Небосвод Надиры

Женщины замолчали, будто под навесом потянуло тревогой из-за поступка Маймуны.

– Надира, сестричка, твой брат правильно делает, что не дает тебя в жены первому встречному. Видела мои запястья? Видела, что бывает, когда попадаешь в руки не тому человеку? А к тому же, ты заслуживаешь большего… намного больше того, что может дать тебе рабад. Заурядные мужчины не достойны тебя, дочка.

– Да кто заинтересуется девчонкой из простонародья?

– Да сам великий каид! – с неожиданной готовностью произнесла Маймуна, будто с самого начала ждала случая сказать это.

Надира смущенно рассмеялась, потом сказала:

– На Сицилии не много великих каидов осталось, не считая твоего мужа, твоего брата, да еще…

Она не договорила, у нее вдруг промелькнула странная мысль: Маймуна приехала к ней, говорит от имени и в пользу своего брата. Ее охватило беспокойство, она разволновалась и так встревожилась, что не могла больше произнести ни слова.

– Надира, милая, ты отчего затрепетала? – спросила у нее Маймуна и погладила по щеке.

Джаля смекнула раньше дочери, зачем пожаловала Маймуна, она забеспокоилась.

– Надира, тебе как будто неприятны добрые слова Маймуны, – пристыдила она дочь.

– Ты по какому делу приехала? – серьезно спросила Надира и сглотнула слюну.

– Посмотреть, правду ли сказывают про Надиру из рабада. Тебе неприятно?

– Да нет! – отозвалась Надира и нервно улыбнулась.

Маймуна уговорилась с братом, что, если ее мнение о Надире окажется благоприятным, то она сделает так, чтобы девушка пришла в комнату подавать мужчинам на стол, а главное собственноручно подаст какое-нибудь яство каиду.

– По-твоему каид Каср-Йанны поедет в рабад без всякой причины? Надира, Али будет бесконечно счастлив, если ты сама накормишь его из своих рук.

В глубине души Надире не хотелось идти к каиду, не потому что идея Маймуны ей не нравилась, а из-за того, что дело было серьезное; она накрыла лицо, взяла из рук служанки сладости с фруктовой горчицей, медом и пряностями и понесла в комнату, где беседовали мужчины.

Каид, как только увидел подходящую к нему Надиру, прервал разговор; это был знак Маймуны, что смотрины девушки прошли успешно.

Умар замешкался, но тут же догадался об истинной причине визита своего господина.

Надира опустилась на колени перед каидом, взяла с подноса кусочек сладкого и поднесла каиду ко рту, он нежно перехватил ее руку – она даже подумала, что в чем-то сплоховала – и, не отрывая взгляда от ее распахнутых глаз, заговорил на память стихи:

«А ведом ли тебе, правитель вышний, ручья кристально-чистого полет,
Где девица распустит локон пышный и цапля изумрудных вод испьет?
Где странник глянет в вод зерцало ликом и душу распознает невзначай.
А ведомо ль тебе, о мой великий, докуда простирается твой край?

А ведомы ль тебе просторы эти и моря чудо, где не счесть красот,
Где рыбаки к закату вынут сети, где рыбка плавником златистым бьет,
Где вдруг прольется с неба дождик частый на сладость смокв и первых дынь межи?
Я ведомы ль тебе, владыка ясный, Сицилии прекрасной рубежи?

А ведом ли тот край, о всемогущий, где светлячкам в ночи потерян счет,
Где померанца расстелились кущи, где роза и гибискус расцветет?
А ведом ли тебе, властитель мира, Надиры небосвод и бирюза
Очей ее? Мне б вновь взглянуть, Надира, в твои безбрежно синие глаза».

Из глаз Надиры выкатились две слезинки, пробежали по щекам и исчезли под складкой никаба[24 - Никаб – накидка, скрывающая фигуру и лицо женщины, оставляя непокрытыми только глаза.]. Она не понимала, как молва о красоте ее глаз могла выйти за пределы рабада и даже дойти до ушей каида.

– Ты когда-нибудь слышала эти стихи, милая? – спросил Али, хотя знал, что ответит девушка отрицательно.

– Нет, государь. Но счастливица та Надира, которой их посвятили.

Каид улыбнулся, его приятно поразила крайняя скромность девушки.

– Этим летом я принимал у себя одного бродячего поэта, некого Мусаба, он искал службу при дворе и два месяца услаждал меня своим стихотворным мастерством. Как-то раз воспел он цветок такой несравненной красоты, что я взмолился и попросил открыть, о ком идет речь. Оказалось, что у цветка есть имя: Надира; живет в рабаде, она сестра амиля. Стих, который я только что прочел, не мой, милая, я всего лишь выучил его наизусть… дар за гениальность предназначается только поэту Мусабу, но дар за красоту слов предназначается тебе. Но если бы я увидел твои глаза до того, как услышал стихи, я бы, скорее всего, наказал Мусаба за гордыню, за то, что он вознамерился описывать неописуемое. Аллах воплотил в тебе несравненное и необъяснимое, милая моя! Я целый месяц ждал, пока не кончился рамадан[25 - Рамадан – девятый месяц исламского календаря, один из четырех священных месяцев в году. По предписаниям ислама в этом месяце в дневные часы запрещается принимать пищу и пить. Пост напоминает об отрезке времени, когда архангел Гавриил передал пророку Магомету Коран. По исламскому календарю отсчитываются лунные месяцы, поэтому по отношению к грегорианскому календарю рамадан сдвигается.], чтобы приехать и взглянуть на «небосвод Надиры», в ее «безбрежно синие глаза», и теперь вижу, что они воистину безбрежны.

Он посмотрел на Умара и произнес:

– Брат, прошу у тебя руки Надиры, заплачу любую цену, какую назначишь.

Умар молчал, Надира вышла из комнаты, она знала, что договариваться о свадьбе – дело мужское.

В глубине души Умар согласился не мешкая, он отдал бы Надиру каиду и даром, раз становился шурином самого каида, но обуздал свои чувства и давать согласие не торопился, чтобы каид поднял ставку. Али заверил, что Надира станет одной из его жен и что он не будет обращаться с ней как с наложницей из-за того, что она не благородных кровей. Кроме того, посулил дары и льготы всей семье. Умар в тот момент смотрел на своего старшего сына Рашида, которому было всего лишь восемь лет, и не мог не вообразить, насколько к лучшему изменится их жизнь, благодаря синим глазам сестры.

А Надира тем временем побежала в укромное местечко, где пряталась в детстве, под крону высокой шелковицы, что росла недалеко от дома. У нее никак не укладывалось в голове, что именно ей так сильно посчастливилось. Она не чувствовала себя на высоте, думала, что ничем не заслужила знаков внимания каида и предложения такого важного человека. Она плакала и дрожала… потом прислонилась к стволу, закрыла глаза и вспомнила, что именно привело к сегодняшнему сватовству.

Глава 3

Лето 1060 года (452 года хиджры), рабад Каср-Йанны

Как-то в пятницу под полуденным солнцем Надира отправилась к колодцу на южной окраине рабада, собиралась принести домой ведро воды; за ней увязалась маленькая племянница Фатима. На Фатиме было красное платьице и ожерелье, украшенное разноцветными геометрическими формами, с головного убора на лоб свисали подвески так, как у берберов принято наряжать девочек. Вместе с ними к колодцу шли и другие женщины; несмотря на духоту палящего полуденного часа, женщины смеялись и перешучивались.

Все, кроме Надиры, начерпали воды, подхватили ведра и зашагали обратно. У колодца осталась только Надира с Фатимой.

– Я слышал, что этот колодец чудотворный, – послышался вдруг мужской голос.

Надира вздрогнула от неожиданности, веревка выскользнула у нее из рук, и ведро полетело на дно колодца.

К колодцу подошел незнакомый юноша со странной желтой свернутой на голове куфией[26 - Куфия – в арабской культуре характерный головной убор, состоящий из отреза ткани, который сворачивают на голове или оборачивают вокруг головы.], он замахал руками и жестами запросил прощения за то, что так напугал.

– Я не заметила тебя, добрый человек, – ответила Надира, закрывая лицо и притянув к себе малышку Фатиму.

– Я говорил, что этот колодец чудотворный… и вот теперь подхожу поближе и сам в этом убеждаюсь.

Он заулыбался и продолжил:

– Потому что, если ты не ангел, то скажи, что за райское создание стоит передо мной.

– Я сестра деревенского амиля, человека, который состоит в очень близком окружении каида, – объяснила Надира кто она в надежде, что, если юноша подошел с недобрыми намерениями, то отступится от них.

– Тебе нечего меня бояться.

Он спрятал руки за спину, склонился в легком поклоне и представился: