А легенду она мне так и не рассказала. Кем мы друг другу приходимся? Кстати, Вера Павловская в двадцать первом году, должна быть в Петрограде, если его еще не переименовали… А в Павловске меня могут и арестовать за дезертирство…
2
Проснулся я оттого, что Милька трясла меня за плечо. На столе уже стоял чай и бутерброды. Я тотчас натянул штаны и помчался в туалет, принимать водные процедуры и другие дела делать, утро ведь. Бутерброды с утра – это хорошо, главное, чтоб обед был полноценным. Только тут у меня были сомнения. Кто нам обед приготовит. Вот если бы отправиться на сто пятьдесят лет назад, да в мою усадьбу… Эх, заждалась меня Ольга, супруга моя венчанная. Да-с. А я тут связался, черт знает с кем… Впрочем, еще не связался.
Позавтракали молча, затем также молча надели рюкзаки и двинулись в путь. Не сразу, конечно. Сначала я сдал в камеру хранения тюк со своими упакованными вещами, а Милька заглянула в одно из служебных помещений, где минут пять болтала по телефону, явно не по служебным делам. Я не прислушивался, но отдельные фразы долетали. Короче, с родителями общалась. Затем зашла в комнату милиции, понятно зачем: отдала ключи от машины.
Когда мы вышли на дорогу, было яркое солнечное утро. Воздух свежий, лесные запахи, настроение прекрасное. Разве может быть иначе? Ведь впереди приключения, встречи со старыми знакомыми, а, может быть, и в свое именье попаду… Милька шагала впереди, видно дорогу знала, ну да, тут дорога одна. Из-за ее рюкзака виднелась голова и две ноги. Рюкзак-то у нее вдвое легче моего, это я еще вчера определил. В моем рюкзаке кроме спальника еще и палатка, да и продуктов побольше…
До той скалы, где мы с Никитой обнаружили забетонированный лаз, было три часа ходу. Я уже понял, что до портала меня ведет Милька, а после входа в портал, власть меняется. Надеюсь, перемена власти произойдет мирным путем, без соплей и криков. Когда добрались до скалы и сбросили с плеч рюкзаки, я с удивлением обнаружил все тот же забетонированный лаз.
– Мы пойдем не здесь, – ответила Милька на мой немой вопрос и, вдруг, протянула мне бумажник.
Я бумажник взял и обнаружил там первые советские деньги, а также несколько серебряных монет.
– Это командировочные, – усмехнувшись, продолжила Милька. – А вот это оружие.
Тут она вручила мне наган, который я тотчас взял.
– Надеюсь, пользоваться умеешь.
– Надеюсь, пользоваться не придется, – ответил я, пряча оружие в карман штормовки.
Пользоваться я умел не только револьвером, но и саблей, ведь пришлось служить в ВЧК несколько месяцев, да и время, проведенное с амазонками, не прошло даром. Но суть не в этом. Милька хорошо подготовилась к этой экспедиции. Неожиданностью был закрытый лаз, на котором даже остались следы молотка, которым мы с Никитой пытались разбить бетон.
– Ну, а мы, как говорил наш вождь, пойдем другим путем, – сказала Милька, навьючивая рюкзак, и снова двинулась вперед.
Я в полном недоумении последовал за ней. Таким образом, мы с ней обогнули скалу, взобрались на уступ и поднялись к карнизу, по которому мы с Никитой, когда-то впервые отправились в «мир иной». Дальше я увидел, как Милька превратилась в альпинистку скалолазковую, или в скалолазку альпинист… тьфу, черт. Она молотком лихо вбивала крючья и продвигалась по карнизу, натягивая страховочную веревку. Неужели снова появилась та щель? Во, дела! Но появилась она или нет, мне не было видно.
– Ну, чего стоишь? – крикнула она. – Иди за мной.
Я, естественно двинулся следом, понимая, что мое время командовать, еще не пришло. Потихоньку добрался до того места, где была расщелина. Стоп. Расщелина не появилась, но вместо нее был овальный лаз, в котором исчезла Милька вместе со своим рюкзаком. Я сбросил в эту овальную дыру сначала рюкзак, а затем пролез сам. Высота до пола была меньше полуметра, тем не менее, я сумел запнуться за рюкзак и полетел кувырком. Пол был под уклон и лететь бы мне… Но Милька схватила меня за штаны, едва не стащив их.
– Ты чего такой неуклюжий? – прошипела она. – Мне сказали, что ты опытный скалолаз и здесь у тебя почти дом родной.
– Раньше тут все было не так, – пробурчал я.
Действительно все было не так. Даже овальный лаз, как оказалось закрывался овальной дверью изнутри, и дверь была непростая. На наружной стороне двери была нанесена скальная порода так, что снаружи распознать этот вход было невозможно. Милька просто закрыла эту дверь и повернула какой-то рычаг. Теперь все. Никто этот вход не найдет, кроме тех кто про него знает. Мы оказались в полной темноте, и у меня возникла вполне обоснованная мысль, что Милька тут не впервые, и моя революция по смене власти откладывается. Тем временем она зажгла фонарик и снова впряглась в свой рюкзак. Мне осталось последовать ее примеру.
Я снова шел за ней уже знакомым путем к провалу… Уф… Провал был на месте, а карниза, по которому мы ходили в изнаночный мир, не было. Тут все правильно. Мы по очереди спустились в провал и спустили наши рюкзаки. Высота была небольшая, а страховка осталась с давних времен, я ее узнал.
– Похоже на то, что ты дорогу знаешь, – сказал я, когда мы двигались по туннелю.
– Конечно, знаю, – спокойно ответила она. – Не первый раз иду.
Хорошо, что вокруг темно, и никто не видит моей растерянной физиономии. Вот это номер! Значит, смена власти не откладывается, а отменяется. Теперь ясно, откуда в контору просочились сведения о Вере Павловской.
– И много там наших? – придурошным голосом спросил я.
– Немного, но есть, – последовал уклончивый ответ.
Дело ясное, что дело темное. Значит, меня ведут туда только затем, чтоб я указал пальцем на ту девушку, которая им зачем-то нужна. Тем временем мы продвигались к выходу в изнаночный мир 2021 года и вскоре увидели свет сверху. Ничего не изменилось за три года, и мы без особых проблем преодолели пятиметровый подъем.
– Пора сделать привал, – сказал я. – Тут есть одно отличное местечко для отдыха, надо только спуститься в тот лесок.
– Там и заночуем, – ответила Милька, осматривая окрестности.
Я уже не удивлялся. Очевидно, наш с Анютой маршрут был повторен и неоднократно.
– Мы должны появиться в исходной точке в заданное время, – продолжила она.
– Поясните, сударыня, – нежно проворковал я.
– Нас будут ждать в 1921 году, на постоялом дворе. Там куда в 1918 году тебя, раненного в ногу, доставила Анна Постольская.
Ну вот! Больше у меня нет никаких тайн от этой пигалицы. Я словно препарированная лягушка в руках первокурсницы мединститута. Сам я ничего о ней не знаю, кроме ее глупого имени, а она знает обо мне все. Наверное, даже размер моего … для нее не тайна.
– Послушай, Эмилия, – тяжко вздохнув, сказал я. – Вот вы знаете обо мне все, ходите через порталы, как через дворовую калитку. В 1921 году у вас есть свои люди. Я не верю, что вы не можете узнать Веру Павловскую. Скажи честно, на кой черт я вам нужен?
– Мы не всемогущи, к сожалению, – ответила Милька. – Если тебя привели, значит, ты нужен.
«Вы не всемогущи, к счастью», – думал я, шагая вслед за ней к тому месту, где мы с Анной три года назад разбивали палатку. Погода была прекрасная, яркое солнце зеленая трава, на небе ни облачка и теплый ветерок. Если не думать о том, что будет завтра, то вообще благодать. А если думать о том, что буду ночевать в палатке с девицей, пусть даже без любовных объятий, все равно приятно. Место это было мне знакомо, да и Мильке тоже, судя по тому, как она уверенно вышла к полянке и указала пальцем, где мне надлежит ставить палатку.
Через час уже весело потрескивали сухие ветки в костре, а в котелке закипал консервированный борщ из стеклянной банки. В моем рюкзаке еще оставалась пара таких банок и несколько банок рыбных консервов и сгущенки. Зачем нам столько? Ну, это понятно. Ведь мы идем туда, где приключений много, а еды мало. Зато обратно пойдем налегке… Настроение было прекрасное, даже когда залезал в палатку, попытался шутя шлепнуть Мильку. Получил по рукам, но настроение это не испортило. Молодец, знает себе цену. А то, что это за девица, которая незнакомым парням позволяет руки распускать…
Вечером стало прохладно, и мы забрались в спальники. Продолжить приставания я и не помышлял, тем более, что настроение Мильки было прямо противоположным моему. «И с чего бы это, – думал я. – Ведь все идет по плану, по ее плану». У меня-то планов пока нет. Откуда им взяться, если меня взяли тепленьким от папы с мамой, и отправили в иной мир, никого не спросив? Нет, слова «иной мир» звучат как-то двусмысленно…
– Слушай, Миля, – сказал я. – Ты чего такая смурная, ведь все идет по плану. Завтра ты меня приведешь, как теленка на веревочке и сдашь своему начальству. Или ты там главный начальник?
Таким хитрым способом, я решил разведать обстановку. Я ведь им не туз в рукаве, чтоб держать меня в полном неведении…
– Обстановка там не простая, – вздохнув сказала она. – Народ еще не всегда доверяет нам. Не верят люди, что их ждет прекрасное будущее. Да и наши товарищи тоже: кто в лес кто по дрова. Допускают перегибы на местах, оттого и недоверие в народе. А силовыми методами понимания не добьешься.
– Это ты со мной политработу проводишь? – удивился я. – Ну ты даешь! Я же там в отряде народной милиции служил, даже боевые ранения имею… О настроении народа знаю по более твоего.
– Что ж ты оттуда сбежал?
– Сбежал? – возмутился я. – Да не сбегал я вовсе. Просто случайно получилось. Провалился во временной портал. Кстати, зачем туда ваша контора поперлась? Ведь без вас все нормально получилось, беляков разбили, советскую республику построили…
– Расскажи лучше про временной портал, – заинтересовалась Милька, проигнорировав мой вопрос.
«Вот ведь хитрая девица, – завертелись у меня мысли. – У меня все выведывает, а про свои дела ни гу-гу. Ладно, расскажу. Ольге Сосновской уже рассказывал, так что ничего нового твоя контора не узнает».
– Провалился на сто лет назад, попал в 1819 год, – ответил я.
– И что ты там делал?
– О! Там у меня было много специальностей, – с издевкой, продолжил я. – Был барином, угнетателем трудового крестьянства. Очень хорошая должность, мне понравилось. Потом стал писателем, тоже интересное занятие. Меня даже печатали в одном местном журнале. Хотел стать декабристом, чтоб творить добро и волю дать крепостным, но не успел. Вернули меня обратно. Одна девица, такая же активная, как ты… Ну, в общем, пришлось вернуться… Жена меня там ждет… А может и не ждет уже. Но одно доброе дело я в том времени сделал. Дал вольную Ольге, женился, вернее, обвенчался, и оставил ее помещицей вместо себя.