И временной и пространственный.
Ей известна ваша одна, последняя, телесная координата.
В реальности этого зверька, этого подранка, и в моей собственной – ещё недавно вывернутой реальности – в реальности «ТОГДА» присутствовала только одна сплошная боль, боль настоящего – глубочайшая, мощнейшая, непрерывная и непрекращающаяся боль – мучение, сосредоточенное в одном единственном моменте – моменте, подвластном нашему общему осознанию – моему и этого несчастного зверька – и этот момент длился вечность.
Подранок – раненый зверёк, лишенный своих природных ВОЗМОЖНОСТЕЙ, зверёк целиком и полностью зависящий от действий человека, его ранившего; зверёк, чье сердце сжимает холодная рука охотника – сжимает сильно, властно – выдавливает из него всю кровь и краску, выдавливает саму жизнь.
Сжимает, обескровливая его лицо и дыхание…
Жёсткая рука, изменяющее ВЫРАЖЕНИЕ уже и так бледного лица.
Рука, диктующая лицу чувства и эмоции.
Рука, перечеркивающая инстинкты.
Рука, противоречащая самой жизни.
Рука – власть, рука – смерть, рука – чужая воля.
Подранок – зверёк, не ведающий будущего, а значит и лишенный его.
Подранок – зверёк, лишённый всяческой надежды – этого мощнейшего подпитывающего человеческого чувства.
Подранок – зверёк, ещё не убитый до конца, ещё живой, но впереди него только смерть, которую он даже не в состоянии осознать, ибо не ведает о её существовании.
Подранок – человек, лишённый человеческого. Человек-зверь, человек-животное, человек – не человек.
Может быть, вся моя боль, весь страх, вся ненависть, все переживания и надежды, накопленные ранее и свободно витающие в окружающем пространстве вывернутого наизнанку сердца, может быть, они и не позволяли мне взять свою судьбу в свои же руки?
Может быть, так оно и болталось всё время ТОГДА, путешествуя по чужим судьбам и жизням?
Возможно, так оно и продолжало бы менять хозяев, не даваясь лично мне, ибо как я мог схватить то что снаружи? Как я мог овладеть тем, что находилось вне меня?
И как я мог наполнить то, чего не держал в руках?
Как?!
Как? Каким образом?
Может быть, только сейчас пришло то самое – настоящее время СЕЙЧАС, появилась та самая – настоящая энергия – энергия созидания?
Возможно, пришло время стать властелином собственной судьбы, превратиться в хозяина собственных мыслей, может быть, только сейчас возможность наполнить своё собственное сердце перешла в новый статус?
Возможность стала НЕОБХОДИМОСТЬЮ.
А именно необходимости диктуют миру свои правила. Необходимости и устанавливают эти правила и устанавливают их жёстко и безапелляционно.
Возможности всего лишь случаются, а необходимости происходят неотвратимо.
Возможности можно и не заметить, а необходимости придется пережить.
Все до одной пережить, ибо они и есть – закон.
Закон, по которому ходят и люди, и животные.
Закон, по которому растут деревья и существуют камни.
Закон. Настоящий, а не выдуманный человечеством Закон.
Значит ли это, что всё уже пережитое мной или кем-нибудь другим также было НЕОБХОДИМОСТЬЮ?
Да. Тысячу раз да. Я был уверен в этом как никогда.
Необходимость привела меня туда, где я сейчас.
Необходимость заставила мои мысли вывернуть наизнанку свой мешок, и уже они сами поставили с головы на ноги целый существующий мир.
И сейчас, насущные необходимости уже жёстко диктовали мне мой новый диктант, а моя рука послушно выводила знакомые буквы – довольно выплескивать, пришло время сохранять.
И делиться только тем, чем считаешь нужным и только с теми, кто достоин, кто поймёт. Пришло время мудрого хозяина – хозяина собственного сердца – хозяина рачительного и заботливого, хозяина кропотливого и прилежного – внимательного, аккуратного хозяина собственной судьбы и жизни.
Пришло время АРХИТЕКТОРА, а не рабочего на чужой стройке.
Пришло НАСТОЯЩЕЕ время и одарило меня самой настоящей энергией созидания.
Но куда же делось всё то, что так бездумно плескалось снаружи ДО этого времени? Куда делись боль и разочарования? Куда подевались страх и ненависть? Где теперь нашли своё пристанище мучения и обиды?
Конечно же, они были тут, в этом самом мешке – в крепко сжатом в моей руке мешке с любовью. И это было справедливо и очень верно, ибо были они точно таким же порождением любви, как и всё остальное.
Они были концентратом любви, её выдержкой, экстрактом, но никак не противоположностью. Противоположность любви – лишь её отсутствие, то есть, равнодушие.
Всё остальное – Она.
Только теперь они лежали тихонько, иногда неслышно трепыхаясь и напоминая о себе в нужный момент – лежали и уравновешивали всё то, что я осознанно, цинично, бесцеремонно и беззастенчиво подчинял своей, теперь уже практически всесильной и могучей воле – подчинял, выпуская в окружающий меня мир.
Мир – как спелое яблоко с восхитительно-поздним, осенним ароматом.
Теперь я высвобождал лишь ОТСУТСТВИЕ того, что могло бы испортить этот аромат, выплескивал неимение того всего, крепко запертого в моём сердце – и это было отсутствие страха, отсутствие боли, отсутствие разочарования.
Это была главная информация окружающему миру – он в безопасности, ибо то единственное, что могло ему навредить – взаперти.
И к этому ОТСУТСТВИЮ ожиданий и понуканий мог прикоснуться каждый.
Каждый, без исключения.
Но дотронуться до истинного наполнения моего мешка, прикоснуться к СОЗИДАЮЩЕМУ началу мог лишь тот, кто достоин – мог лишь КАРАБКАЮЩИЙСЯ на свои собственные скалы.
Мог только избранный.