Милый друг

– Жорж!

Это была госпожа Вальтер. Она сказала очень тихо:

– О, как вы бесчеловечно жестоки! Как вы меня заставляете страдать: я поручила Сюзанне увести женщину, которая была с вами, чтобы иметь возможность сказать вам несколько слов. Слушайте, я должна… я должна поговорить с вами сегодня вечером… или… вы не можете себе представить, что я сделаю. Пойдемте в оранжерею. Там налево вы найдете дверь и выйдете через нее в сад. Идите прямо по аллее. В конце ее вы увидите зеленую беседку. Ждите меня там через десять минут. Если вы на это не согласитесь, то, клянусь вам, я устрою скандал здесь, сию же минуту.

Он ответил высокомерно:

– Хорошо. Через десять минут я буду в указанном вами месте.

И они расстались.

Но Жак Риваль чуть не заставил его опоздать. Он взял его под руку и начал что-то без конца ему рассказывать с очень возбужденным видом. По-видимому, он только что вышел из буфета. Наконец Дю Руа сдал его на руки де Марелю, которого они встретили в дверях, и убежал. Ему надо было еще принять некоторые предосторожности, чтобы пройти не замеченным женой и Ларошем. Это удалось ему без труда, так как они, по-видимому, были очень увлечены разговором, и он вышел в сад.

Холодный воздух охватил его, как ледяная ванна. Он подумал: «Черт возьми, еще простужусь» – и повязал себе шею носовым платком наподобие галстука. Потом медленно пошел по аллее, плохо различая дорогу в темноте после яркого освещения зал.

Справа и слева виднелись ряды голых кустов, тонкие ветви которых, казалось, вздрагивали. Серые блики скользили по деревьям, блики от окон особняка. Посреди дороги он заметил перед собой что-то белое, и госпожа Вальтер, с обнаженными руками, с обнаженной шеей, прошептала дрожащим голосом:

– А, это ты! Значит, ты хочешь меня убить?

Он ответил спокойно:

– Прошу вас не устраивать сцен, иначе я сейчас же уйду.

Она обвила его шею руками и, почти касаясь губами его губ, сказала:

– Но что я тебе сделала? Ты держишь себя со мной как бесчестный человек. Что я тебе сделала?

Он пытался оттолкнуть ее:

– В последний раз, когда мы виделись, ты намотала свои волосы на мои пуговицы, и это чуть не привело меня к разрыву с женой.

Она некоторое время молчала, удивленная, потом отрицательно покачала головой:

– О, твоей жене это безразлично. Должно быть, одна из твоих любовниц сделала тебе сцену.

– У меня нет любовниц!

– Молчи! Но почему ты больше даже не приходишь к нам в дом? Почему ты отказываешься у нас обедать хоть раз в неделю? Я страдаю ужасно. Я так люблю тебя, что у меня нет ни одной мысли, которая не принадлежала бы тебе, я вижу тебя во всем, на что бы я ни смотрела, я боюсь сказать слово, чтобы не произнести твоего имени! Ты этого не понимаешь! Мне кажется, что меня кто-то держит в тисках, что меня завязали в мешок, я сама не знаю, что со мной! Воспоминания о тебе преследуют меня, сдавливают мне горло, разрывают что-то тут, в груди, у сердца, у меня подкашиваются ноги, и я не в состоянии двигаться. Я целыми днями сижу на стуле, как бессмысленное животное, и думаю о тебе.

Он смотрел на нее с удивлением. Перед ним была не та шаловливая, толстая девчонка, которую он знал раньше, а потерявшая голову женщина, отчаявшаяся, способная на все.

Какой-то неясный план зародился у него в голове. Он ответил:

– Милая моя, любовь не вечна. Люди отдаются друг другу, потом расходятся. Но когда эта любовь тянется так, как у нас, то становится страшной обузой. Я больше не хочу. Вот тебе вся правда. Но если ты можешь быть благоразумной, принимать меня и обращаться со мной как с другом, то я буду бывать у тебя, как раньше. Чувствуешь ли ты себя способной на это?

Она положила свои обнаженные руки на черный фрак Жоржа и прошептала:

– Я способна на все, чтобы только видеть тебя.

– В таком случае решено, – сказал он. – Мы друзья, и ничего больше.

Она прошептала:

– Да, решено. – Потом протянула губы: – Еще один поцелуй… последний.

Он мягко отказал ей:

– Нет. Надо держаться принятого решения.

Она отвернулась, вытерла слезы и, вынув из корсажа маленький пакет, перевязанный шелковой розовой ленточкой, протянула его Дю Руа:

– Возьми, это твоя доля выигрыша в марокканском предприятии. Я была так рада, что выиграла это для тебя. На, бери же…

Он хотел отказаться:

– Нет, я не возьму этих денег!

Тогда она возмутилась:

– Нет, ты не поступишь так со мной! Эти деньги твои, только твои. Если ты их не возьмешь, я их выброшу в мусорный ящик. Ты не поступишь так со мной, Жорж!

Он взял маленький пакетик и опустил его в карман.

– Надо вернуться, – сказал он. – Ты схватишь воспаление легких.

Она прошептала:

– Тем лучше! Если бы я могла умереть!

Она схватила его руку и страстно, безумно, с отчаянием поцеловала ее. Потом убежала в дом.

Он пошел назад медленно, погруженный в раздумье. Затем вошел в оранжерею с высоко поднятой головой и с улыбкой на губах.

Жены его и Лароша здесь уже не было. Народу стало меньше. Очевидно было, что многие не останутся на бал. Он увидел Сюзанну под руку с сестрой. Они подошли к нему и попросили танцевать первую кадриль с ними и с графом де Латур-Ивеленом.

Он удивился:

– А это кто еще такой?

Сюзанна ответила лукаво:

– Это новый друг моей сестры.

Роза покраснела и прошептала:

– Ты злая, Сюзи; он такой же мой друг, как и твой.

Сюзанна улыбнулась: