Поверь в свою Звезду!

Я уже не раз отправляла письма в свой родной Серебрянск, так ни разу ни от кого не получив ответ. Надежда была, узнать хотя бы весточку от Светланы. Иногда обращалась с просьбой к Людмиле, так как, имея возможность созваниваться со своими знакомыми и близкими, она могла что-либо узнать. Мне же самой, звонить было некуда, поэтому, находясь в неведении, я сильно страдала, переживая за маму, очень скучая по ней, да и по маленькому Алешке тоже.

Был конец июля. В один из свободных дней мы с Русланом зашли вновь в гости к моей незадачливой подружке, с намерением предложить ей прогуляться по Белому озеру. Настроение было отличным. У них дома застали только Сашу, который срочно засобирался по делам, и вел себя как-то необычно и не спокойно, словно что-то хотел нам сказать, но не решался. Не дождавшись хозяев, мы пошли гулять вдвоем с сыном, купив по дороге по мороженому и пачку орешков. А после прогулки решили вновь заглянуть к своим друзьям-товарищам.

Поговорив немного о пустяках, между разговоров я спросила, а не звонила ли Люда домой, и не известно ли ей о состоянии моей мамы. Как вдруг, Людмила, поникнув головой, сострадающе взглянула на меня, ответив: «Галя, я даже не знаю, как тебе сообщить…». Объяснений больше не требовалось. Слезы катились по моим щекам. Я зарыдала, плакал и Руслан. Маму уже похоронили, а нам даже и не было известно об этом. Потихоньку поднявшись, мы молча, пошли к себе. В душе было пусто и скверно.

Продолжая работать, заботясь о сыне, я ни словом не заикнулась на работе о своей беде, все держа в себе. Никуда не хотелось идти, ни с кем не хотелось общаться. Руслан тоже немного замкнулся в себе и загрустил.

Спустя несколько дней, мы отвели небольшие поминки в своем кругу, вместе с Людой, двумя Николаями, детьми и новыми знакомыми Людмилы по Казахстану – Виктором и Людмилой Сучковыми.

Возвращаться домой в Серебрянск теперь не было смысла. Поставив перед собой цель, я должна была начать жизнь на новом месте с ноля, подняться, добиться, самоутвердиться.

Начался новый учебный год. Я сильно переживала за сына, боясь, что его кто-либо может обидеть на новом месте. Стоя рядом с ним на школьной линейке и сравнивая его с будущими одноклассниками, отмечала, что те далеко не слабые ребята, в сравнении с невысоким и худощавым Русланом. Но прочитав в душе молитву, все же надеялась на лучшее.

Теплыми осенними деньками мои земляки, наконец, приобрели жилье, купив домик в другом районе города, по вполне приемлемой цене. Предстоял переезд. Люда совсем не хотела терять комнату в общежитии, полученную Колей от завода Сибкабель, и поэтому попросила меня срочно заселиться туда, уверяя, что никто об этом не узнает, и оттуда нас никто не попросит. Я сомневалась, не зная, как правильно поступить. Но Людмила все более настойчиво и убедительно упрашивала меня. Призадумавшись, нам не хотелось терять уже имеющееся жилье и прописку. После переезда друзей на новое место, я вновь ощутила себя грустной и одинокой, ездить к ним теперь было далековато.

Случайно проходя мимо дома культуры, что на площади Соляной, я обратила внимание на афишу с объявлением, что туда требуется повар для ресторана. Быстро смекнув, что это шанс, я подумала, если устроиться туда, то наверняка из общежития «Сибкабель», нас уже не выгонят, так как предприятие шефствовало над домом культуры. Но возвращаться к уже давно забытой специальности было страшновато. Казалось, прошло много лет, я ничего не смогу и не вспомню, и вообще, навряд-ли справлюсь. Вновь советуясь с Людой, все же твердо убедилась в правильности своих действий.

На работу меня взяли почему-то запросто, без опыта и гражданства.

Подав заявление на увольнения из ТИСИ, и одновременно освобождая свою комнату, я очень рисковала, поспешно заселяясь без разрешения в комнату своих земляков, понимая, что в любую минуту могу оказаться на улице, с новыми проблемами и поисками. Но решение уже было принято. Договорившись с комендантом своего бывшего общежития, я решила оставить за собой часть работы, в качестве подработки.

В ресторан была принята временно, на испытательный срок, дневным поваром. Насмотревшись там различного рода негатива, была несколько разочарована сервисом их обслуживания, в свое время нас учили другому… Цены там кусались, но оформление блюд было стоящим, вот только качество и состав их возмущал меня порой и даже шокировал. Боже, какое там было мясо! – с душком, заветренное и хранилось в ненадлежащем состоянии, в большой массе стекшейся крови. А из чего мне приходилось варить уху – жуть! В конце концов, не найдя общего языка и взаимопонимания с директором ДК, я забрала свои документы, даже не получив вообще ни какой компенсации и оплаты за свой труд. Теперь я точно понимала, что жилье мне придется освободить, а прежнее, потеряно уже безвозвратно. Как же я тогда винила себя.

Впереди предстоял разговор с администрацией завода, где меня незамедлительно попросили освободить занимаемую жилплощадь. Начался отопительный сезон, и нас не могли вот так просто выпроводить на мороз с малолетним сыном. Но на конфликт идти не хотелось, просто убедительно объяснив свою ситуацию, попросив войти в наше положение, я нашла полное понимание. На время поиска нового жилья, нам пошли на уступки, с пониманием и сочувствием.

Обращаться за помощью к Коле Б., одиноко проживающему в своей квартире, не хотелось. Пресмыкаться и упрашивать его, заранее зная сто процентный отказ, не было ни малейшего желания. Надоедать повторно Людмиле со своими проблемами было неловко.

Предстоял вновь долгий поиск выхода из положения и ежедневные мытарства по всему Томску, в поиске жилья, работы и прописки. Везде отвечали отказом, по причине отсутствия регистрации. Дико переживая, я очень пожалела, что послушала Людмилу. Потеряв разом все, сильно волновалась за Руслана.

Из случайного объявления в газете, мимолетно обратила внимание, о приеме на работу поваров и лоточниц. Поскольку поварская деятельность меня больше не прельщала, то решила попробовать свои возможности и умение в торговле. Зарплата там была не высокой, но прописка не требовалась, тем более что хозяин ОРСа «Томскгазстрой», т. Бугаев Д.М., пообещал помочь нам с жильем. Раздумывать не было смысла. Отдав документы, на следующий день я вышла на работу лоточницей. Но технолог, вдруг очень убедительно и навязчиво стала упрашивать меня оказать им услугу, перейдя на должность повара, так как в одну из пищеблоков школ, находящихся в аренде у предприятия, не хватало кухработников. Положение было критическим, надо было выручать коллектив. Времени на раздумье не было, ждала работа. Получив мое согласие, меня тут же повезли в столовую школы № 28, в машине, загруженной продуктами.

Поднявшись в помещение, одним из первых, я обратила внимание на молоденькую посудомойщицу Светлану, с виду очень симпатичную и доброжелательную. Наспех познакомившись со всеми, быстро приступила к работе, словно работала здесь всегда. Мигом вспомнилась сноровка, скорость и технология, все то, чему когда-то учили в Приморье. Закончилась первая перемена, стихли голоса, ко мне подошла зав. производством, Раиса Федоровна. Как оказалось, она была мамой Светланы. В бригаде, каким-то образом создавая видимость работы, суетился восемнадцатилетний Денис, совершенно не приспособленный к жизни. Все мы запросто сдружились.

Не смотря на разницу в возрасте между мной и Светланой, мы отлично ладили, в совершенстве понимая друг друга с полуслова. Наши интересы в общении с ней совпадали, было, всегда, о чем поговорить. С Раисой были вполне в хороших отношениях, но она по началу, как мне казалось, очень ревностно относилась к нашему общению со Светланой, не понимая нас, немного обижалась и нервничала. Но мы сработались почти сразу, не было ни каких проблем, одни задачи, одни цели и требования, поставленные перед всеми.

По утрам мне приходилось вставать очень рано. Часа в четыре, я бежала в свое бывшее общежитие мыть полы. После, делала пробежку от остановки «Телецентр», до поворота за улицей 1905 года, на перекрестке с улицей Ленина, тем самым экономя рубль в беспересадочном пути, и к шести часам уже стояла на остановке, в ожидании первого троллейбуса, так как с половины седьмого мы приступали к работе в школе. Вечерами, после трудового дня, уставшая, я вновь шла убирать в общаге оставшуюся территорию. Силы были на исходе, иногда подменял Руслан, запросто и без стеснения помогая мыть полы и выносить мусор. Спать ложилась часов в двенадцать, а то и позднее. Бросать подработку побаивалась, но разрываться на двух-трех работах было крайне сложно, тем более в итоге, это сказывалось и на качестве. Ничего не оставалось, как все-таки отказаться от дополнительного заработка.

С Людмилой встречались все реже. Еще по лету, мы вместе ездили к ним на дачу, где я помогала собирать ягоду, полоть траву. А по осени вместе копали картошку.

В самые холода, за месяц до Нового года, хозяин предприятия, наконец, дал добро на заселение мною одного из старых помещений полуразрушенного офиса, в районе улицы 1905 года. Впрочем, офисом это здание было трудно назвать, ветхое снаружи и внутри, оно более напоминало доживавшую, свой век трущобу, бывшие когда-то кабинеты были разбиты и захламлены, от стен веяло холодом.

Злобная с виду главбух, совсем не дружелюбно приветствовала там наше появление и заселение.

Выбора у меня не было; мы, с сынишкой собрав вещи, которых было совсем немного, переехали одним разом с помощью Светланы и ее товарища Фезули. Стало жутко от всего пережитого и пройденного. Сравнивая с теперешним жильем и вспоминая свою квартиру, я призадумывалась, до чего же довела меня моя безысходность! От таких мыслей, становилось даже как-то, жаль саму себя.

Наше общение с маленьким Колей прекратились, поссорившись с ним, и изливая на него все свое негодование, я не хотела его больше видеть.

Однажды, возвращаясь после работы к месту нашего временного обитания, я услышала оклик Людмилы. Проезжая мимо на машине и увидев меня, она не могла не остановиться, и вмиг отбросив все свои личные дела, прямиком направилась к нам в гости.

Руслан, как и обычно, занимался своими делами. Я, наскоро организовав стол, провела с Людмилой за печальной и душевной беседой не один час, вспоминая все былое и хорошее. Слегка захмелевшие, мы затянули песни на грустный лад. Людмила, не скрывая слез, тихонько всплакнула, как бы сострадая в солидарность.

Близился Новогодний праздник. В нашей комнате, бывшей в прошлом большим кабинетом, становилось холоднее день ото дня. Котел находился давно в аварийном состоянии, батареи грели с перебоем, иногда местами прорывало трубы, и бьющая оттуда вода, вмиг застывала, превращаясь в ледяную корку на полу. Спать приходилось одетыми, укрывались всем, чем могли. Бесперебойно работал обогреватель, но в помещении была почти минусовая температура, изо рта шел пар. Мне не хватало средств, чтоб снять жилье, а попроситься до весны к Людмиле, было очень стыдно, поэтому, решив с Русланом все же перетерпеть суровую зиму, как испытание на прочность, мы продолжали преодолевать все тяготы жизни, в раз навалившиеся на наши плечи, в тот тяжелый для нас, 1997 год.

Я благодарила Бога и судьбу за терпение, понимание и поддержку подрастающего сына. И конечно, сильно страдала, за его прерванное радостное детство, а он, напротив, утешая меня, повторял: «Это для меня хорошая школа жизни…».

Понимая, что так продолжаться не должно, я искала другие пути и возможности, обдумывала различные варианты, в надежде встать на ноги.

Одним морозным вечером, возвратившись к себе после работы, я застала картину, от которой было жутко, страшно, и до слез обидно за незаслуженные страдания своего ребенка.

Вернувшись со школы, он оказался наедине с проблемой, несопоставимой в сравнении ни с чем. В комнате стоял настоящий мороз, батареи больше не грели, и хозяину фирмы, конечно же, не было до нас ни какого дела. Пища, оставленная Руслану на обед, была не пригодной к употреблению, так как представляла собой ледяную массу. Дозвониться до меня не было возможности, идти ко мне на работу и беспокоить, отрывая от дел, Руслан не посчитал нужным. Оставалось лишь одно, двигаться, чтоб совсем не замерзнуть.

Представшая передо мной картина, разрывала мое сердце на части. Руслан, одетый, катался по гладкому ледяному полу из стороны в сторону, не давая себе передышки, и не сдаваясь. Я не знала, то ли ужасаться, то ли кричать от безысходности. Боясь за него и возможные последствия, лишь с глубоким сочувствием обняв его, укорила тихо: «Надо было срочно бежать ко мне, ведь ты же мог здесь закоченеть!». И далее, не задумываясь о неловкостях и приличии, вместе с ним отправилась вновь в дом Людмилы, отогревать и обогревать Руслана. Я знала, морозной ночью, нас, конечно же, примут, ну а после, мы будем искать другие пути решения в создавшейся ситуации.

Попросив у своих друзей приюта на некоторое время, я обещала не мешать и не стеснять их своим присутствием, в душе ощущая себя крайне подавленной. Позволяя Руслану там ужинать, сама старалась поскорее прилечь на выделенный нам на двоих небольшой диванчик, чувствуя себя униженно, хорошо понимая, что наше присутствие не совсем приветствуется. Ощущая это, хотелось как можно скорее бежать оттуда, безоговорочно и, не оглядываясь.

Выбрав время, я целенаправленно пошла на встречу к дяде Мише. Зная, что когда-то мой отец усиленно поднимал и обеспечивал всю семью его родителей вместе с ним, подумала, что в критической ситуации он все же хоть как-то поможет нам и не отвернется, тем более, занимая такую солидную должность и имея три квартиры в центре города. Являясь заместителем директора НИИПП по строительству, он мог запросто подсуетиться, имея возможность влияния при выделении жилплощади в общежитии своего предприятия, если конечно сам в этом был бы заинтересован. Именно таким образом мне представлялась та ситуация. Ну, уж мой-то отец, точно помог бы им.

Сойдя с автобуса, я направилась к проходной завода, в надежде встретить его там и переговорить. Увидев меня, родственник даже не остановился, ссылаясь на занятость. Он, мимоходом воспринимая, успевшие выпалить мною слова: «Дядя Миша, у нас беда, нам негде ночевать, трубы в комнате лопнули, мы замер-за-ем, помоги-те…», почти не дослушав, с явным нежеланием ответил на ходу, мол, извини, помочь ни чем не могу, и пошел прочь, даже не пригласив в дом, хотя бы переночевать ребенку. Ему чужда была наша беда, впрочем, как и мы сами. Подавленная, я больше никогда не хотела обращаться к нему ни за какой помощью.

Рабочий день еще не закончился, хотелось плакать, и мне ничего не оставалось делать, как подойти с просьбой к Раисе.

Светлана очень болезненно и с сочувствием отнеслась к нашей проблеме, пытаясь содействовать в моем обращении к ее маме.

Раиса, проникнув чувством сострадания и взяв на себя всю ответственность за случайные последствия, соглашаясь, разрешила нам с Русланом потихоньку пожить до весны в помещении школьной столовой, так, чтоб об этом никто не знал.

А вечерком, еще до прихода Людмилы с работы, наскоро собрав свои вещи, мы с Русланом, ушли из их дома, ни с кем не объяснившись – зачем и куда. Просто от всего пережитого было больно и гадко чувствовать себя, ровно побитой собаке, слыша скользкие упреки в свой адрес.

Куда же пропала наша дружба? Я понимала, что Людмила порой ревностно относилась к нашим взаимоотношениям с ее Колей, хотя, она постоянно и открыто, упрекала его по любым мелочам и пустякам, казалось, совсем не испытывая к мужу ни каких чувств. Хорошо зная ее принцип: «Пусть плохое, но мое», спорить с ней не хотела, да и оправдываться, не было ни малейшего желания. Ну а наш резкий и неожиданный уход, сильно захлестнул ее самолюбие. Она всерьез рассердилась. Мы на время перестали общаться.

Перебравшись в школу, словно мышки, на пару с Русланом, вели себя вполне тихо и спокойно. Днем я работала, а вечерами закрывая наружную дверь, мы занимались своими делами, словно жили вовсе и не в столовой. Уходили в комнатушку-раздевалку, там ужинали строго своими продуктами, никогда, не прикасаясь к чужому, я вязала, слушая радио, Руслан делал уроки. А иногда мы вдвоем, просто, задушевно пели, и благодарили Бога, за тепло, утверждая, что остальные мелочи преодолимы. Руслан ложился спать на полуразваленную раскладушку, которую нам временно выделила знакомая учительница, Елена Александровна. Я же, сдвигая две лавочки ближе к печи, закрывала глаза под шум непрерывного грохота моторов холодильного агрегата, долго не засыпая, думала, верила, продолжала мечтать. И вновь понемногу занималась спортом в узком коридорчике.

Одним из вечеров, находясь в ностальгическом настроении, взяв лист бумаги, решила черкануть письмецо старшему брату на зону, от которого не слышала давно ни каких вестей. Писала, а у самой от боли разрывалось в груди. Воспоминания и неприятности, одни за другими вставали перед глазами. Рассказывая ему обо всем, надеялась, что хоть одна родная душа поймет меня и откликнется, а веки очень скоро разбухли от слез. Хотела верить, что все образуется, и встанет на «круги своя».

Вскоре от Нуртая пришел холодный ответ, где он набросал, словно скуки ради, несколько строк, давая понять о своем скором освобождении. Помня наставления мамы, и зная, что теперь в ее квартире никто не живет, но осознавая все же полновластным владельцем жилья своего Руслана, я посоветовала брату жить там, сколько будет душе угодно. Мне хорошо был ясен ход маминых мыслей. Еще при жизни она верила, что Нуртая мы не выгоним на улицу, ну а сам он, никогда не сможет при желании, ни продать, ни пропить ту квартиру. На этом наша переписка резко оборвалась, и я подумала, что его досрочно освободили. А письма он умеет писать, только лишь имея ограниченную свободу…

На новой работе мне довелось случайно, и почти стихийно познакомиться с пареньком из Таджикистана. Он был грубым и неуклюжим в общении, невзрачным и неопрятным с виду, но всякий раз пытаясь завести отношения между нами, которые бы сводились по его усмотрению лишь к выборочным встречам по желанию, и только в его интересах. Вот такое странное восточное воспитание. Поведение и характер подобного рода были для меня чужды и неприемлемы, я общалась с ним, так как по роду своей работы это было неизбежно, «коллега» являлся одновременно грузчиком и экспедитором. Но его присутствие и нагловатые выходки, порой очень раздражали. Судя по нему, и глядя на него, создавалось мое отрицательное впечатление и восприятие, по поводу обычаев и мировоззрения его народа, настолько не уважающих себя, что я об этом, открыто, высказывала ему, но не в обиду. Наши случайные общения не предвещали ничего серьезного, тем более положительного и благоразумного.

Общаясь со Светланой, мы запросто и откровенно обо всем делились и говорили.

От Людмилы я теперь пыталась скрывать все свои неудачи и неприятности, стараясь больше говорить о хорошем.

Руслан заканчивал восьмой класс.

Казалось, самое тяжелое уже позади.

В прежней комнате, куда нам предстояло вновь вернуться по весне, еще было довольно прохладно, но жить какое-то время стало возможным.

В школьной бригаде мы работали дружно, сдружились с некоторыми из учителей, строили грандиозные планы.