумался. Он подошел к зеркалу, ребячливо скорчил рожицу и продолжил:

– Ум похож на тупое животное, а разум похож на его хозяина. Животное склонно к глупостям и шалостям, которые хозяин не одобряет. Вот оно сует свои лапы в капкан, где лежит бесплатный сыр. Хозяин не знает, как объяснить тупому животному, что сделает с его лапами капкан, но знает, что животное боится огня. И вот, чтобы оградить своего питомца от опасности, хозяин рисует ему картину огнедышащего дракона, который стережет капкан с сыром. Это понятно? – спросил Вальтер.

– Хозяин дурит животное, – резюмировал Тим.

– Да, – подтвердил Вальтер. – Точно так же, как и твой разум – дурит твой ум. Теперь понятно, по какому принципу тебе снятся драконы?