Пан Володыевский

– Где же наши?

– Видишь, там край леса? Отряд пана подкомория должен быть совсем близко оттуда. Меллехович, того и гляди, выйдет с той стороны. Другой отряд зайдет со стороны того камня. Заметив людей, они сами двинутся к нам, потому что здесь можно легко подъехать к реке, а с той стороны – глубокий овраг, через который никто не проберется.

– Значит, они в ловушке?

– Как видишь.

– Господи! Я просто устоять не могу! – крикнула Бася. И сейчас же прибавила: – Михалок, а если бы они были умны, что бы они должны были сделать?

– Должны были бы пробиваться сквозь отряд подкомория. Тогда они спаслись бы, но этого они не сделают, во-первых, потому, что не любят иметь дело с регулярной конницей, а во-вторых, побоятся, как бы в лесу не оказалось еще больших отрядов, и они бросятся в нашу сторону.

– Да, но мы их не остановим, у нас только двадцать человек.

– А Мотовило?

– Правда, а где же он?

Володыевский вместо ответа запищал вдруг, как пищит ястреб или сокол.

И тотчас с подножия холма ему ответили таким же писком.

Это были казаки Мотовилы, которые так спрятались в кустах, что Бася, стоя над ними, совсем их не видела. С минуту она с удивлением глядела то вниз, то на маленького рыцаря; вдруг щеки ее вспыхнули, и она обняла его за шею.

– Михалок, ты величайший вождь в мире!

– У меня есть некоторая опытность, – ответил, улыбаясь, Володыевский. – Но ты не ерзай от радости! Помни, что настоящий воин должен быть спокоен.

Но это предостережение ни к чему не повело. Бася была как в лихорадке. Ей хотелось сейчас же сесть на коня, спуститься с холма и присоединиться к отряду Мотовилы. Но Володыевский остановил ее: он хотел показать ей начало битвы. Между тем солнце поднялось над степью и осветило своими бледно-золотистыми лучами всю равнину. Ближайшие заросли засверкали весело, отдаленные и менее ясные стали яснее; лежащий местами внизу иней заискрился; воздух стал так прозрачен, что глаз охватывал почти безграничное пространство…

– Отряд подкомория выходит из лесу, – сказал Володыевский, – я вижу людей и лошадей.

И действительно, из-за опушки леса показались всадники и длинной лентой зачернели на покрытой инеем поляне. Белое пространство между ними и лесом постепенно увеличивалось. По-видимому, они не очень спешили, чтобы дать время подойти и другим отрядам.

Володыевский посмотрел на другую сторону.

– Вот и Меллехович, – сказал он. И минуту спустя прибавил:

– Выезжает и отряд пана ловчего пшемысльского. Никто ни на минуту не опоздал!

И усики Володыевского быстро зашевелились.

– Ни один человек не должен уйти. На коней!

Они быстро вернулись к драгунам, вскочили на коней и стали опускаться по левой стороне холма, к растущим внизу кустарникам, где и соединились с казаками пана Мотовилы.

Затем уже все вместе приблизились к окраине зарослей и остановились, продолжая глядеть вперед.

Неприятель, по-видимому, заметил приближение отряда подкомория, так как в ту же минуту из чащи, среди равнины высыпали всадники, как испуганное стадо серн. С каждой минутой их высыпало все больше. Солдаты сомкнутой цепью подвигались вперед шагом, по краю зарослей, а всадники, выскочившие из зарослей, припав к лошадиным шеям, мчались вдоль чащи длинной вереницей. По-видимому, они не были еще уверены, идет ли этот отряд на них или же это отряд, осматривающий окрестности. В последнем случае они могли еще надеяться, что кусты скроют их от глаз приближавшихся всадников.

С того места, где стоял Володыевский во главе отряда Мотовилы, прекрасно можно было видеть неуверенные, колеблющиеся движения чамбула, похожие на движения диких зверей, почуявших опасность. Доехав до середины зарослей, они пошли легкой рысью. Вдруг, когда первые ряды выехали в открытую степь, они остановили лошадей, а за ними остановилась и вся ватага.

Они увидали надвигавшийся с другой стороны отряд Меллеховича.

Тогда, описав полукруг, они повернули в сторону от зарослей, и глазам их предстал, по всей его ширине, пшемысльский отряд, который шел на них рысью. Теперь им стало ясно, что все эти отряды знают о них и идут на них. В толпе их раздались дикие крики и поднялось всеобщее замешательство. Перекликнувшись между собою, отряды пустились вскачь, так что равнина загремела от конского топота.

Увидав это, чамбул в одно мгновение растянулся лентой и помчался во весь дух прямо к холму, под которым стоял маленький рыцарь с паном Мотовилой и его людьми.

Пространство, разделявшее одних от других, стало уменьшаться с неимоверной быстротой.

Бася сначала побледнела от волнения, и сердце ее билось все сильнее. Но, увидав, что все на нее смотрят и что никто не обнаруживает ни малейшего беспокойства, она быстро оправилась. Затем приближавшаяся, как вихрь, туча приковала все ее внимание. Она подтянула поводья, крепче стиснула саблю, и кровь от сердца отхлынула к лицу.

– Хорошо! – сказал маленький рыцарь.

Она только взглянула на него, пошевелила ноздрями и шепнула:

– Скоро мы бросимся?

– Еще не время, – ответил пан Михал.

А те мчались и мчались, как зайцы, которые чуют за собой собак. От кустов, где стоял Володыевский, их отделяло не более нескольких саженей; вот уже виднеются конские вытянутые морды с прижатыми ушами, а над ними татарские лица, точно приросшие к шеям лошадей. Вот они все ближе и ближе… Слышен храп лошадей, по оскаленным зубам и вытаращенным их глазам видно, что они несутся с такой быстротой, что у них захватывает дыхание.

Володыевский дает знак, и целая стена казацких пищалей склоняется по направлению к бегущим.

– Огня!

Грохот, дым – и точно ветер дунул в кучу отрубей. Вся ватага с воем и криком разлетается в разные стороны. Вдруг из-за кустов выезжает маленький рыцарь, отряды подкомория и липков замыкают кольцо и сгоняют разбежавшихся в одну кучу. Тщетно ордынцы ищут выхода поодиночке, тщетно они кружатся, мечутся то вправо, то влево, вперед, назад; они окружены, и ватага волей-неволей сбивается в кучу; появляются еще отряды, и начинается страшная резня.

Бродяги поняли, что только тот останется в живых, кто пробьется сквозь ряды неприятеля. И хоть и беспорядочно, каждый спасая собственную шкуру, но они стали отбиваться с бешенством и отчаянием. И тотчас поле было усеяно павшими – так велика была сила натиска. Солдаты, тесня их со всех сторон и, несмотря на давку, напирая на них конями, рубили их с той неумолимой и страшной ловкостью, какая бывает только у солдат по ремеслу. Отзвуки ударов походили на стук цепов на гумне. Рубили татар, били по лбам, по шеям, по спинам, по рукам, которыми они заслоняли головы, били их со всех сторон без отдыха, без пощады, без милосердия. Они тоже рубились чем кто мог: кинжалами, саблями, кистенями, конскими челюстями. Лошади их, оттесненные в середину, становились на дыбы или падали навзничь. Иные грызлись, визжали и лягались в этой давке, вызывая этим неописуемое смятение. После короткой, молчаливой борьбы из груди татар вырвался страшный крик: они поняли, что их теснила большая сила с лучшим оружием и более искусная. Они поняли, что для них нет спасения, что не уйти никому, не только с добычей, но и просто живым. Солдаты все более воодушевлялись, рубили все сильнее. Некоторые из бродяг соскакивали с седел, стараясь проскользнуть между ног лошадей. Их топтали лошади; порой солдаты, наклонившись с седла, пронзали их сверху насквозь; другие падали на землю в надежде, что, когда отряды подвинутся в середину, они, оставшись вне круга, будут иметь возможность спастись бегством.

Толпа все редела, и с каждой минутой убывали и люди, и лошади. Видя это, Азба-бей построил оставшихся людей клином и со всего размаху бросился на казаков Мотовилы, желая во что бы то ни стало разорвать кольцо.

Но казаки осадили его на месте, и тут же началась страшная резня.

В это же самое время Меллехович с яростью пламени ворвался в толпу, разорвал ее на две части, половину предоставил двум другим отрядам, а сам насел на ту, которая билась с казаками.

Правда, благодаря этому движению часть бродяг ускользнула в поле и рассыпалась по равнине, подобно куче листьев, но солдаты из задних рядов, которые вследствие тесноты не могли принять участия в битве, пустились за ними в погоню. Тем, кому не удалось вырваться, пришлось идти на убой, и, несмотря на отчаянную борьбу, они ложились рядами, как рожь на ниве, которую жнецы жнут с двух концов.

Бася бросилась вместе с казаками, запищав тонким голосом, чтобы приободрить себя; в первую минуту у нее потемнело в глазах от бешеной скачки и от сильного волнения. Когда она подскакала к неприятельским рядам, она в первую минуту видела перед собой только темную массу, подвижную, колеблющуюся. У нее явилось непреодолимое желание совсем закрыть глаза. Она, правда, поборола это желание, но все же саблей она махала, не глядя куда. Но это продолжалось недолго. Храбрость одержала победу над страхом, и в глазах все прояснилось. Прежде всего она увидела лошадиные морды, потом разгоряченные, дикие лица; одно из них мелькнуло прямо перед ней. Бася рубанула наотмашь, и лицо исчезло, точно это был призрак.

И тогда она услыхала спокойный голос мужа:

– Хорошо!

Этот голос необычайно ее ободрил, она тихо запищала и стала наносить удары, но уже вполне сознательно. Вот опять скалит перед ней зубы какая-то страшная голова с приплюснутым носом и выдающимися скулами. Бася – раз по ней! Там рука поднимается с кистенем. Бася – раз по ней! Бася видит чью-то спину в тулупе и колет ее. Потом она уже рубит направо, налево, вперед, и, куда ни ударит – человек валится на землю, сдергивая узду с лошади. И Бася удивляется, почему драться так легко. Но легко потому, что с одной стороны, стремя к стремени, возле нее едет маленький рыцарь, с другой – пан Мотовило. Первый внимательно следит за своим сокровищем, и то смахнет человека, как ветер пылинку, то отрубит руку вместе с оружием, то пропустит острие сабли между неприятелем и Басей, и вражья сабля летит вверх, словно крылатая птица.

Пан Мотовило, воин спокойный, следил с другой стороны за храброй полковницей. И как трудолюбивый садовник, обходя деревья, срезает или ломает сухие ветки, так и он сбрасывал людей на окровавленную землю, сражаясь с таким хладнокровием и спокойствием, точно думал о чем-нибудь другом. Оба они знали, когда можно позволить Басе самой нанести удар, когда предупредить ее или заступить.

Следил за нею еще и третий несравненный лучник, который нарочно, стоя вдали, то и дело натягивал стрелу и пускал верного гонца смерти в толпу врагов.