Небосвод Надиры

– Да на сестру меня зло берет! С тех пор как каид попросил ее руки, она то и дело меня критикует.

– А ты, Умар, то и дело провоцируешь ее… Я давно живу в этом доме и ни разу не видела, чтобы кого-то привязывали к столбу во дворе. А не оттого ли, что каид попросил руки Надиры, ты вовсю стараешься показать кто командует в доме и во всей деревне? Все говорят о твоей сестре гораздо больше, чем когда-либо говорили о тебе. Но в глубине души, любимый, вы с ней одинаковы… оба твердолобы, всегда готовы навязать свое мнение одна другому… да, ей кровь в голову ударила, а вот ты сбился с пути своего отца. Мне тоже недостает того Умара, которого я знала.

– Ты что же, хочешь сказать, что я завидую Надире? Боюсь, что меня не будут считать главным в этом доме?

– Не только в доме, а во всем рабаде.

– Я, да завидовать Надире; чушь какая! – воскликнул Умар, нервно рассмеявшись, чтобы скрыть, как ему неловко от такой правды, которую уловила Гадда, и в глубине души Умал знал, что жена права.

– Хозяин, дозорный на балконе хочет что-то сказать вам, – прервала разговор служанка из-за двери комнаты.

Умар поднялся и мысленно поблагодарил судьбу, что она освободила его от неприятной беседы.

Гадда ухватила его за руку и спросила:

– Я обидела тебя?

Он обернулся к ней, ласково взглянул и поцеловал в лоб.

Умар накинул на плечи и на голову широкий шарф из верблюжьей шерсти и вышел из дома. Он направился было к лестнице, которая вела на балкон, как увидел, что стражник приставленный к осужденному у столба, нещадно бьет девушку-христианку. Девушка сидела на корточках, пригнувшись к земле, платок съехал с головы, руками она старалась уберечь лицо и кричала, а стражник хлестал ее той же плетью, которой днем раньше избивал Коррадо. Коррадо же обмяк и обвис у столба без сознания.

Умар остановился, из головы у него все еще не выходили слова жены; он словно захотел показать, что никому не завидует, и приказал стражнику:

– Идрис, не бей ее, бедную девчонку!

– Но Умар, я ей три раза сказал, чтобы она не подходила к брату… А она воспользовалась тем, что я совершал вечерний салят, и опять подошла!

– Ну ладно… не бей ее! Отправь домой и все.

Тут Аполлония чуток приподняла голову, она все еще сидела, согнувшись на корточках:

– Позволь хоть во дворе остаться. Буду сидеть тихо там у стены, – взмолилась она в слезах.

– Делай как знаешь! – резко ответил Умар в раздражении, что она все еще тут, путается под ногами.

Едва Умар поднялся на балкон, дозорный тотчас указал ему на повороты дороги подходившей от Каср-Йанны в двух шагах от рабада.

– Трое всадников подъезжают.

– Так поздно? Должно быть странники сбились с пути. Да ведь они могли заночевать и в Каср-Йанне… Зачем бы им выезжать затемно да в такую стужу?

Умар на секунду вспомнил о пленнике, но потом снова вгляделся в приближавшихся незнакомцев.

– Умар, судя по драпировкам, если я хорошо разглядел, по крайней мере, один из них – какой-то важный тип.

– Правильно сделал, что предупредил меня, Мизиян. Если он знатный вельможа, то надо принять его как подобает.

Умар сошел во двор, взглянул на Коррадо и сказал стражнику:

– Идрис, после ночного азана повремени пару часов, а потом отвяжи его.

Стражник согласно кивнул головой.

После недавних замечаний о погоде Умар готов был освободить Коррадо сразу же, но счел, что, если покажет тем приезжим, насколько сильна здесь его власть, они зауважают его больше.

Так, сборщик налогов каида остался ждать всадников у двери и увидел, как они подъезжают, когда на западе затухали последние отсветы заката.

Как верно подметил дозорный на балконе, один из троих был одет в изысканное платье; бесспорно, дворянин. Умар сразу понял, что всадники не из берберов, а, скорее, арабы. Впрочем, кроме внешнего вида мало что или почти ничего не отличало выходца из берберов от коренного араба, если не считать, что наряду с арабским языком в семьях говорили на берберском наречии, и если не считать остатков древней культуры, чуждой исламу, который привнесли именно арабы.

На приезжем, который с виду казался дворянином, был кафтан с белым капюшоном из камки; такого кафтана Умар никогда не видел. Все трое спешились, и один из прибывших, но не тот, на которого до этого смотрел Умар, сказал:

– Мы ищем дом Умара ибн-Фуада.

– Я Умар. Чем могу помочь?

– Знаете ли вы, Умар, кто перед вами? – спросил опять тот же, указав на человека, которого они сопровождали.

– Скажете, когда усядемся в тепле у очага.

Потом приказал стражнику во дворе:

– Идрис, уведи лошадей в конюшню!

Умар пригласил путников в дом. Он совершенно не знал, кто к нему пожаловал, но не хотел, чтобы они подумали, что его гостеприимство зависит от личности гостя. Но все же понимал, что приехал человек из очень знатного рода, и принял его со всеми почестями еще до того, как тот представится.

В той же комнате с коврами и подушками и с разожженным теперь очагом посредине Умар принял гостей как можно радушнее. Он счел, что троице можно доверять, раз вместе с накидками и сумами они вручили слугам и мечи, не ожидая, что кто-то намекнет отдать и оружие.

Теперь при свете очага и свечей Умар мог разглядеть их получше. Приезжему, который с виду возглавлял троицу, было лет сорок, ухоженная внешность, заостренный подбородок и тонкий нос; кроме того, он вел себя как человек, который знает, что в этом мире он кое-что значит. Говорил он медленно, часто с ученым видом прикрывал глаза. Другие двое одеты были одинаково в длинные черные туники и белые шаровары, но у одного из них на грудь свисал тяжелый золотой медальон.

Все расселись кругом, прежде чем заговорить, они долго сидели молча, шли минуты. Затем Умар решил прервать молчание из желания понять, может ли из этой встречи выйти какое-нибудь доходное дело:

– Вижу ты богат! Чем занимаешься, торгуешь жемчугом?

Собеседник улыбнулся и ответил:

– В этом году мои скупщики значительно увеличили мне доходы именно от торговли жемчугом.

– Я подумал бы, что ты каид, да только каид ездит с охраной и свитой.

– Салим, брат… меня зовут Салим.

– Так что, Салим… по какому делу приехал ко мне?

На самом деле Умару хотелось спросить, почему они не заночевали в Каср-Йанне, а выехали на закате и остановились через горстку миль. Но он побоялся, что такой вопрос истолкуют неправильно, как будто он спрашивает, отчего им дома не сидится.

– Тот человек, которого ты привязал к столбу… его можно купить? Потому что мне показалось, что он очень сильный.

– Так значит ты торгуешь рабами?