Божественная трагедия

– Вот он, настоящий римский кирпич, – Барт радостно, почти вожделенно трогал холодные стены. Вот это кладка времен Константина.

В офисах лютеранской церкви никого не было, в маленьких немецких городках никто не нападает на приходы, и поэтому никто не печется о безопасности. Максу и Барту удалось спуститься по винтовой лестнице беспрепятственно. Вход в подвал прикрывала железная дверь, но ее тоже не закрыли. Зачем кому-то забираться в сырое темное помещение с низкими потолками и еще более низкими арочными перекрытиями, напоминающими лабиринт. Максу вспомнились подвалы инженерного замка. Только он избавился от надвигающейся клаустрофобии, и снова попал в темные казематы.

Барт сразу начал возбужденно бегать между арками. «Очень, очень похоже», – бормотал он. Макс проверил свой новый телефон. Сигнала не было. Глубокий подвал, толстые добротные двухтысячелетние стены не пропускали сигнал новых сотовых станций и американских спутников GPS.

– Здесь можешь включить свой старый iPhone. Сигнал не пройдет.

Барт тут же приладил к телефону маленький черный проектор.

– Вот оно! – Барт закричал, показывая фонариком на кирпичи.

– Не понял, на какие кирпичи ты показываешь, – язвительно произнес Макс. – На черные или на очень черные?

– Ты помнишь, на воротах Иштар симметрию драконов и быков?

– Помню белый мрамор пола, капельки крови, помню, меня втащили в зал с разбитым лицом, – Макс потрогал скулу. Боль еще бродила. – Симметрии не помню.

– Там бареьефы шли в определенной последовательности. Вначале идет ряд из двух туров с каждой стороны арки, затем, через 11 кирпичей, ряд драконов, потом опять ряд туров. Вот смотри, в римской кирпичной кладке обычно симметрии нет. Но здесь, на этой арке, несколько кирпичей как бы нечаянно выдвинуты вперед, причем они находятся в очевидной симметрии с самой аркой и по отношению друг к другу. И как раз один ряд находится на расстоянии в 11 кирпичей от тех, что сверху и снизу.

Макс внимательно следил за размышлениями Барта, он улавливал уверенность в голосе, улавливал что это цепочка неких умозаключений, но смысла в ней не видел.

– Угу, – согласился Макс.

– Здесь кирпичи плоские, поэтому высота совсем не такая как арка, – Барту «Угу» были не нужны, он продолжал. – И еще. Смотри кирпичи-барельефы отличается от соседей сверху и снизу, но очень похожи на тех, что через ряд. Это точное копирование барельефов с арки Иштар не случайность. Константин, наверняка, знал, что амулеты в Трир попали из Вавилона. И он сделал тайник в виде ворот Иштар.

– А что, в эту арку тоже надо член вставлять?

Барт захохотал, и хохот громом прогремел в лабиринте подвала.

– Мне нужна вода, тайник, наверняка, за краеугольным камнем. В Вряд ли грабитель захочет выковыривать краеугольный камень и рисковать обвалить на себя все арки.

– Но ты, как я понимаю, хочешь именно это, – спросил Макс настороженно.

– Это имитация краеугольного кирпича. Настоящий там дальше, а этот – декоративный, по крайней мере, я надеюсь, – гоготнул он. – В общем, чтобы проверить, мне нужна вода и какая-нибудь, железяка, шпатель, отвертка. Кстати, «отвертка» со свежевыжатым апельсиновым соком не помешала бы, – рассмеялся он, – только чтобы главного компонента – русской водки – было побольше.

Шаг 7. Крок-месье Рачовски

Энди Рачовски пил утренний кофе в кафе на Риволи с видом на Лувр и сад Тюрльи. Он любил это кафе, несмотря на неиссякаемый поток туристов. Официанты здесь говорили на сносном английском и, главное, делали вид, что им это нравится. И кофе вкусный, почти такой же вкусный как Старбаксе, только заказывать приходилось сразу три чашки, чтобы хоть как то напиться и взбодриться. Но особенно в этом кафе Рачовски любил крок мадам – поджаренный с двух сторон квадратный сэндвич с ветчиной и сыром, а сверху яичница глазунья. На завтрак Рачовски съедал два. Кафе находилось рядом с отелем, в котором они обычно останавливались в Париже, когда были операции там. Несмотря на многолюдье и суету, Энди приходил сюда за одиночеством. Туристам в новом городе интересно все, кроме тех, кто сидит за соседним столиком.

Но сегодня завтрак был испорчен. Во-первых, «подопечные» ушли от слежки в Берлине. Макс – этот русский выскочка перещеголял Йена в прыткости, профессионала от макушки до кончика ногтей на мизинцах ног. И упрыгал русский упырь. Пока подключали камеры с улиц, пока встраивались в систему распознавания лиц, подопечные, наверняка, уже уехали в другой город, другую страну. А подключить все камеры во всех странах даже Богу сложновато, не говоря уже об их частной компании по специфическим операциям, хотя они, выходцы из спецслужб, могли многое.

Второе, и главное, что делало парижский завтрак Энди совсем неприятным было то, что вместе с Рачовски завтракала Марлен. Впрочем, он надеялся, что эта русская будет молчать как вчера. Правда, она всегда говорила, что не русская, а как ее латышка, или литовка, Рачовски всегда путал эти страны. Но да бес этих русских поймет, на каком диалекте русского они говорят.

Немцы тоже его раздражали. Гетц тот еще умник! Как можно было отпустить тех двух? Якобы, чтобы они их привели к амулетам. А те очень быстренько ушли от слежки. Теперь приходится без толку торчать в Париже без амулетов. Слепы, как котята. И говорил только Гетц, Марлен молчала. Сейчас столько способов заставить говорить человека! От средневековых, до современных. Он кровожадных, до щадящих. А этот умник Гетц, крутился около Марлен, водил по ресторанам, угощал шампанским, таскался за ней по магазинам, покупая шмотье. Марлен пила, ела, принимала подарки, но не произнесла ни слова. Ни единого. В конце концов, Гетц понял, что без толку теряет время, и отправился как он выразился «на поиски линии Розы». А Марлен оставил вместе с Энди в штаб-квартире. Ее молчание более чем устраивало Энди. Приказа выудить из нее сведения у него не было. Он провел остаток дня за игрой в xBox, а Марлен заперлась в комнате, отведенной для нее.

За завтраком Марлен, к сожалению Энди, заговорила:

– Рачовски, ты женат? Или хотя бы подружка есть? Тебе надо скорее ее завести, твои игрища с каменным членом очень настораживают, – после долгого взгляда сказала Марлен. Фраза прозвучала настолько неожиданно, что Энди чуть не взрогнул.

– Но, – грозно ответил Энди, – ты не в том положении.

– А в каком я положении? – надменно спросила Марлен. – Тебя приставили мне в услужение. Вот и служи. Отвечай, у тебя есть подружка?

– Не твое дело, – процедил Энди.

– Понятно, подружки нет. И вероятно, судя по манерам, давно не было. Каких девушек предпочитаешь? – Марлен не унималась. – Дай угадаю. Таек? Или филиппинок? Мало говорят, без гонора, недорогие. Я       права? Судя по твоему посеревшему лицу – права. Такие мужчины как вы не ищут сложностей.

Крок-мадам не лез в рот Рачовски. Похоже приедется съесть только один. Он еле сдерживался, чтобы не ответить колкостью.

– Что молчишь? – не унималась Марлен. – Или ты не по этой части? Ну конечно, – воскликнула она. – Как же я не догадалась. Военная школа, армия, кругом мужчины. Накаченные. Сильные. Надежные товарищи. Понимают. Интересы одни. Пиво выпить можно вместе и до и после. А, Рачовски? Верно? Признавайся. Мне можно и признаться. Я психолог.

– Заткнись, – не выдержал и крикнул Рачовски, другие посетители кафе обернулись недоуменно.

– Извини, если я попала в точку. Странно, конечно, стыдится своих страстей. Признайся, и станет легче. Так обретают Гармонию.

Завтрак был окончательно испорчен. Да и в это кафе, Рачовски больше не придет никогда. «Вот гадина», – подумал он.

Шаг 8. Мастодонты дорог

Завибрировал телефон. Звонил Крэг. Засекли Барта. «Эти лопухи заплатили своей картой в Германии. В Трире» – в захлеб говорил Крэг.

– Где-где? – переспросил Энди.

– Трир, город в Германии рядом с Раммштайном, – пояснил Крэг.

– Черт, эти лопухи не похожи они на лопухов. За каким чертом им там светить карту?! Ушли от слежки, а теперь глупо засветились в какой-то глуши, – а сам смотрел на Марлен, та продолжала невозмутимо пить вино. – Ладно, выезжаем через 15 минут, сколько туда ехать?

– Три часа.

– ОК.

Гетц выслушал молча. Затем выругался. Причиной неблагозвучный выражений был не Энди. Вероятно, непроизвольное извержение ругани было спровоцировано чем-то лежащим вне компетенции Рачовски.

– Берите       девку. Выезжаем.

– Машины готовы, снаряжение и оружие – тоже.

Три черных субарбана мчались по шоссе на Реймс. Энди нравились эти машины, несмотря на то, что они выглядели нелепо на европейских дорогах среди французских малолитражек. А когда ехали три одинаковых огромных черных левиафана, никаких сомнений, что внутри сидят серьезные американцы ни у кого не оставалось. В работе Энди редко требовалась конспирация, скорее наоборот. Пусть думают, что это они работают на правительство. Меньше вопросов и больше уважения.

Марлен сидела рядом с ним. Снова молчала. Очень хорошо. Надо сосредоточится. Нужен план действий. Умник сказал, что в Трире подопечные оказались не случайно. Там они могут искать то, что и в музее.

Значит подопечные могли и случайно, найти что-то, забыться и раскрыть свое местоположение. Но нельзя исключать и ловушку. Энди, машинально проверив кобуру на груди, посмотрел на Марлен. Девка – хороший козырь в его колоде. «Красивая». Он давно замечал за собой, что эта лит… латышка, не то чтобы нравится, но заставляет сердце стучать по-другому. Непокорный нрав заводил. Этакая колючка выросшая посредине асфальтового поля. Она не может не обращать на себя внимания.

Энди представил какова она в постели. Бойкая, ненасытная. Стройная, а значит – гибкая. Тело вдруг ошпарило желанием. Энди попытался откинуть эти ощущения, но мысли жили своей жизнью не подчиняясь его воле. Если запрещать себе думать о красной обезьяне, то о чем ты будешь думать? И Энди разрешил Марлен присутствовать Марлен в своих мыслях.

Так что там о Марлен? Марлен членах все говорит, видимо, волнует тема эта. Видимо давно не было. Ума, только, переизбыток. Ну да это ничего, избыток ума не порок. Даже приятно иногда. Такие кочевряжатся вначале, а потом таят в сильных руках бывшего морпеха. Энди самодовольно провел по рукой по губам.

С переднего пассажирского места повернулся Гетц.