Поверь в свою Звезду!

Вернувшись к Шолпан, я захватила с собой кое-что из круп и макароны, купленные уже в местном магазине, хотелось помочь ей по мере возможности.

Закупив в долг необходимые продукты на выпечку для продажи, сестрица решительно приступила к делу на пару со мной, так и не спавшая прошлой ночью, с надеждой, ожидающая мой повторный визит. С верой и азартом в глазах она ждала начала действий и претворения в реальность наших наполеоновских планов, и очень хотела верить в конечный успех. Подробно и очень доходчиво показав и объяснив ей, как правильно, вкусно, и качественно, надо заводить тесто, предлагая различные варианты начинок, вмиг позабыв о наших похожих проблемах, я весело наблюдала за увлекшейся с большим интересом сестрой, в своей новой роли, немного сомневающейся в успехе начатого дела.

К обеду были готовы ее первые, пышные, очень вкусные, соблазняющие запахом беляши и пирожки. Завернув выпечку аккуратно в емкость, и оставив меня в квартире в ожидании результата, она отправилась торговать. Я подумала тогда, что в первый день дело пойдет медлительно, пока-а-а это люди распробуют, но ошибалась. Не прошло и часа, как веселая и счастливая, Шолпан вернулась домой с пустой тарой. Удавшуюся выпечку расхватали разом, а кое-кто их клиентов, даже сделал поспешный заказ на следующий день. Подсчитав приблизительные затраты на использованные продукты, электроэнергию, воду и затраченное время, она пришла в восторг. Прибыль за минусом затрат из выручки, составляла вполне реальный доход, для первого раза это было очень даже здорово. Сестра тогда сказала, что на заводе, где она работает, за смену получишь в два раза меньше.

Теперь вполне уверенная в завтрашнем дне, с интересом взявшись за новое дело, возрождаясь с огоньком в глазах, Шолпан хотела идти только вперед, с великой надеждой и верой в успех.

Она ежедневно ждала моего с Русланом визита.

А Женя тем временем, наблюдая за нашими, теперь уже явно дружескими отношениями, стал более добродушно посматривать в нашу сторону. Но дома он бывал редко, больше проводя время в компании своих друзей, и как не прискорбно, был очень пристрастен к спиртному.

Олеся вела себя, как-то грубо и вызывающе, совершенно несопоставимо ее возрасту. В ответ на мой вопрос по этой теме, сестра отвечала, что от безысходности, во время ее отсутствия, связанного с коммерческими поездками, дети были слишком рано предоставлены самим себе. Вот и результат.

А Лешка был очень спокойным и отзывчивым, и часто просился на прогулку вместе с нами, видимо сказывался недостаток в общении.

В один из дней мы все вместе пошли навестить могилы родителей. Шли пешком, было очень жарко, иногда останавливались. Впервые за долгие годы, обратив внимание на окружающую нас красоту, мы фотографировались, шутили, и уставшие вновь шли дальше.

Я тем временем переживала за свою оставленную работу, так как заменила меня, на время отпуска, не вполне ответственная знакомая, с которой мы вместе, когда-то работали. Зная о ее пристрастии к спиртному, все же надеялась, что все обойдется.

За четыре года, после нашего отъезда из Серебрянска, местное кладбище сильно увеличилось. Проходя мимо могил, удивляясь и глубоко сочувствуя, мы узнавали о безвременной кончине, среди многих захоронений, своих знакомых. Незаметно подошли к могиле мамы. Шолпан, словно потерянная сказала:

– А вот и могилка мамы, здесь она и похоронена.

Резко перехватило в груди, сдавило виски. Одновременно зарыдавшие, мы с сестрой, вглядывались в небольшой портрет на памятнике. Каждый в душе думая о чем-то своем, молясь, просил прощения и благословения, теперь стоя у оградки, окончательно осознав свои ошибки и поступки, словно дав клятву. Мы были вновь близки, духовно и морально, а может даже и сильнее, чем когда бы то ни было. Руслан тоже тихо утирал слезу, бабулю он помнил и любил. Светлана, солидарно стоя рядом, сочувствовала, думая может и о чем-то своем личном, накипевшем.

Чуть повыше, на холме, был захоронен наш отец. Постояв у его могилы, погоревав, немного всплакнув, все дружно, но большей частью Шолпан, стали наводить порядок в оградках, бурно заросших травой. Помянув родителей, мы затянули в голос одну из любимых маминых песен, припоминая, как когда-то она, обратившись ко мне, заметила: «Галя, ты вырастешь, и специально для меня споешь песню…». Почему-то тогда, будучи подростком, я не очень понимала значение тех слов. Но сейчас, мы словно исполняя гимн, с болью в душе, были, как никогда едины и близки, наши голоса дрожали, слезы бежали по щекам, и было бесконечно жаль своих безвременно ушедших стариков, с болью прожитые годы, и еще многое другое.

Возвратившись с кладбища и прощаясь с сестрой до следующего дня, я видела в ее глазах боль и досаду, словно ей хотелось сказать – «останьтесь», но всему было свое время.

Постепенно, потихоньку разбирая кое-что из почти уцелевших вещей своей бывшей квартиры, я была все же несколько раздосадована к безразличию и безучастию сестры в их хранении. Брошенные как попало на ее лоджии вещи, загнивая и пропадая, наверно ждали моего появления. И все же, мы были рады находке своего альбома с фотографиями. Особенно буйно ликовал Руслан, для него это была единственная память и ниточка с детством. Жаль, но от боевых наград отца, что достались на хранение от бабушки Руслану, остались только памятные медали, по случаю праздников Победы.

Боевые медали были безжалостно и нагло просто проданы и пропиты нашими братцами–ублюдками, Нуртаем и Амантаем.

С собой в Томск ничего больше забирать не захотелось, кроме как оставшихся наград деда и альбом. Это все, что осталось от нашего прежнего жилья. Кое-что из вещей, белья и одежды я оставила у сестры, а свой некогда дефицитный цветной телевизор, сразу отдала Светлане, очень нуждающейся в нем на тот момент.

Забыв принципиально обо всех проблемах, мы все-таки решили немного отдохнуть, целенаправленно планируя каждый ценнейший день отпуска, получить который мне удалось лишь спустя четыре года.

Вместе с Русланом упорно покорили самую высокую и скалистую гору, часто взбирались на скалки, обжаривали на костре сосиски, с удовольствием уплетая их вприкуску с домашними помидорами, пели, как и всегда задорные песни, просто радуясь жизни, нашему приезду домой и, конечно же, возобновлению теплых отношений с сестрой.

Узнав о нашем приезде, надеющаяся на мирные взаимоотношения сноха Катерина, решилась зайти к Шолпан, в надежде там нас и увидеть.

Встретились мы стихийно и спокойно, но не как самые близкие люди, а просто, свободно и без напряга начали общаться. Навязчиво и постоянно повторяя, Катя утверждала, выгораживая себя и свое участие за вину мужа, что он сильно кается в глубине души и страдает.

– А есть ли вообще у него она, эта душа? Да и у нее тоже! Но, если так сильно кается, пусть идет и вешается!

Вопреки порядочности, она, словно зомбированная, неустанно при любом удобном случае, повторяла свою заученную мысль. А мне было все же противно осознавать и ее определенное соучастие, в том злополучном погроме нашей квартиры.

…Во время отсутствия Амантая в своем жилище, мы с Русланом как-то зашли навестить детей. Переглядываясь, конечно же, признали на полках маленькие игрушки Руслана, которые вместе с другими вещами похитив, братец не постыдился принести своим деткам…

По ушам резало вранье Катерины, якобы о том, что все это закуплено ею лично.

Да уж, вот у кого совести совсем не было – ну чисто семейка Адамсов!

Одного она не учла, что кое-каких вещиц не было никогда в нашем Серебрянске, я их просто привезла в свое время из Дальневосточного азиатского региона…

– Ведь мы не стали бы забирать их назад у вас! Что же ты делаешь, Катюха?! Должно быть стыдно и противно! Бог вам всем судья! Эх, как бы не пришлось вам всем локти свои кусать за грехи! Но вот свою тетрадь, с рукописью и трудами, некогда созданную еще в студенческие годы, мне было немного жаль. Но вернуть их, Катя упорно не желала, считая их уже собственностью своего сына Амантухи. Ну, дела!

– Да, конечно, может он и состоялся, как повар, возможно, помогли ему когда-то мои записи, а иначе, зачем он их хранил у себя?! Да только вряд ли будет в радость ворованное счастье!!!

А в один из вечеров, проходя с Русланом мимо дома мамы, к своему ужасу мы увидели возле машины бывшего нашего соседа, стоявших рядом «полуживых» братцев. Нуртай, отвернувшись, пытался обойти нас стороной, а Амантай, не сообразив, в неожиданно сложившейся ситуации, не зная как себя вести, имел наглость неуверенно, почти на полусогнутых ногах, протянуть свою грязную пятерню Руслану, слегка отворачивая лицо и сильно краснея.

Злость и ненависть, обуревавшие меня, дали волю моим неуемным эмоциям. Резко ударив мерзавца по протянутой руке, скверно ругаясь, я обрушила в его адрес все, чего он был достоин:

– Гнида, да она же у тебя грязная, куда тянешь – су-у-ка?! Ну, расскажи теперь моему взрослому сыну, как это ты и куда собирался меня от*****ь!

Пятясь от нас и определенно видя, как еле сдерживается Руслан, он едва слышно бормотал, словно потерянный: «Чего это она, че это она болтает?».

И вновь безудержный поток брани и ругательств в адрес стоящих рядом, уже с безразличием, давно пропивших свою совесть, озверевших нелюдей. Мне очень хотелось, чтоб все знакомые, соседи и просто прохожие, взирая на них, твердо знали гнусность этих жалких существ, и никак иначе. Уходя прочь, больше не хотелось и в мыслях держать о них воспоминание, просто забыть все дурное, жить и думать только о хорошем.

Тем временем новое дело сестры шло с успехом, и я теперь была за нее спокойна. Мы много общались, она очень внимательно слушала меня о личных успехах, но рассказывать ей о пережитых нами трудностях, вот так сразу и запросто, мне пока не хотелось. Всему свое время.

А Женя все больше в задумчивости, загадочно молчал, было видно, что он прислушивается к нашим разговорам, извлекая из этого некий для себя смысл.

Мы с Русланом все чаще гуляли по городу, сидели на берегу Иртыша, с удовольствием поедая местную копченую пелядь. Казалось, что вкуснее этой рыбы и нет нигде на Свете.

Прогостив у Светланы почти две недели, я была несколько обескуражена обращением сестры к нам, с просьбой перебраться к ней незамедлительно. В данной ситуации она чувствовала себя неудобно перед знакомыми. Легко согласившись на обращение, мы с благодарностью оставили апартаменты Светланы, понимая, что все равно, хоть и временно, но вероятно стесняли их удобства своим присутствием.

Случайно встретив в один из дней своего знакомого по паспортному отделу Ораза, мы чисто на дружеской ноте решили вместе отметить наш приезд и весело провести время. А к вечеру, накрыв в меру возможности небольшой столик в компании Оразбека, его товарища и ребятишек, уже изрядно развеселые, под шутки и смешные истории, запросто и в разнобой распевали свои любимые застольные песни. Наш праздник продолжался допоздна. Чтоб не мешать детям, по предложению коллеги, было решено продолжить общение в его доме, где я никогда прежде не была. Нас немало удивила стерильная чистота и порядок хозяев квартиры, все было расставлено со вкусом и усердием. Мы весьма засиделись, настала пора и расходиться. Но гостеприимный хозяин все упорнее продолжал нас развлекать своими необычными песнями, ловко наигрывая на домбре. Сестра оставила наше общество почти незаметно, но в сопровождении новоиспеченного знакомого.

Ораз не очень хотел отпускать меня в тот вечер, не понимая, что в моем восприятии он всегда был и есть лишь коллега, веселый товарищ, совершенно не интересовавший меня как мужчина. И, тем не менее, я осталась. Уже светало, а в душе было пусто и неприятно. Совершив очередную глупость, я в конечном итоге пожалела: «Кто он теперь мне, не друг, не любовник, не товарищ…». Наши отношения стали натянутыми, общение не интересным, но мне хотелось старательно скрыть свои ощущения и эмоции, чисто по-человечески не обидеть человека, и без того, не особо довольного своей судьбой.

Отпуск близился к концу. В те замыкающие деньки сестра радушно принимала нас, радуясь возобновленному общению. А мы с Русланом все чаще уходили вдвоем, прогуливаясь по родным местам. Самым излюбленным был пляж, один из красивейших берегов нашего несравненного Иртыша. Здесь, забираясь в одну из лодок, мягко покачивающуюся на легкой волне, просто сидели, наслаждаясь неповторимостью живописного края, иногда запевали на лирический лад любимые песни. И конечно, про запас, всегда имели с собой излюбленную местную рыбку и помидоры.

Уже почти перед самым нашим отъездом, вдруг неожиданно подсев ко мне рядом, Женя завязал разговор, как бы издалека. Он словно невзначай интересовался Томском, работой, перспективой и прочим, отлично понимая, что в родных краях будущее не светит.

Прокручивая в голове информацию, он словно серьезно обдумывал и решал свои задачи. А чуть позже, обратился ко мне с просьбой, помочь первоначально переехать в Россию, и хоть как-то там обосноваться, устроиться по возможности на работу, с обещанием вести себя прилично, добросовестно и ответственно, без всяких осложнений и, естественно не сидеть у меня на шее.

Внимательно выслушав его, я объяснила, что по жизни, сама везде и всегда пытаюсь пробивать себе дорогу, ни на кого не надеясь. Но в данном случае, отказать не могла, пообещав принять посильное участие в его намеченных планах, постараться пристроить его на работу без документов, с условием, что Женя будет сам искать себе жилье и прописку, ну а первое время поживет вместе с нами, в без того тесной комнатушке. Многое зависело еще и от решения моего начальства. Стопроцентно заверив меня в положительности своих действий, что мне не придется за него краснеть, Женя, очень быстро собрав свои вещи, был готов в дорогу, вместе с нами, навстречу к неизведанным испытаниям.

Пожелав всем счастливого пути и удачи по жизни, Шолпан со слезами на глазах, смотрела нам вслед, уезжающим на легковушке до областного центра.

На душе у меня было вновь не спокойно. Я понимала, какую ответственность и обузу взваливаю на свои плечи. Ведь сестра и та, была не в состоянии справиться и обуздать не всегда разумные действия и поведение своих детей. Что же ожидало нас? У меня и без того всегда хватало проблем.

Нам предстояла длинная дорога. Устав, я незаметно заснула, предоставив своим мыслям отдых, и решив, будь что будет. Все-таки надо верить в лучшее!

Подъезжая к границе, волнуясь за Женьку, сомневалась – пропустят ли его. Ведь документы были далеко не в порядке, да и он сам имел привычку вести себя вызывающе, почти дерзко. Но почему то, Женька сидел абсолютно самоуверенно и через-чур спокойно, будто ему плевать на все преграды. Лицо его выражало полное безразличие ко всем и всему, и мне это совсем не нравилось. От его пофигизма веяло нагловатостью, и хотелось сказать ему: «Сделай лицо попроще».

Уставшие от дороги, раним утром мы прибыли на автовокзал своего, теперь уже родного Томска.