Глава XI
Ессеи лишаются своей царицы
Весь совет ессеев собрался, чтобы обсудить уход их воспитанницы Мириам из их селения. После долгих прений и высказываний решили призвать ее в зал совета и услышать от нее самой, чего бы, собственно, она хотела.
Мириам явилась в сопровождении Нехушты, и все эти седые, белобородые старцы встали и приветствовали ее низким поклоном, после чего председатель совета взял ее за руку и проводил к почетному месту, приготовленному для нее. Только после того, как она его заняла, сели и все остальные.
Председатель обратился к ней с краткой, глубоко прочувствованной речью, в которой высказал всю горечь, какую они испытывают при мысли о неизбежной разлуке с ней. Он также сказал, что о материальных средствах ей заботиться нечего, так как они определили на ее содержание из своих скромных доходов сумму, которая обеспечит ей безбедное существование.
Мириам, в свою очередь, выразила всем присутствующим свою глубокую благодарность за все, что они делали для нее с самого раннего ее детства и по сей час, и выразила желание поселиться в одном из приморских городов, где найдутся добрые люди, известные кому-нибудь из ессеев, или родственные им семейства. В Иерусалиме она жить не может, там слишком часты возмущения, смуты и беспорядки, грозившие бедой всем, даже самым скромным обитателям города.
Некоторые из братьев тотчас же предложили снестись письменно со своими родственниками и друзьями. Эти предложения обсуждались всем советом.
Вдруг кто-то постучал в дверь зала собрания. Это был послушник, который получил разрешение войти и объявил, что прибыл с большим караваном богатый еврей Бенони, купец из Тира. Он желает говорить с кураторами относительно внучки своей Мириам, которая, как ему известно, находится на их попечении.
Совет решил пригласить Бенони в зал совета. Спустя несколько минут старый еврей в богатой шелковой одежде, расшитой серебром и золотом, в драгоценных мехах, вошел и поклонился председателю собрания. Тот ответил ему тем же и ждал, пока гость их заговорит.
– Государи мои, – нарушил Бенони молчание, – я явился сюда потребовать девушку, которую имею основание считать своей внучкой и о существовании которой только недавно случайно узнал от посторонних людей, но о которой вы, кажется, заботились с самых ранних лет. Здесь ли еще эта девушка?
– Госпожа Мириам сидит среди нас, как вы сами видите! – ответил председатель совета. – Она действительно ваша внучка, и все мы знали об этом с тех пор, как она здесь!
– Почему же мне не было известно об этом до сих пор? – осведомился Бенони.
– Потому, что мы не считали возможным выдать ребенка, порученного нашим попечениям ее умершей матерью, человеку, предавшему ее отца и мать, свое собственное дитя, на смерть и муки! – И при этом почтенный старец негодующе посмотрел на надменного, богатого еврея.
Так же отнеслось к прибывшему и все собрание, так что смущенный Бенони невольно опустил голову под этим немым укором, чувствуя себя осужденным. Но вскоре к нему вернулось его обычное самообладание, и, гордо выпрямившись, он сказал:
– Я здесь не для того, чтобы объяснять свои поступки, а для того, чтобы потребовать от вас мою внучку, которая теперь, как вижу, уже вполне взрослая. Естественным опекуном ее являюсь я!
– Это так. Но прежде чем принимать решения, мы, которые все эти годы ее охраняли, требуем от тебя некоторых гарантий и обеспечений!
– Каких гарантий? Каких обеспечений?
– Во-первых, на ее имя должна быть положена известная сумма, обеспечивающая ей безбедное существование в случае твоей смерти; во-вторых, чтобы ей была предоставлена полная свобода веры и выбора супруга, если она пожелает выйти замуж!
– А что, если я отвергну эти условия?
– Тогда ты видишь внучку твою, госпожу Мириам, в первый и последний раз в жизни! – твердо и смело ответил председатель совета ессеев. – Мы люди смирные, знай, купец. Госпожа Мириам не может более оставаться среди нас, но, где бы она ни была, до последней минуты ее жизни мы о ней не прекратим заботиться, и наша власть будет всегда охранять ее. Какое бы зло ни приключилось с ней, мы тотчас же узнаем и тотчас же отомстим за нее! Ты свободен принять или отвергнуть наши требования, но, отвергнув, ты потеряешь ее навсегда, и никто и ничто на свете не поможет тебе разыскать ее. Мы сказали!
– Мы сказали! – подтвердили хором в один голос все сто старцев и смолкли.
– Ты слышал их слова, господин, – сказала Нехушта среди воцарившегося молчания, – и я, зная этих людей, говорю тебе, что они сдержат их!
– Пусть внучка моя скажет, прилично ли мне предъявлять такие обидные условия!
– Высокочтимый господин, – сказала девушка, – я не могу восстать против того, что делается для моего блага! Состояния или денег я не ищу, но и рабой стать не хочу. Страшусь участи, постигшей моих родителей. Кроме того, этих людей я с детства люблю и уважаю, а они любят меня, как родное дитя. Их слова – мои слова. Их решение – мое решение.
– Гордый ум! – пробормотал старик и с минуту молчал, поглаживая свою седую бороду.
– Дай нам ответ, господин, близко закат. Мы должны решить этот вопрос прежде, чем настанет час молитвы! – предупредил председатель собрания. – Не понимаю, что смущает тебя в наших условиях? Ведь мы не требуем от тебя ничего иного, кроме того, в чем ты уже дал клятву и расписку римскому центуриону, благородному Марку, копию с которых мы получили от него!
Мириам удивленно перевела глаза с деда своего на честное собрание белобородых старцев и на их председателя, старейшего из кураторов.
Бенони побледнел от злобы и разразился желчным смехом:
– Да-а… теперь я понял…
– Что руки у ессеев достаточно длинны, раз они могут достать отсюда до Рима? – продолжил председатель.
– Берегитесь, чтобы римские мечи не оказались еще длиннее ваших рук и не достали из Рима ваших голов! – заметил Бенони. – А теперь выслушайте мой ответ. Я готов был бы вернуться домой, предоставив вам делать с вашей воспитанницей все, что вам вздумается, но она – единственное существо, в котором течет моя кровь; другой родни у меня нет. А я уж стар и потому соглашаюсь на все ваши требования и беру ее с собой в Тир с надеждой, что она когда-нибудь сумеет полюбить меня!
– Хорошо, – сказал председатель собрания, – завтра бумаги все будут готовы, ты подпишешь их, а пока будь нашим гостем!
На следующий день вечером все бумаги были оформлены, все условия подписаны. Старый Бенони не только назначил Мириам определенную сумму на случай его смерти, но еще ассигновал ей ежегодный доход, еще при жизни своей обеспечив таким образом ей полную материальную независимость.
Спустя три дня Мириам простилась со своими добрыми покровителями, которые в полном составе проводили ее за селение. В минуту расставания девушка не выдержала и залилась горючими слезами.
– Не плачь, дорогое дитя, – проговорил Итиэль, – мы расстаемся здесь с тобой, но духовно все неразлучны будем и в этой жизни, и за пределами ее!
– Не бойся, Итиэль! – сказал Бенони. – Мои гарантии надежны: за ними будет стоять любовь деда к внучке!
– Если так, – воскликнула Мириам, – то и внучка не останется у тебя в долгу, высокочтимый господин! – И они стали прощаться с ессеями.
Прощание оказалось самое трогательное. Когда караван Бенони тронулся дальше по дороге к Иерихону, ессеи печально возвратились в свое селение. Но Итиэль утверждал, что они не только в будущей, а еще и в этой жизни свидятся с Мириам.
Путешествуя не спеша, Бенони, его внучка, Нехушта и весь караван под вечер второго дня пути разбили свои палатки вблизи Дамасских ворот Иерусалима вне новой городской стены, воздвигнутой Агриппой. Бенони опасался, что караван его разграбят римские солдаты, если он войдет в город.
Пока рабы готовили ужин, Нехушта взяла Мириам за руку и, встав спиной ко второй стене, указала ей на скалистую гору, довольно крутую, но не особенно высокую, заметив:
– Там, на этой горе, был распят Господь!
Услыхав эти слова, девушка благоговейно опустилась на колени и склонилась в тихой молитве. Вдруг за ее спиной раздался голос ее деда, приказавший ей подняться с колен.
– Дитя, – заметил он, – Нехушта сказала правду. Этот ложный Мессия умер там на кресте смертью злодея между злодеями. Хотя я обещал, что не буду препятствовать тебе следовать учению и обрядам твоей веры, но все же прошу тебя не молись так, на глазах у всех, этому твоему Богу, ведь посторонние люди не так терпеливы, они могут предать тебя на страшную смерть и муки!
Мириам кивнула головкой и вместе со стариком вернулась в палатку, где их ожидал ужин.
Через четыре дня наши путешественники благополучно прибыли в Тир, этот богатый, цветущий и великолепный город. Мириам увидела то море, на котором она родилась. Его волны представлялись ей похожими на воды Мертвого моря, на берегах которого прошло все ее детство и ранняя молодость. При виде же искрящихся и пенящихся волн Средиземного моря сердце ее дрогнуло от восторга, и с этого момента она полюбила его всей душой.
Еще из Иерусалима Бенони отправил гонцов в Тир – предупредить своих слуг и правителя, что он прибудет с почетною гостьей. Поэтому к приезду Мириам весь дом принял праздничный вид, а стол был приготовлен, как для брачного пира.
Этот роскошный дворец, служивший в течение многих веков жилищем для царей и принцев, своим изысканным и богатым убранством восхитил девушку. Старый Бенони внимательно следил за ней, шагая рядом.
– Довольна ли ты, дочь моя, своим новым жилищем? – спросил он.
– Ах, дедушка, это просто великолепие! – ответила Мириам. – Мне никогда даже не снился такой дворец, такая сказочная роскошь и богатство. Но смогу ли я заниматься моим искусством в одном из этих больших залов?
– Отныне, Мириам, ты – хозяйка в этом доме, а со временем станешь его владелицей. Верь, дитя мое, не было надобности стольким посторонним придумывать разные гарантии. Я сам обеспечил бы тебя! Все, что у меня есть, – твое! Но я был бы счастлив, если бы ты и мне уделила хоть малую долю твоей любви, мне, бездетному и одинокому!