Последняя шутка Наполеона

– Это отлично, – сказала, наконец, Света, также взяв сигареты, – ей, значит, всё равно, на каком языке быть никем не понятой? Я вполне её понимаю!

– Ты ещё можешь её понять, – согласилась Рита, – но понимающих делается всё меньше. Это, заметь, написано про начало тридцатых годов двадцатого века. Не рок-н-рольное было времечко, несмотря на Булгакова и Набокова! Ну, и Стефана Цвейга с Ремарком. Всех остальных не люблю. Казалось бы – всё, конец! Но ведь через тридцать лет – Элвис Пресли, «Битлз», Высоцкий! Я сразу остановлюсь, чтобы не потратить всю ночь на перечисление тех, кто спас век двадцатый, сделав его блистательнейшим. Конечно, о каждом из направлений музыки и поэзии можно спорить, но каков взрыв? Вот именно это вселяет в меня надежду.

– Ты думаешь, в двадцать первом также прогремит взрыв? – усомнилась Света, прикуривая, – какой-нибудь, кроме ядерного?

– Не знаю, – несколько раз мотнула головой Рита, – чёрт его знает! Хотелось бы. Но пока всё очень тоскливо. Я – на рыбалку, Светка!

И встала. Лицо её было злым.

– Ты что, долбанулась с десятого этажа башкой? – заорала Света, – какая на хер рыбалка? Ночь за окном! Вдобавок, ещё гроза!

– Налим именно в такую погоду очень активен. Черви у меня есть – вчера накопала, да не пошла. У деда в столе, по-моему, лежат донки. Пойду, взгляну.

Света побежала за Ритой в нижнюю комнату, продолжая визжать про ночь и грозу. Рита отвечала, что молодой налим – рыба очень вкусная. Открыв стол, она отыскала в одном из ящиков пару донок со звонкими колокольчиками, слегка тронутыми ржавчиной. Снасти были намотаны на дощечки с пропилами. Положив их в пакет, Рита присоединила к ним складной ножик, мощный фонарь и банку с червями, стоявшую возле лестницы в коридоре. Потом она надела штаны, старые ботинки, помнившие её пятнадцатилетние ноги, тёплую куртку, дедовскую фуражку с лётной кокардой и пошла на реку, хлопнув дверью перед взбешённой Светой. К слову сказать, именно она, Света, и откопала среди чердачного хлама эти ботинки Риты, что, разумеется, следовало сделать Наташке месяц назад.

Приближалась полночь. Дождь оказался сильнее, а ветер – резче и холоднее, чем ожидала Рита. Дойдя деревней и полем до перекрёстка дорог, она через буераки и луг направилась к заводи, где всегда водился налим. Плакучие ивы склонялись над этой заводью, свесив тонкие свои ветви к самой воде с обратным течением, точно так же, как двадцать, да и, наверное, семьдесят лет назад. Кусты рядом с ними, не в пример им, видоизменились, став почти дебрями. По крутому откосу соскользнув к берегу, Рита вынула нож и наощупь срезала у кустарника один ствол, чтоб сделать два колышка. Хорошенько воткнув их в берег возле воды, она размотала донки, и, прикрепив их к колышкам, наживила. Потом забросила. Колокольчики, двадцать лет безмолвствовавшие, звякнули.

Без малого два часа просидела Рита на берегу, под деревом, ожидая поклёвки. Но сумасбродный налим почему-то не был активен в налимью ночь. Голая ветла, само собой разумеется, от дождя почти не спасала. Лётчицкая фуражка на голове промокла насквозь, так как её внутренняя подкладка была протёрта. Отправив вниз по реке десяток окурков и до костей ощутив прелести налимьей погоды, Рита решила больше не ждать. При этом домой возвращаться ей не хотелось, и донки сматывать – тоже. Встав, она взяла нож с фонарём, вскарабкалась на откос и пошла к мосту, почти развалившемуся.

Фонарь помог ей перейти реку по гнилым брёвнам, ни разу не оступившись, не соскользнув, затем – одолеть подъём. И вот перед ней раскинулся большой луг, окутанный темнотой. А за ним был лес. К нему Рита и направилась, глядя вдаль – на белые пятнышки фонарей, стоявших над большаком. Она уж прошла половину пути до них, когда вдруг позвонила Света.

– Ты на реке? – спросила она.

– Нет, не на реке. Я там вся продрогла. Рыба совсем не клюёт! Я иду на кладбище.

– Твою мать! На какое кладбище, дура чёртова?

– Не на то, которое на горе. На то, где моё надгробие. Моё с Димкой. Ну, там, в Заречном лесу.

– Да как ты найдёшь его в темноте? Ведь там лес дремучий!

– У меня есть отличный фонарь. Часа через три уже рассветёт. Как-нибудь найду.

– Зачем тебе туда надо? – вскричала Света, громко затопав пятками, – ну скажи, зачем?

– Я хочу узнать, какую такую глобальную тайну хранит Эдем, что ради её сбережения надо было забрать у матери дочку. Ведь вряд ли это случилось из-за надгробия, на котором было написано «Ты, 2013»! Никакой новой расшифровке надпись не поддаётся, сколько я ни ломала голову.

– Ты что, бредишь? Какую дочку? У какой матери?

– Светка, ты мне сама рассказывала, что девочка по имени Катя по телефону сказала матери про письмо, в котором указывалось местоположение кладбища в глухом хвойном лесу, и что после этого девочка навсегда бесследно исчезла вместе с письмом.

Света разъярённо вздохнула.

– Риточка! Твою мать! Ты меня достала. Больше я не могу. Если не придёшь домой в восемь – всему настанет конец. Конец! Поняла?

– Да почему в восемь? – с досадой спросила Рита, – я до восьми могу не успеть вернуться домой!

– Я сказала, в восемь! Или – конец! – отрезала Света и моментально ушла со связи. Убрав мобильник в карман и застегнув куртку, Рита пустилась дальше бегом. Бег её согрел основательно. Через десять минут она перешла большак и спустилась в лес. По её прикидкам, был уж четвёртый час.

Фонарь, разумеется, не помог. Какой там фонарь в дремучем лесу, под сильным дождём! Пройдя наугад пару сотен метров, Рита наткнулась на густой ельник и поняла, что лучше ей ждать зари. Встав на четвереньки, она пролезла под ёлку. Там было сухо. Вот бы уснуть, пока ещё жарко от энергичного бега! Взяв в руку нож, Рита улеглась левым боком на очень толстый слой хвои, спиной прижалась к стволу. Фуражка упала. Надев её кое-как, Рита вмиг уснула.

В седьмом часу, когда незначительно просветлело, холод заставил её подняться и идти дальше. Дождь прекратился, однако небо было затянуто. Лес стоял насупившийся, противный. Стоило задеть ветку, и с неё лился ледяной душ – хорошо, если не за шиворот! От такого почти всегда спасала фуражка.

Рита помнила путь, поскольку множество раз преодолевала его во сне. Часа через полтора она уже двигалась вдоль лощины, заросшей ёлками, а потом входила в малинник – колючий, голый, без ягод. Ей повстречалась девочка лет восьми. Она шла с пустым лукошком.

– Здравствуйте, – сказала она, поглядев на Риту. Та ей кивнула. Потом встревожилась.

– Здравствуй, девочка. Ты что, заблудилась?

– Нет, я от мамы с папой отстала. Но скоро их догоню.

Так и разошлись. Впрочем, через пару шагов Рита обернулась. Девочки не было. Просто как не бывало.

Древнее кладбище сквозь кусты показалось издали. Очутившись на краю поля с надгробиями, со всех сторон окружённого мрачным лесом, Рита вдруг призадумалась. Стоит ли игра свеч? Но, взглянув на камень, расстрелянный двадцать лет назад Димкой и уже снова поросший мхом, она спохватилась: терять-то нечего, на дворе – тринадцатый год! А ради того, чтоб проникнуть в тайну, не жалко было бы многое потерять. Раскрыв ножик, Рита присела перед ближайшим камнем на корточки и взялась за работу. Ей всё казалось, что рядом бегает Сфинкс. Она даже оглянулась несколько раз, соскребая ножиком с камня мох. Но нет: один Сфинкс был дома, другой – на небе.

Камень оказался бессодержательным, века надпись не пощадили. Следующие пять камней также ничего не сказали Рите. Но, отскоблив седьмой, она вдруг увидела на нём дату, и весьма близкую. Разумеется, между цифрами пролегали значительные пустоты, возникшие в результате исчезновения других цифр. Тем не менее, всё было недвусмысленно. Рита даже оторопела. Сидя на корточках, она вслух произнесла дату, указанную на камне. Что бы она могла означать? Ведь ни одной буквы-то не осталось!

Мобильник в кармане куртки подал сигнал эсэмэски. Достав его машинально, Рита прочла короткое сообщение от подруги. Текст его был таков: «Конец. Света».

Из груди Риты вырвался смех. Она поглядела опять на камень, потом – опять на мобильник. Ей стало ещё смешнее. Да, неисповедимы пути Господни! Глобальнее не придумаешь. Было восемь часов сорок пять минут.

Глава семнадцатая

Домой Рита вернулась после полудня, с двумя налимами килограмма по полтора. Они попались на донки, которые не поленилась она проверить, когда шла из лесу. Света сладко спала, свернувшись под одеялом. Рядом с диваном стояли пустая бутылка из-под ликёра, также пустая рюмочка и соседка – не тётя Маша. Она зашла, как выяснилось, посплетничать. Рите было не до того. Культурненько выпроводив соседку, которая принялась бурно восторгаться большими рыбами, она сдёрнула с пьяницы одеяло. Та заморгала, не понимая, что происходит и где она оказалась. Тогда рыбачка протяжно и громко свистнула, зная, что этот звук для её подруги невыносим. Подруга, действительно, пришла в бешенство и во все остальные чувства. Но, когда Рита продемонстрировала улов, она моментально ей всё простила, про всё забыла – даже про то, что надо надеть штаны, и сразу же начала налимов разделывать на терраске, схватив охотничий нож с рукояткой, вырезанной из рога оленя. Рита разделась и улеглась в тёплую постель. Ей было нерадостно.

– Ритка! Знаешь, кто приходил? – крикнула ей Света с терраски, тщательно соскребая с налима мелкую чешую, – ты мне не поверишь!

– Плевать мне, кто приходил, – отозвалась Рита, зевая, – ты покормила Сфинкса?

– А ты как думаешь? Этот чёрт сожрал бы меня саму и не подавился, если бы я хоть одну минуту промедлила с этим делом… Ритка, а Ритка! Вот хочешь верь а хочешь не верь, но я сразу поняла, что ты наврала про кладбище – ну, что, типа, туда идёшь! Ты бы побоялась ночью туда тащиться!

– Да почему? – удивилась Рита, – ведь я двадцать лет назад пошла туда ночью.

– С тобой был Сфинкс! А сегодня ночью он был со мной. Он даже гулял по саду. В ливень! Прикинь? Тебя, должно быть, искал. Еле загнала. Нет, без поросёнка ты бы пойти туда не рискнула.

– Рискнула я!

– Да не ври! Ты очень трусливая. Слушай, Ритка! Я после отпуска Сфинкса возьму в Москву. Пускай он живёт у меня в квартире! Ты мне его отдашь? Он ведь приучился делать свои дела на улице, как собака!

– Об этом ты даже и не мечтай, – отрезала Рита.

– Но почему?

– Потому, что ты сделаешь из него цепную собаку, каковой стала сама.

– Да нет, я – охотничья! – возразила Света, явно обидевшись, – я – отлично выдрессированная такса.

– Это не повод для гордости. Всё, заткнись! Я хочу поспать один час.