Последняя шутка Наполеона

Рита в двух словах объяснила. Её рассказ длился минут пять. Чемпионка, слушая, постоянно куда-то шла.

– Я недалеко, – сказала она, когда Рита упомянула в конце про совет профессора, – занимательная история! Сатана оказался дервишем. Этот парень ходил по краю. А впрочем, чем рисковал? Ведь вы же его около беседки не разорвали! Так тебе нужно, чтоб я приехала?

– Да! Я очень хочу, чтобы ты приехала.

– Хорошо. Ты в Выхино? Скинь мне адрес по СМС. Минут через двадцать буду.

СМС Рита набрала в комнате, потому что зубы уже стучали. Из другой комнаты на весь дом грохотала музыка. Заглянув туда, Рита обнаружила Ирку танцующей перед зеркалом под «Роксетт». Не залюбоваться было нельзя. Но минуты шли, трэк из ноутбука звучал нон-стопом, и Ирка была, казалось, готова до бесконечности танцевать.

– Уже репетируешь, как я вижу? – спросила Рита, войдя и закрыв программу, – напрасный труд. Ведь профессор – женщина.

Ирка была раздавлена этой новостью.

– Что за бред? – взвизгнула она, упав на диван, – мне деньги нужны!

– Так она с деньгами приедет! Твоя задача – их у неё отобрать. Это для тебя труда не составит, руки выламывать ты умеешь великолепно.

Ирка немедленно успокоилась и опять стала танцевать, но уже без музыки.

Глава десятая

Наташка и Женька одновременно, хотя и с разных сторон, подошли к подъезду. Вместе вошли, вместе поднялись на этаж. У Женьки была компания – два весьма здоровенных парня. От всех троих разило спиртным. Наташка ещё на улице поняла, кто эта девчонка, действительно очень сильно похожая на одну из звёзд российской эстрады конца минувшего века. Женька, наоборот, пыталась припомнить, где она могла видеть эту блондинку лет тридцати, с зелёными проницательными глазами. Ведь где-то видела! Но в тот раз та, кажется, была рыжей. В лифте два парня пялились на блондинку и ухмылялись. Женьку это бесило, и она хмыкала, громко топая каблучком. Ведь ей много раз приходилось слышать, что парни любят высоких девушек! Её рост и без каблучков был под метр восемьдесят, в то время как незнакомка даже на каблучках и на метр семьдесят пять не тянула. Когда она также подошла к двери её, Женькиной, квартиры, младшая копия Анжелики Варум задала вопрос:

– А ты к Ритке, что ли?

– Не только, – дала ответ незнакомка и улыбнулась, чем-то напомнив лису Алису из фильма, который Женька пересмотрела не так давно. Дверь была с трёх ночи не заперта. Вчетвером вошли. Увидев в прихожей Ирку и Риту, Женька прямо с порога им объявила, что это её друзья, что она съезжает и что пришла забрать вещи. Рита в ответ пожала плечами, а Ирка вдруг отколола номер. Вместо того, чтоб устроить младшей сестре скандал, она подошла к блондиночке и взяла её за запястье, намереваясь ловким приёмом, против которого не могли устоять ни Женька, ни Рита, выкрутить руку. Однако, странное дело – рука каким-то непостижимым образом оказалась вывернутой у Ирки! Да и не только вывернутой, но и круто заломленной назад, за спину. Ирка, ясное дело, жалобно вскрикнула и согнулась, после чего получила очень хороший удар коленом под жопу.

Глядя на то, как сестра пропахивает пол носом вдоль всей прихожей, сбивая правым плечом столик с телефоном и табуретку, Женька испытывала весьма противоречивые ощущения. Ей, с одной стороны, было очень радостно, с другой – страшно. Где-то посередине возникло и любопытство – что, …, творится-то? Ирка же, влетев в комнату, громко врезалась в пианино, с которого полетели ноты, и успокоилась. А загадочная блондинка, подойдя к Женьке, сказала ей:

– Сеньорита, ваш переезд отменяется. Выпроваживайте приятелей и снимайте штаны. Вас велено выпороть.

– Парни, вышвырните её отсюдова, – приказала Женька приятелям. Те взялись за блондинку. А той, как выяснилось, того лишь и надо было. Она вдруг стала играючи двух здоровых парней швырять – то через бедро, то с помощью их инерции нападения, то подножками, то подсечками. Оба парня упрямо вскакивали и вновь на неё бросались, чтоб потом снова полететь на пол. Когда блондинке всё это надоело, она их так припечатала, что они уж сами встать не смогли. Под их стоны Ирка поднялась на ноги. Угрожающе поглядев на Риту, она её отстранила со своего пути и прошла на кухню. Сев там за стол, она закурила. У неё было скверное настроение. Рита сразу к ней присоединилась, перешагнув через двух бойцов.

Они оба были вскоре блондинкой подняты и усажены в комнате на диван. Женька в это время уже стояла около шкафа и выбирала самый широкий брючный ремень. Блондинка ей помогла остановить выбор на самом узком, который затем взяла и сложила вдвое.

– Дебилы, – свирепо глянула Женька на пацанов, расстёгивая штаны, – быстро отвернулись!

Но белокурая стерва дала пацанам приказ внимательно наблюдать за происходящим. И они оба в течение следующих пяти минут внимательно наблюдали за поркой Женьки. Она стояла к ним задом, демонстративно спустив джинсы и трусы до ботинок, с тем же посылом расставив длинные ноги и стиснув коленки пальцами. Это всё было призвано подчеркнуть надменное безразличие и готовность урыть любого, кто станет потом трепаться о том, что видел. Да, хладнокровия Женьке было не занимать. Яркими глазами глядя вперёд, она вслух отсчитывала тугие хлопки ремня по собственным голым ягодицам. Спортсменка лупила её нещадно, да приговаривала:

– Вот это тебе за алкоголизм! Вот это – за воровство! Вот это – за бурную половую жизнь, вот это – за двойки! А вот ещё за прогулы тебе, за драки, за хамское поведение с квартиранткой и остальными соседями!

– Двадцать три! – восклицала Женька тоном ленивого одолжения и сарказма, хоть её попа, занятая попытками увильнуть от ремня, при каждом его шлепке по ней сильно вздрагивала, – моя половая жизнь – это моё дело! Двадцать четыре! Я никого не насилую! Двадцать пять! Мне уже семнадцать!

– Всё верно ты говоришь, – кивала Наташа, стегая справа и слева, – но некоторые твои подруги, оставшиеся без мальчиков, очень сильно огорчены твоим поведением. Я надеюсь, они узнают о том, что целая половина этой паскудной задницы была надрана за их слёзы. Они ведь точно узнают об этом, парни?

Только когда паскудная задница стала полностью красной, как два огромных сросшихся помидора, мстительница за слёзы несчастных девочек разрешила Женьке одеться. Женька неторопливо, с подчёркнутым наплевательством, натянула трусы и джинсы. Затем она повернулась. Её лицо не особенно отличалось цветом от тех частей, по которым хлопал ремень. Показав таким же красным мальчишкам длинный язык, Женька застегнула другой ремень – на штанах, и пошла на кухню. Наташка с первым ремнём последовала за нею.

– Меня, пожалуйста, не при мальчиках, – с холодком вымолвила Ирка, поднявшись навстречу им, – я всё-таки старше их на семь лет! И не забывайте о том, что я – музыкант.

После этих слов Ирка рассмеялась не без натянутости и встала носом к стене, чтобы приготовиться к процедуре, назначенной Марком Юрьевичем. Она ещё несколько минут назад полностью признала необходимость и справедливость этого назначения. Рита, которая объяснила ей, что к чему, вновь удостоверилась, что притихшая безобразница обладает острым умом и совестливой душой. Правда, вслед за тем Ирка повела хитрую политику. Например, она как бы невзначай сообщила Рите, что завтра – целых три пары, весь день предстоит сидеть. Также намекнула с оттенком шалости, что весьма завидует Женьке, которую сейчас бьют за бурную половую жизнь – мне бы, мол, такую! И рассказала, пользуясь поводом, анекдот про скромную девушку. Недурной оказалась эта политика. Собеседница Ирки, молча сидевшая за столом, слушала её без видимой благосклонности. Но, когда подготовка к психотерапевтической процедуре была осуществлена, Рита поглядела на голый зад старшей хулиганки с досадой. Она не знала, что делать. Ведь если с Женькой было всё очевидно, то Ирку приводить в чувство таким же образом, да тем более при её знакомых парнях, очень не хотелось. Она, действительно, была взрослой девушкой и неглупой. Кроме того, бесспорно талантливой. Ну а Женька при виде старшей сестры в покаянном виде начала ржать. Впрочем, она сразу же прекратила это занятие, ибо вспомнила, что сама минуту назад имела примерно такой же облик.

– Женька, исчезни! – рассерженно предложила Ирка, скомкав рубашку выше пупка и повернув голову с волосами, торчащими во все стороны, – я глядела, как драли жопу тебе, паскуда ты наглая?

– Не уйду, – оскорбилась Женька, – буду смотреть внимательно. Ритка, кстати! Ты вот не слышала, а она вчера про тебя мне здесь говорила всякие гадости.

– Надевайте штаны, Ирина Николаевна, – обратилась Рита к старшей из двух паскуд, младшую обидно проигнорировав, – я не вижу необходимости вас пороть. Если уж вы вспомнили про свою основную специальность – значит, ваши мозги вернулись на место.

– Я ей дала по заднице так, что не поумнеть шансов не было, – подтвердила Наташа, отдав ремень приунывшей Женьке, которая его сразу бросила на пол, – завтра мадемуазель вернётся к учёбе, а через два с половиной года получит красный диплом Московской консерватории имени Петра Ильича Чайковского. Правда, Ирочка?

Ирка полностью согласилась. Предметы её одежды, развеселившие Женьку своим отсутствием, а точнее – перемещением, были вмиг перемещены обратно. Тут же усевшись опять за стол, студентка консерватории горделиво закинула ногу на ногу. Торопясь окончательно уничтожить бедную Женьку, она воскликнула:

– Колька, Вовка! Вы можете быть свободны! Быстренько, вон!

Оба джентльмена, само собой разумеется, очень поторопились откланяться. Дверь за ними закрыла Женька. Она хотела выйти с ними на лестничную площадку, чтобы предостеречь их насчёт излишней болтливости, но её позвали обратно. Она сейчас же вернулась и встала в гордую позу перед сестрой, Наташей и Ритой, сидевшими за столом.

– Мы поступим так, – произнесла Рита, взяв сигарету, – я буду говорить, а ты будешь подтверждать и опровергать. Либо уточнять. Поняла?

– Конечно, – сказала Женька. Рита кивнула, и, закурив, начала:

– Когда я в торговом центре после покупки зелёного пиджака примеряла платье, ты, тварь, заметила на моих трусах сбоку дырку. Так?

– Совершенно верно.

– Отлично. В машине ты, притворяясь спящей, подслушала мой разговор с подругой о казино, крышуемых трёхголовым драконом, и догадалась, что это за дракон такой трёхголовый. Так?

– Так. Но я не нарочно! Наушник сполз, и я всё услышала…

– Замечательно. На литературных дебатах ты также великолепным образом уловила главную мысль разговора, который свёлся к тому, что Цветаева обладала способностью проповедовать мёртвым, как Иисус Христос. И ты сразу вспомнила, дрянь, о том, как я сравнивала себя с Цветаевой и рассказывала тебе, что встречаюсь с мёртвыми. Так?

– Да, именно так.

– Пока я после опрокидывания стола была без сознания, ты, воспользовавшись сумятицей, позвонила своему долбаному художнику и подробнейшим образом всё ему рассказала – и о трусах, и о казино, и о разговоре в «Ватрушках». Ты обожала, гадина, всё ему обо всём подробно рассказывать. Так?

– Да, примерно так.

– Ну вот вам и первая эсэмэска от лица дьявола, – обратилась Рита к Ирке с Наташкой, – ясное дело, Серёже – он же Артём, ничего не стоило засекретить номер. И со второй эсэмэской также всё ясно. Эта овца увидела, как я делаю Ирке массаж ступней, и уже минут через пять докладывала об этом своему сраному Рафаэлю. Он, мочаливший Ирку утром и, соответственно, видевший её голые ноги, немедленно пишет мне: «На двух пальцах правой ноги у Ирочки лак немножко облез, не правда ли?»

– Замолчи, – простонала Ирка, прикладывая ладонь ко лбу, – ты ведь понимаешь, что мне противно и тягостно это слушать!

– Он таким образом попытался меня засунуть в психушку, чтобы я там раскручивала историю с казино, – продолжала Рита, – ещё бы! Ведь из-за этой истории его папа мог полететь с поста, как и остальной генералитет. Но когда мы с ним…

Тут Рита резким движением осадила коней, поняв, что если она продолжит мчаться дорогою хвастовства, никакой Марк Юрьевич Ирку в чувство не приведёт. Сёстры на рассказчицу поглядели недоумённо.

– Что ж ты заткнулась-то? – иронично поторопила её Наташа, – мы тебя слушаем с упоением!

– Я забыла упомянуть об одной детали. Знаете, когда у меня возникло первое подозрение? Когда Женька сказала мне, что её художнику очки были бы к лицу. У меня была такая же мысль, когда я смотрела в глаза Серёжи. Глаза у него – пустые, невыразительные, бесцветные. Правда, Ирка?

– Нет, это ложь, – чуть слышно ответила пианистка, – наглая, злая ложь!