Мириам видела только, как Халев уложил на месте одного из воинов Иоанна, но на него тотчас же набросилось несколько воинов Симона. Видимо, все жаждали крови, даже не разбирая, кого и за что они убивали. Девушка видела также, как эти обезумевшие люди схватили ее деда. Старик Бенони вскочил на ноги и снова упал. Больше ей ничего не удалось увидеть, так как Нехушта потащила ее за собой, не давая ей оглядываться, все дальше и дальше, пока Мириам окончательно не выбилась из сил. Шум и крики битвы замерли в отдалении.
– Бежим! Бежим! – понукала Нехушта.
– Ноу, не могу… Я поранила ноги, видишь кровь?
Нехушта оглянулась: здесь, в новом городе Везеоа, недалеко от старых Дамасских ворот, позади них, возвышалась башня Антония. Среди мусорных куч, между камней и комков глины росли тощие колосья. Нигде никакого жилья; в расщелинах стены рос бурьян. В одну из таких расщелин стены Нехушта дотащила свою госпожу, и бедняжка в изнеможении упала на землю. Прежде чем ливийка успела перевязать вспухшую ногу ее, вероятно, зашибленную камнем, пущенным из пращи, девушка уже крепко спала.
Нехушта села подле нее. Надо подумать, что делать дальше, как и где укрыть свою госпожу от опасности.
Ничего не успела она придумать. Под теплыми солнечными лучами задремала. Ей приснилось, что из-за ближайшей кучи камней на нее глядит чье-то знакомое седобородое лицо. Нехушта открыла глаза, осмотрелась кругом – ни души. Она снова задремала, и снова ей пригрезилось то же лицо, а подле него еще чье-то. Вдруг она узнала в одном из них брата Итиэля.
– Брат Итиэль! – воскликнула она радостным шепотом. – Что ты прячешься от меня?
– Друг Нехушта, неужели это ты? А это госпожа Мириам, дорогое дитя наше? Что, она крепко спит?
– Как убитая! – отвечала Нехушта.
– Хвала Творцу, что мы нашли вас! Брат, – обратился Итиэль к своему товарищу, – доползи-ка до стены да посмотри, видно нас оттуда, сверху?
Брат возвратился с ответом, что на стенах никого нет. Их оттуда увидеть нельзя. Тогда ессеи подняли почти бесчувственную девушку на руки и понесли к одной из щелей в стене, совершенно заросшей чахлыми кустами и бурьяном. Тут они осторожно опустили ее на землю и с большими усилиями сдвинули с места громадный камень, закрывавший небольшое отверстие в стене, похожее на нору шакала. В эту-то черную дыру спустился ногами вперед сперва один из ессеев и втащил за собой Мириам, за нею последовала Нехушта, наконец второй ессей.
Один из братьев высек огонь кремнем из огнива и зажег маленький факел, с которым пошел вперед, освещая путь, по разным подземным ходам и залам, некогда служившим водохранилищами. От сырого воздуха подземелья девушка очнулась.
– Где я? Неужели я умерла? – произнесла она, открыв глаза.
– Нет, нет, ты сейчас все узнаешь, госпожа! – успокоила ее Нехушта.
– Я вижу лицо дядюшки Итиэля! – воскликнула Мириам. – Это дух его пришел ко мне?!
– Не дух, а сам я, дитя мое! Иди за мной, я проведу тебя к остальным братьям, и ты опять будешь среди нас в полной безопасности от злых людей!
– Что это за место? – спросила девушка.
– Это та самая шахта, вернее каменоломня, из которой царь Соломон добывал камень для постройки Иерусалимского храма. Здесь же этот камень и обтесывали: вот почему при сооружении храма не слышно было ни стука молота, ни звука топора или пилы!
Тем временем Итиэль и его спутники подошли к потайной двери, казавшейся на первый взгляд глухой стеной. Итиэль нажал на известное место, и громадная плита отошла в сторону, освободив вход в большой зал. Здесь горел яркий костер из каменного угля, у которого один из братьев что-то стряпал; вокруг сидели примерно пятьдесят старцев в белых одеждах ессеев.
– Братья, – проговорил Итиэль, – я привел вам ту, о которой все мы грустили, – наше возлюбленное дитя, госпожу Мириам!
– Неужели?! Неужели это она?! – воскликнули разом десятки голосов, и обрадованные ессеи принялись приветствовать свою названую царицу, несли ей пищу, воду и вино для подкрепления сил. Она кушала, они же рассказывали ей, что произошло с ними в ее отсутствие.
Более года тому назад римляне, подступая к Иерихону, разорили их селение, некоторых увели в плен, большинство же успело бежать в Иерусалим. Но и тут многие из них погибли от рук сторонников различных партий и разбойников, которых развелось много в осажденном городе. Видя, что всем им грозит неизбежная гибель, мирные ессеи решили укрыться в этом подземелье, о существовании которого знал один из братьев. Мало-помалу они стали сносить сюда продукты, запасать топливо и одежду и все необходимое, разную домашнюю утварь и даже кое-что из мебели. И вот они окончательно перебрались сюда и теперь только изредка, поодиночке или по двое, выходили наверх узнать, что происходит в Иерусалиме и в Иудее, а вместе с тем запастись еще чем-нибудь.
Кроме того выхода, которым привели они сюда Мириам и Нехушту, у ессеев был другой выход, который Итиэль обещал впоследствии показать им.
Когда Мириам покушала и отдохнула, а ушибленную ногу ее обмыли и перевязали, ессеи повели ее показывать свои подземные владения. По бокам располагались отдельные маленькие сводчатые кельи, совершенно без света, как, впрочем, и общий зал; воздух здесь был чист. Одну из таких келий отвели двум женщинам, предоставив им все возможные в этой обстановке удобства. Некоторые из этих келий служили кладовыми и складами, а одна, довольно большая и очень глубокая, наполнялась постоянно свежей вкусной водой. Очевидно, на дне этой пещеры бил родник. Эта природная цистерна, служившая водоемом в течение многих веков, имела выход на поверхность. Вдоль стены ее вела крутая каменная лестница, сильно сбитая, но еще вполне надежная.
– Куда ведет эта лестница? – спросила Мириам.
– Наверх, в разрушенную башню! – ответил Итиэль и пообещал свести ее туда.
Мириам вернулась в свою комнатку и, поужинав, заснула крепким сном. На другой день она сказала ессеям, что ее крайне тревожит участь ее деда. Если он жив, то, верно, мучается неизвестностью относительно ее. Поэтому девушка попросила как-нибудь известить его о том, что она в безопасности.
После долгих обсуждений решили, что брат Итиэль в сопровождении другого брата сделает вылазку и постарается доставить Бенони записку от Мириам. Однако ессеи просили девушку не указывать места своего пребывания, а только успокоить старика, что ей не грозит никакая опасность и что она скрывается у надежных людей.
На следующий день Итиэль и его спутник возвратились невредимые, но с известием об ужаснейших убийствах на улицах города и даже в самой ограде храма Иерусалимского, где обезумевшие партии беспощадно истребляли друг друга.
– Жив мой дед? – спросила девушка.
– Да, успокойся! Бенони благополучно добрался до дома первосвященника Матфея, и Халев тоже. Теперь они укрываются в храме! Все это я узнал от одного из слуг первосвященника, который за червонец поклялся, что вручит немедленно твою записку Бенони. Однако он подозрительно взглянул на меня, и вторично я не решусь исполнить такое поручение. Но, кроме этих известий, я имею еще и другие! – продолжал Итиэль. – Тит из Цезареи с громадным войском приближается к Иерусалиму, и, как я слышал из достоверных источников, среди его военачальников есть воин, который, кажется, предпочтет взять тебя, чем святой город!
– Кто? – прошептала девушка. И вся кровь разом прилила к ее лицу.
– Благородный римлянин Марк, которого ты некогда знавала на берегах Иордана!
Теперь Мириам до того побледнела, что казалась белее своего белого платья.
– Марк, – прошептала она, оправившись немного, – он клялся, что возвратится сюда, но это мало поможет ему! – И она удалилась к себе.
С того времени, как Мириам получила от Марка письмо, кольцо и ожерелье, она ничего не знала и не слыхала о нем, хотя с тех пор прошло уже два года. Дважды за это время она писала ему, отправляла письма с надежными, как ей казалось, послами, но не знала, дошло ли хоть одно из них. Иногда ей казалось даже, что его нет уже в живых. И вдруг он здесь. Да, но увидит ли она его? Кто может знать, что будет?
И девушка опустилась на колени и молилась долго и горячо, чтобы Господь даровал ей счастье хоть раз еще увидеть его и поговорить с ним. Эта надежда поддерживала ее все эти страшные, долгие месяцы испытаний.
Прошло более недели с тех пор, как она узнала о приближении армии Тита.
Нога ее давно зажила, но Мириам, словно цветок, вяла без воздуха и солнца.
– Надо, чтобы она хоть немного подышала свежим воздухом и посмотрела на голубое небо! – говорила Нехушта ессеям. – Иначе она заболеет!
Тогда брат Итиэль взялся проводить Нехушту в ту старую заброшенную башню, куда вела лестница из цистерны. Башня эта, некогда считавшаяся частью дворца, теперь уже давно не использовалась, и даже ход в нее был заложен кирпичами, чтобы воры и бродяги не могли по ночам укрываться в ней. Для военных целей она также была непригодна, так как стояла особняком, а не на городской стене.
Потайной же ход из цистерны был давно забыт, и никто не подозревал о его существовании, а целый ряд секретных дверей, трапов и таинственных затворов теперь был известен только ессеям.
Башня эта имела около ста футов высоты: диаметр ее был около сорока футов. Крыша давно обрушилась, но каменная лестница и такие же четыре внутренние галереи с бойницами были еще в полной исправности.
На следующее утро еще солнце не взошло, как Мириам проснулась и стала проситься у Нехушты, чтобы та проводила ее в башню.
– Потерпи немного, госпожа, – сказала Нехушта, – дай ессеям окончить свою утреннюю молитву: мы потревожим их теперь!
И Мириам покорно стала ждать, пока не пришел Итиэль и сам не провел их на башню.
Девушка чуть не вскрикнула от восторга, когда после столь долгого времени увидела над головой лазоревое небо. Когда же они поднялись на верхнюю галерею, находившуюся на расстоянии более восьми футов от вершины башни, открывшаяся панорама восхитила девушку. Блестели на солнце великолепные мраморные дворцы храма Иерусалимского с его грандиозными ходами и воротами; здесь, несмотря на ежедневные кровопролитные схватки, все еще курился в кадильницах фимиам и приносились жертвы. За храмом раскинулся Верхний и Нижний город с тысячами зданий. К востоку лежала долина Иерусалима, а за нею возвышалась Масличная гора, зеленеющая своими роскошными маслинами, которые вскоре должны были пасть под топорами римлян. К северу лежал новый город Везеоа, опоясанный третьей стеной, за которой раскинулась скалистая местность. Неподалеку, несколько влево, возвышалась грандиозная Антониева башня, в которой теперь засел со своими приверженцами Иоанн Гишала и зилоты. На запад, позади громадной площади города, вздымались к небу башни Гинника, Фасаила и Мириамны, за которыми стоял великолепный дворец Ирода. А дальше шел целый ряд стен, крепостных зданий, укреплений, площадей, домов и дворцов – целое море крыш с островами садов.
Мириам, Нехушта и Итиэль стояли и смотрели на всю эту пеструю великолепную панораму, как вдруг вдали, на северо-востоке, показалось серое облако пыли.
– Римляне! – воскликнула Нехушта, указывая на это облако, и у всех невольно дрогнуло сердце.
Очевидно, не одна она заметила их, так как на всех стенах, башнях и крышах города мгновенно засуетились люди, подобно муравьям в потревоженном муравейнике.