ПОИГРАЕМ?
(«Гробовщик»)
– Андреич! – Дверь в кабинет распахнулась без стука. – Там такой… странный. Говорит, пятерых убил. Куда его?
Ваня, не отрываясь от выцветших документов, кивнул дежурному:
– Ко мне его давай. Побеседуем.
Иван бегло глянул на стажёра. Семён откинулся на стуле, скрестив руки на груди. Его ухмылка раздражала.
Дежурный снова материализовался в дверном проёме, на этот раз держа под локоть тощего молодого мужчину с почерневшими ямами глазниц на бледном лице:
– Вот он, наш субчик. Пришёл с повинной, даже бумажку с признанием принёс, – дежурный покрутил пальцем у виска.
Стажёр Семён хрюкнул.
– Это я убил, – выпалил визитёр и тут же умолк.
Иван поднял голову на вошедших. Его раненый, почти ослепший левый глаз смотрел в упор не мигая. Подёрнутый туманным бельмом, он делал Ваню похожим на покойника.
– Мертвец… – прохрипел странный. – Мертвец! Мертвец! – дёрнулся, закричал и, собравшись с силами, оттолкнул от себя дежурного, хватаясь за дверь. Дежурный пошатнулся, да не упал. Перехватил нарушителя за шкирку, тряхнул разок и в сердцах воскликнул:
– Может, в дурку его, а? Или по 228-й.
– Отставить! – Ваня приподнялся, уперев кулаки в стол. – Сюда его сажай. И ступай, Борис Михалыч. Дальше я сам. Спасибо.
Дёргаясь на потрёпанном стуле, словно на электрическом, и боясь смотреть следователю в глаза, мужчина протянул ему листок и повторил:
– Я убил. Это я убил.
Иван взял замызганную бумагу, бегло её изучив.
– Что это значит?
– Убил их. Всех.
Речь собеседника прыгала и ломалась заевшей пластинкой, но он продолжал говорить:
– Я убил. А они вернулись. Ходят за мной, наблюдают. Глазами, вот такими же, смотрят, – ткнул пальцем Ивану в лицо. – Спать не могу. Хочу, чтобы ушли. Оставили меня. Пиши-пиши. Это я их убил. Пиши. Всех в 2015 году. Осенью. Пиши…
* * *
Последние пожитки менеджера по продажам Адриана Прохорова были свалены в дырявую коробку, и тощая секретарша в четвёртый раз потащилась из третьего кабинета в пятый, куда продажник переселялся всем своим отделом. Этого повышения Адриан ждал несколько лет. Он перерабатывал вечерами, в выходные, отказывал семье в праздниках, отвечал на звонки даже ночью – и ничего за это не просил. Пока все коллеги Адриана, не обладавшие и половиной его терпения и преданности, умудрялись ползти по карьерной лестнице, Прохоров ждал. И дождался. И теперь его мысли занимал один-единственный вопрос: потратить прибавку на отпуск или пересчитать платежи за ипотеку.
– Да брось ты уже эту канцелярку и иди домой, – крикнул Адриан секретарше, с которой его разделяла пара пластиковых загородок. – Кристина! Слышишь, нет? И завтра можешь взять отгул. Начальство разрешает.
Довольный собой, Прохоров отвалился в расшатанном кресле опустевшего кабинета и закинул руки за голову.
– Ну, конечно. А квартальный отчёт начальство тоже разрешает не сдавать? – донеслось из глубин бывшего Общества слепых, переделанного теперь в офисные помещения.
– Там работы на два часа, копейки только свести. Забей, сам доделаю.
– Как скажешь. Я не дура от выходного отказываться.
Повисла пауза, заполняемая механическим свистом. Это Кристина подключила в новом кабинете старый факс.
– Заканчивай ностальгию и иди сюда. Тебе письмо, – голос Кристины сделал кульбит удивления. – Хрень какая-то.
Адриан вырос за спиной секретарши, заглядывая в свежераспечатанный лист:
– Что там?
– Кажется, любовница узнала, где ты работаешь, – усмехнулась Кристина, вручив начальнику факс, и полезла в шкаф, менять шпильки на кроссовки.
Со страницы документа на Адриана смотрел короткий, не вызывающий никаких ассоциаций, текст:
«Кому: Адриан Прохоров
Заголовок: «Мы с тобой друзья?»
От кого: Катя».
– Да нет у меня никакой любовницы, – Адриан пожал плечами, продолжая хмуриться на документ.
– Ну, значит Пашка из эйчара опять стебётся. Повышение твоё ему поперёк горла, – Кристина скривилась. – Нашли себе мальчика для битья. Дети великовозрастные.
– Считаешь меня мальчиком для битья?
– Они считают.
Кристина остановилась в дверях, стиснув руками клатч:
– Слушай, Адик. Ты нормальный парень. Но, чтобы тебя уважали, за некоторые вещи надо в морду давать, а не заедать их пивом на брудершафт.
– Зачем? Если можно сдаться и не играть в их игры.
– Всё, до понедельника.
Кристина скрылась за кривозеркальной дверью.
Адриан стоял посреди нового рабочего кабинета. Он складывал пополам и рвал листок. Складывал и рвал.
И рвал.
Адиком Адриана на работе называла только Кристина, раздававшая ласкательные имена предметам и людям. Начальство обращалось к нему исключительно Адриан Аркадьевич и на «вы». Остальные же коллеги, с лёгкой руки Пашки из эйчара, звали его не иначе как Адок. Адриан не был против. Он находил обращение уважительным и раболепным, и даже переименовался в соцсетях. В школе его дразнили Ариадной, и потому такую внушительную трансформацию прозвища он принимал с благодарностью.
О том, как сильно ненавидит своё имя, Адриан вспоминал только в кругу семьи.