Поверь в свою Звезду!

Впереди предстояли похороны. Вся ответственность легла на наши плечи, на братьев надеяться не было смысла. Старший еще отбывал срок на зоне, а средний уехал за пределы нашего района, не то на заработки, не то порезвиться по полной программе. Даже узнав о смерти отца, он так и не появился на похоронах, впрочем, его присутствие было бы совсем некстати.

Мы с сестрой бегали от магазина к магазину, одновременно выбивая в быстром темпе средства через Собес. С оградкой и памятником помогала администрация ГЭС, где раньше работал наш старик. А нам с Шолпан предстояло готовить большой обед для поминок. Ночами мы варили в больших казанах мясо, пекли баурсаки, лепешки и булочки.

В день похорон пришло много людей. Мы едва успевали готовить чай, столы ломились от разнообразия сладостей и мясных блюд.

Мама говорила, что по обычаю, женщинам не положено ездить на могилки. Но для нас, выросших в советские времена, некоторые условности казались всего лишь предрассудками. Хотя ко многим вещам в этом плане мы относились вполне серьезно, уважительно и солидарно. Мама с родственниками осталась дома, мы с сестрой и детьми поехали вместе с мужчинами на кладбище. Веки распухли от бесконечных слез, в душе было холодно и пусто.

Тело отца положили на ритуальный стол недалеко от вырытой могилы. Все мужчины, соблюдая обычай, стояли чуть в стороне, слушая долгую молитву муллы, после чего, завернутого полностью в многометровую белую ткань, покойного спустили на полотенцах в специальный подкоп, и все стали кидать горсти земли. Сердце щемило от боли.

Поминки провели вполне достойно, пожилые уходили из-за стола вполне довольными. По мнению мамы, наши родственники со своей стороны оказали посильную помощь и содействие.

Прошло сорок дней. Тяжесть, усталость, горечь, все практически позади. Но мама осталась одна. Она словно угасала на глазах. Днем у нее ежедневно после школьных занятий находился Руслан, вечерами заходила я. Мы с ней всегда заводили о чем-либо разговор, иногда вместе пили чай, угощая друг друга чем-нибудь вкусным. Постепенно жизнь вновь входила в свое русло, надо было жить, поднимать детей, верить в лучшее и не сдаваться, вперед и только вперед!

Со смертью одного человека, жизнь не кончается…

Земля тебе пухом и вечная память, дорогой, наш Отец!

…Могилки наших родителей всегда ухожены, не покинуты, не забыты. Заботливые руки сестры, с честью и совестью выполняют свой долг…

После похорон отца, на фабрике мне сразу предоставили отпуск. Морально окрепнув, я вновь приступила к своей работе.

Коллектив управления был довольно дружный, за исключением начальника отдела кадров, она одна могла запросто испортить настроение любому и каждому. По натуре, будучи человеком скандальным, она единственная, не пользовалась уважением всего коллектива. Но жизнь брала свое, мы вместе работали, вместе делились радостями, отмечая дружно и весело любые события и праздники. Со стороны девчат я всегда чувствовала к себе расположение, они достаточно уважительно относились к моей персоне, ласково называли меня, просто, «Галчонок».

Прошло полгода. Я возвращалась с работы домой. По пути, как и обычно, зашла к маме, где неожиданно застала приезд родственников из Барнаула – брата отца и его сыновей, Пашку и Наиля. Они не смогли приехать зимой на похороны, так как тогда дядя Коля лежал в больнице, где ему делали операцию на глаза. Спустя время, он все же решил навестить могилу своего старшего брата. Сопроводить их до кладбища предстояло естественно мне. Нуртай в то время отбывал срок на зоне, Амантай был неизвестно где, Шолпан занималась коммерцией. Кладбище находилось за городом, специальный транспорт туда не ходил, поэтому пришлось идти пешком.

Вместе с нами пошли и ребятишки, Женька с Русланом. Стоял жаркий день, извилистая дорога порой круто поднималась вверх, так как наша местность являлась горной. Дети шли бодро и даже резвились, радуясь шуткам новоявленных родственников. А бедный дядя Коля, еще не совсем старый, но давно отвыкший от столь необычных походов, уставший и обозленный, из последних сил все-таки шел, плача и браня распроклятую жизнь, власть и политику, самыми не пристойными словами.

С большой горечью он бросил горсть земли на могилу брата, попросив прощения за ошибки. Видно было, что его очень гложет боль и досада, что не нашлось слов и подхода друг к другу, еще тогда, когда Павлик был жив. Могила отца была ухожена. Поднявшись на пригорок, вздохнув, дядюшка искренне разрыдался, коря себя за прошлое. Мы, молча, стояли рядом. Помянув, молча думая каждый о своем, проведя за воспоминаниями какое-то время, все возвращались назад, в квартиру мамы.

На обратном пути, по просьбе родичей, зашли навестить семью нашего среднего братца. Сноха Катерина не смогла подняться на встречу, лежа уже долгое время в постели, с неясным для нас недугом, едва поддерживая разговор. Общение с неизвестным родственничком со стороны мужа, было ей совсем не интересным и неуместным, тем более что при этом пришлось присутствовать мне. Мы уже долгое время не общались и на то были веские причины. Ненависть к Амантаю и его семье бушевала во мне сильным пламенем. Что ждет нас всех впереди, одному богу известно. Всему свое время…

К нашему приходу мама уже накрыла стол, в обычном традиционном стиле. Как и всегда, это был бесбармак (бешпармак) и жука-нан, то есть очень вкусные кусочки вареного тонкого теста с мясом и бульоном. Для гостей, давно забывших, а для младших, вообще не знающих наших традиций, это показалось весьма необычным, оригинальным, вкусным и восхитительным. Вечером того же дня, приезжих пригласила в гости и Шолпан, от приема которой гости тоже остались довольны.

А мне было неприятно вспоминать свой давний приезд в Барнаул, в далекие 80-е годы, где наряду с пьянством и бранью, в доме дяди Коли, росли недоедающие дети, среди постоянного беспорядка и грязи. Моя бабуля, впервые вывозившая меня, что называется «в Свет», очень переживала за своего непутевого сына Николая и внуков. Но больше наверно, за меня, и не оправдавшуюся надежду обрадовать внучку от знакомства с близкими родственниками.

Следующим днем гости были приглашены и ко мне.

С раннего утра и до обеда я готовила свои традиционные угощения, от которых они были в полнейшем восторге. За столом говорили обо всем, играла легкая и не навязчивая музыка. В целом родственники и гости остались довольны приемом, даже немного удивляясь нашему всеобщему гостеприимству, что было не приемлемо в их быту.

Не достаточное воспитание детей со стороны их родителей в свое время, все-таки, дало свои плоды. Немного подвыпив за столом по случаю, Наиль теряя самоконтроль, стал неприлично вести себя, дергаться, высказывать не приемлемые пожелания вслух, типа: «Я бабу хочу, мне трахаться хочется…». Было видно, что он страдает нервно–психическими расстройствами. Его отец видать давно уже свыкся с этой проблемой, а Пашке было крайне неудобно перед нами за выходки своего среднего брата. Поэтому все они постарались поскорее уйти, дабы не портить никому настроения. На следующий день мама рассказывала, что Наиль так и не спал ту ночь, не давая отдыха старшему брату, который пытался того держать в руках и успокаивать. Ранним утром им всем пришлось уехать к себе, не дожидаясь не предвиденных последствий, от действий непредсказуемого паренька.

В Серебрянске наши чудо-гости пробыли не долго, так как прибыли туда с определенной миссией. Но и от этого их недолгого пребывания, все же был хоть какой-то результат. Пашка нашел время сходить с ребятишками до Иртыша. Дети резвились и бултыхались на опустевшем пляже. Необычайная красота местного колорита очень изумила приезжих. Паша кинулся в воду, удивляя пацанят своим атлетически красивым телом, но очень уж «пострадавшем», после горьких лет томления на зоне, где он в свое время отбыл срок, взяв по глупости вину другого человека на себя. Шрамы и ожоги говорили о многом, но сам, как личность, Павлик не был сломлен, напротив, он был полон уверенности и вдохновения на пути к истине… Увлекая пацанов забавными историями и прибаутками, шутками отвлекая внимание, он неожиданно и запросто в одночасье научил Руслана плавать, о чем тот случайно попросил, но не ожидал, что все вот так, запросто и получится. А ведь получилось, хоть был большой страх и риск!

Удачи вам, дорогие мои барнаульские братья, Пашка (Файзулла), Наиль и Юрик!

*

Как-то под зарплату привезли на фабрику свиней. Я сначала сомневалась, стоит ли мне брать свеженину, и куда девать столько мяса, но послушав убеждения девчат, согласилась. Нас с Людмилой Дацько записали в паре. Пришлось впервые идти к ней домой, так как я сама понятия не имела, кто и как будет разделывать тушу. Мне пришлось присутствовать при неприятной процедуре, в ожидании конечного результата, от которого стало очень дурно. При визге убегающей свиньи, становилось жутко не по себе, но отказываться было уже поздно. Родственники Людмилы, собрав всю стекшую кровь, спросили, нужна ли мне своя половина. А мне уже ничего не хотелось. Не приученная к таким деликатесам, я отказалась от всех внутренностей, печени, легкого, сердца и головы тоже. Людмила сердобольно приглашала меня в дом, но находясь во дворе, мне не хотелось стеснять ее своим долгим присутствием.

К тому времени уже вернулся из мест заключения старший брат, который жил вместе с мамой, и поначалу вел себя довольно не плохо. Он же тогда, вместе с родственниками Людмилы помогал колоть свинью. А вечером того же дня, я запросто поделилась с братом свежениной, и тот вполне довольный ушел домой.

Наутро следующего дня, я, собрав полную сумку свинины, отправила Руслана к своей подруге Светлане В., зная, что у них дома практически пустой стол, было жаль ее детей, хотелось помочь. В ответ, как и обычно, были слова благодарности, от которых было конечно приятно на душе.

Время шло, Светлана так и не устраивалась на работу, от Саши долго не было помощи, она все чаще жаловалась на свою безысходность, я со своей стороны, помогала безвозвратно продуктами, занимала деньги. А подруга всегда повторяла одни и те же слова: «Вот скоро Саша приедет, я верну тебе деньги, ты самый желанный гость, самая верная и лучшая подруга!». Улыбаясь в ответ, хотелось ей верить.

Как-то вечером, проходя мимо одного из подъездов маминого дома, я в недоумении, совершенно обалдевшая глядела на проходившую почти с безразличием мимо меня веселую компанию, изрядно подвыпивших и жизнерадостных – Светлану с Сашей, ее братом Виктором, и другими людьми. В душе моей было вновь гадко и больно. Развеселая подруга отмечала в своем кругу от души приезд супруга. Обо мне она, конечно же, даже и не вспомнила, а встретив неожиданно, так, мимолетно кликнула: «Привет». Все они пошли мимо, будто меня нет, и просто, никогда не было, я ноль, пустое место. Обида острой занозой засела в моем подсознании, я больше никогда не хотела ее видеть, слышать и знать. В голове вертелась лишь одна мысль: «А ведь дружбы-то у нас совсем и не было никакой, никогда!», все обман, предательство. Подшучивая над собой, я самокритично пришла к выводу, что обладаю уникальной и удивительной способностью притягивать к себе, либо пропащих пьяниц, либо особ, далеко недобропорядочных.

Тем временем моя сестра вместе с Василием всерьез занялись коммерцией, и мы постепенно начали отдаляться друг от друга, становясь чуждыми в общении. Мне стало вновь скучно и грустно. А на пороге уже хмурая осень, середина октября, падают первые снежинки. В управлении фабрики все бурлит и кипит от событий и страстей.

Людмила Д. отмечая в кабинете профкома вместе с коллективом свой сорокалетний юбилей, к вечеру пригласила к себе домой самых близких ее сердцу людей, куда, совершенно случайно пригласила и меня, ненароком оказавшуюся рядом, в ее компании, да при хорошем настроении. Естественным образом, извиняясь и напрочь отказываясь от мероприятия, я ссылалась на неловкость и неудобство, но Людмила была неумолима, а напротив настойчиво требовательна и вежлива. Отступать было невежливо, и я согласилась. Так зарождалась наша долголетняя дружба, которая косвенным образом повлияет в будущем на ход событий в моей жизни.

Вечером того дня мы веселились в компании друзей и родственников Людмилы. Мне было интересно слушать ее, чему-то даже и учиться, познавать что-то новое. Люда была старше меня на восемь лет, но разницы в годах мы не замечали. Поначалу меня заводили и удивляли ее рассказы о личной жизни и невероятных событиях. Где-то я недоумевала, где-то недопонимала, что-то осуждала и считала низким, но от этого наша дружба и общение не заканчивались. Мы все чаще приходили вместе с Русланом к ним домой, вместе делились печалями-радостями. Слушая ее, даже начинала понимать, что в сексуальном плане я несколько не грамотна, и виной тому была, может быть не только закомплексованность и воспитание, но и, конечно же, нерадивые партнеры…

Людмила всегда была загружена домашними делами, при этом преуспевая в работе, и в личных делах. А я никогда не отказывала ей в помощи, если была в том необходимость. Мы вместе сажали картошку, вместе собирали урожай, и отмечали праздники, а по вечерам, под свежий салат и жареный картофель, пробовали домашнее вино, обсуждая житейские проблемы, мужчин, различные похождения, разговорам не было конца. Люда, с виду была невысокого роста, худенькой и стройной, пользовалась вниманием мужчин, от чего ее не очень-то праздновали женщины в коллективе, но она на все смотрела с оптимизмом, была очень бойкой, но порой не всегда сдержанной, за что после, сама же и страдала, осуждая себя. А в трудную минуту на нее всегда можно было положиться, она была не из тех, кто просто отвернется, и не протянет руку помощи. Каким бы ни было ее настроение, подруга в душе все-таки была человечной, ее просто надо было понять, а понимал, далеко не каждый. Она очень уважительно относилась к моей маме, и при случае всегда передавала ей свежеиспеченные пирожки, от чего и моя мама была крайне довольна.

Однажды от швейной фабрики меня с Людмилой выбрали в счетную комиссию на выборах. Кроме нас от управления было еще человек пять. Директором избирательного участка тогда назначили всеми нам знакомого заочно, Булата М.А., работающего в то время в городской администрации.

Был зафиксирован факт нарушения, впрочем, вину и ответственность за который, понес сам Булат, без вины виноватый. Но дело обстояло совсем иначе. На завершающем этапе голосования, по указанию свыше, его попросили в добровольно–принудительном порядке отметить соответствующие голоса в пользу нужного кандидата на чистых бланках, за безответственных граждан, не пришедших на выборы. Что было и сделано. Но трагичнее был факт подтасовки от того, что навязавшие свои незаконные действия чиновники, сами же «виновного» после и наказали, за якобы проступок, вследствие которого, Булата больше не допускали впредь в комиссию по выборам, сообщив ему о якобы поступившей на него жалобе. Не ожидая подвоха, он, конечно же, терялся в догадках. Мне было жаль его, и было непростительно стыдно за очередную бессовестную выходку Людмилы, которая в любой ситуации усматривала лишь свою выгоду. Будучи человеком в некотором роде завистливым и алчным, она любой ценой могла навредить любому и каждому, ради собственного благополучия и карьеры. Вот и тогда, она запросто созналась мне, что специально заявила в Администрацию о якобы факте нарушения, прекрасно зная, что указания шли именно оттуда. Хорошо понимая последствия, что во избежание скандала Булата тихо снимут, а на его место директором следующей избирательной комиссии безоговорочно поставят саму Людмилу, таковы были ее условия, чего она и добилась, полностью в том уверенная. А после того случая, она очень спокойно и мило улыбаясь, смотрела в глаза Булата. Но ужаснее всего было то, что совершив свою выходку, она совершенно не чувствовала угрызения совести.

Жизнь становилась труднее, политика и экономика рухнувшего Союза давала о себе знать. Людмила по мере возможности делилась со мной дарами своего огорода, а я всегда чувствовала себя чем-то обязанной, и поэтому в ответ тоже старалась ей чем-то помочь в физическом плане. Наша дружба крепла, а впереди еще много проблем, нерешенных вопросов и масса приключений.

В один из вечеров Руслан сообщил мне, что следующим днем в музыкальной школе состоится показательный концерт. Необходимо было выглядеть наилучшим образом, к чему мы были совершенно не готовы. От отчаяния упало настроение, для выступления необходимы приличные туфли, одолжить их негде, да и стыдно. Эта проблема была оставлена на завтра.

Подзаняв денег, я металась по магазинчикам, в поисках покупки, но, увы, результаты мои не увенчались успехом, подходящую обувь так и не подобрали, да и ко времени, просто не успели. Больно было смотреть на раздосадованного сынишку, а ведь ему еще предстояло оправдание перед преподавателем музыки.

Притупив свое негодование, мы продолжали жить, стараясь забыть про неприятный конфуз. Но случайно, днями позже, мне довелось встретиться с Еленой Евгеньевной, учительницей Руслана. Она была человеком глубоко порядочным и понятливым, добрым и отзывчивым, любой серьезный разговор, переводя в шутку. На свой иронический с акцентом вопрос, подчеркивая важность мероприятия, об отсутствии ученика, думая мысленно о наших серьезных семейных проблемах, она явно хотела услышать оправдание – виноватых. Надо было видеть ее лицо воспринятым от меня ответом! Извинившись, я просто сказала: «Нам нечего было одеть». В ответ сочувствие в глазах, взгляде, и пожелание большой удачи и уверенности во всех наших начинаниях. Кратко обменявшись небольшой информацией, мы испытывали, как казалось, огромную симпатию и взаимоуважение, искренность взаимопонимания. С бодростью духа хотелось верить в лучшее, уверенней идти вперед, дарить радость людям!

Ну а пока жизнь идет своим чередом. На фабрике началось сокращение штатов, средств на зарплату не хватает, часто всем приходится брать продукты под запись на работе, в том числе хлеб и одежду. Люди становились более озлобленными и агрессивными. Сокращались рабочие часы, но добавлялась нагрузка. Рабочие, без того уставшие от недостатка и невзгод, страдали и от бессовестного самоуправства, совершенно не прислушивающегося ни к чьим обращениям директора и его соратницы, всеми нелюбимой Лидии Михайловны. Она и дня не могла прожить, чтоб кого-то не обидеть, не довести до слез, не нагадить в душу. В их адрес ежедневно лились бурные потоки проклятий. А Лидия, оставаясь человеком не исправимым, «достав» за последнее время практически всех и каждого, дошла и до меня.

В своей работе я была безупречна. И все же с ее стороны появились необоснованные и незаконные указания по роду моей деятельности. Мне совсем не нравился ход подобных мыслей и поступков, и, будучи человеком принципиальным, я поначалу спорила с ней, давая отпор, а когда с ее уст начали слетать реальные маты, с упоминанием «матери», то попросту грубо остановила ворчливую коллегу: «А вот мою мать, не смей трогать!..». В конце концов, долго не размышляя, я обратилась с заявлением за самоуправство и произвол в местную прокуратуру, после чего спесь нашего злобного кадровика немного поубавилась. Но люди из цехов увольнялись одни за другими из-за отсутствия самой работы и невыплаты зарплаты. Фабрика находилась на грани банкротства, но держалась из последних сил. А мне в нагрузку добавили обязанности инспектора отдела кадров. Приходилось в основном увольнять с работы, готовить приказы, изучать КЗОТ, оформлять документы пенсионеров в Собес и прочее. Не хватало времени, я очень уставала. Людмила к тому времени перешла работать в Администрацию, но наша дружба не прекращалась.

Со Светланой В. при встрече, мы теперь просто проходили, молча мимо друг друга. Я как-то легко пережила ту обиду и «утрату», но при встрече с ней понимала и чувствовала, что Светлана страдает, и может где-то в душе осознает свою вину. Но простить ее была не в силах, а возможно и не готова. Лишь через какое-то время, рано поутру, Света окликнула меня, спешащую на работу. Оглянувшись, я остановилась. Подойдя ко мне, она протянула деньги, которые когда-то брала в долг, сказав: «спасибо». На этом диалог и закончился. Я развернулась, и пошла прочь, так ничего не сказав ей в ответ.

После, через годы, я узнаю от нее самой, как тогда, она уходила в другом направлении со слезами на глазах, обиженная и задетая до боли в душе…

Несмотря на все проблемы, я не забывала о матери. Она всегда радовалась моему приходу. А со своей скудной пенсии, еще пыталась как-то помочь нам. Мы, как могли, помогали друг другу. Но я всегда недолюбливала ее общение с семьей Амантая, вычеркнув их всех из своей жизни и возненавидев, категорически прекратив с ними всякое общение. Мы встречались лишь изредка, когда Катерина с детьми приходила к маме помыться в ванной, что меня несколько возмущало и раздражало. Я постоянно ворчала по этому поводу, а бедная мама разрывалась между нами. Катя и дети всегда сидели, молча, видя мое настроение и отношение к ним. Она понимала, что лучше просто промолчать, тем более что где-то в душе все же признавала и свою вину. Ну а я в свою очередь, просто игнорировала их присутствие, обращалась к маме, словно рядом в квартире нет никого, стараясь унизить их, раздавить саму их сущность. Моей ненависти и агрессии не было предела. И мама конечно от этого страдала, как бы и меня, понимая, с моим необузданным характером, и внуков, от своего непутевого сына, ей тоже было очень жаль. Она всегда повторяла: «Галя, живите дружно, когда-нибудь ты поймешь меня».

В конце лета сестра с Василием затеяли в своей квартире небольшой ремонт, кое-где заменяя обои. Я с удовольствием и воодушевлением почему-то запросто взялась им помогать. На своей площади был полный порядок, личного времени предостаточно, поэтому с легкостью принялась за дело.

Вечером выходного дня, заканчивая обклеивать стены коридора их квартиры, и напевая что-то себе под нос, обернувшись, обратила внимание на неожиданно вошедших гостей, одноклассников сестры, Сергея и Александра, с которыми была немного знакома «заочно», помня их еще по школе, но они не знали меня совсем. Слегка подвыпившие, друзья долго говорили за столом втроем о разных пустяках. Докончив работу, я приобщилась к их компании, приличия ради. Александр, бегло взглянув в мою сторону и взяв на заметку наши родственные отношения с сестрой, необычно, и чертовски приятно стал вести себя, вызывая к себе симпатию. Интересный собеседник, как бы в шутку и в серьез заявил, что «Галка ему очень нравится, и он непременно на ней женится, даже пить вообще бросит». Вот на такой забавной ноте и рассталась наша веселая компания. Мы с Русланом пошли домой, унося с собой приятные воспоминания о случайной и забавной встрече. Немного подумывая на эту тему, хотелось мечтать и фантазировать. А через несколько дней, услышав стук в дверь, я поспешила открыть ее, в ожидании прихода сынишки, заигравшегося на улице. Словно прочитав мои мысли, на пороге стоял Саша, забавный и уверенный. Чуть позже, он по-свойски повел Руслана на свою дачу за фруктами и овощами, как в порядке вещей, что для меня покажется необычным. Они легко нашли общий язык и понимание. Алекс полностью положительно расположил к себе подростка. Мне была приятна завязавшаяся дружба с Сашей, вел он себя тактично, приходил не часто, но с гостинцами для сынишки, был приятен в общении. Ну а я его просто ждала, верила и надеялась…

Все закончилось очень резко, грубо, и крайне неприятно для нас обоих. Он реже появлялся, задумываясь о причине, я не знала, как реагировать в данной ситуации. А в один из вечеров, открыв ему дверь, ужаснулась, пораженная на повал. Саша еле стоял на ногах, по всему было видно, что буйная пьянка продолжалась не один день, выглядел не лучшим образом, а дурной запах и неопрятный вид, вызывал мгновенное отвращение. На пороге еле держась о косяк, пребывал, совершенно невменяемый в противоположность, мною придуманной сказки, Сашок, словно, его никогда и не было. Разговор был коротким. Выставив за дверь горемычного поклонника, я одним разом поставила точку на наших отношениях, в душе немного страдая, так как почти начала привыкать к этому человеку. Что касается его, то он, конечно же, тоже был в отчаянии, на коленях умоляя о прощении, и даже с ноткой угрозы, в плане того, что либо покончит с собой, либо уйдет на контракт, с «дальнейшими последствиями». Но мне все чаще доводилось видеть его в безобразном состоянии, то лежащего на лестничной площадке, в подъезде моей мамы, то бессознательно гадящего всем и всюду… Отвращение и ненависть вмиг перечеркнули все то, что было миром иллюзий и страстей.

Мама знала о моих случайных встречах и связях, но никогда не лезла в мои личные дела, и не указывала. Лишь изредка пыталась дать по необходимости чуткий и своевременный совет.

Годовщину отца мы провели также, достойно его памяти. Столы ломились вновь от всевозможных продуктов.

А по весне, в апреле, зайдя к маме вечером после работы, я застала ее несколько огорченной. В зале вновь вполне тихо присутствовали Катерина с маленькой Танюшкой. Я спросила маму: «Что случилось?», в ответ она протянула телеграмму из Харькова, где сообщалось о смерти бабушки, прожившей более ста лет и пережившей смерть своего сына ровно на год. Мама знала, что из всех внуков, я более чем кто-либо была к ней привязана и любила ее, поэтому очень чутко отнеслась к очередной беде. Я тихо плакала и причитала, мама, стоя рядом на кухне, сожалела.