Жемчужина Востока

– Идите смело в воду! Ближе мы не можем подойти! – крикнул он снова.

Они послушно пошли к лодке; десятки других кинулись за ними. Всех, кого только можно было, принимали на лодки, пока те переполнились и едва могли держаться на воде. Затем лодки обещали сейчас же вернуться за оставшимися. Высадив на галеру первых, они действительно доставили новых пассажиров на галеру, опять вернулись ко дворцу, и опять мужчины, женщины и дети устремились к лодкам. Они были так переполнены, что вполне могли утонуть. В этот момент над портиком показался конец лестницы, и сирийцы потоком хлынули во дворец. Матери с грудными младенцами на руках, старики, мужчины и женщины брели за лодками, плача и моля о помощи. Многие плыли за лодками, пока не выбивались из сил и не тонули.

– О, спасите, спасите их! – молила Мириам, кидаясь лицом вниз на палубу, чтобы не видеть этих душу надрывающих сцен.

– О, мой дом, мой дом! – стонал старый Бенони. – Имущество мое разграблено! Богатство в руках этих псов… Братья мои убиты, слуги тоже…

– Разве христиане не предупреждали тебя, что все это будет? Но ты не верил! – напомнила Нехушта. – Увидишь, господин, все сбудется, все до последнего!

В этот момент к ним подошел Халев, гордый, самоуверенный и довольный своим подвигом.

– Встань и взгляни на своего спасителя! – воскликнул старик, взяв Мириам за плечо и заставляя ее подняться на ноги.

– Благодарю тебя, Халев, за то, что ты сделал! – произнесла Мириам.

– Я достаточно счастлив тем, что мне удалось в счастливый для меня день потопить эту большую сирийскую галеру и спасти любимую девушку!

– Что клятвы и обещания! – воскликнул в порыве благодарности Бенони, обнимая своего спасителя. – Та жизнь, которую ты спас, принадлежит тебе по праву. Если будет это в моей власти, ты, Халев, получишь ее и все, что еще уцелело от ее наследства!

– Время ли теперь говорить о таких вещах! – воскликнула негодующим голосом девушка. – Смотрите, наших слуг и друзей гонят в море и топят, а кто не идет, тех убивают! – И она горько расплакалась.

– Не плачь, Мириам, мы сделали все, что могли! – проговорил Халев. – Я не могу еще раз выслать лодки; матросы не послушают меня: это судно не мое. Нехушта, уведи свою госпожу в приготовленную для нее каюту. Зачем ей смотреть на все это? Но что ты теперь думаешь делать, Бенони? – обратился он к старику.

– Я хочу обратиться к двоюродному брату моему, Матфею, иерусалимскому первосвященнику. Он обещал мне приют и поддержку, если это возможно в такие трудные времена!

– Нет, лучше нам искать спасения в Александрии! – сказала Нехушта.

– Где также убивают евреев сотнями и тысячами так, что улицы этого города утопают в крови! – возразил Халев с насмешкой. – К тому же я не могу отвезти вас в Египет, так как должен отвести это судно его владельцу в Иопп, а оттуда я должен отправиться в Иерусалим, куда меня вызывают!

– Я пойду только в Иерусалим и никуда больше, – заявил Бенони, – Мириам же свободна отправиться, куда ей угодно!

Судно полнилось стонами и воплями спасенных, потерявших в этот день дома, богатство, близких, родных и дорогих друзей, убитых или утонувших на их глазах. Всю ночь никто не знал покоя.

На рассвете галера бросила якорь, и Мириам в сопровождении Нехушты вышла из своей каюты на палубу.

– Видишь эту длинную гряду рифов, госпожа? Там, на этих самых скалах, разбилось наше судно, там и ты увидела свет Божий! Там я похоронила и ее, твою мать, незабвенную госпожу мою!

– Как странно, Ноу, что мне суждено вернуться к этому месту! Кажется, Халев зовет нас?

– Да, мы поплывем на берег на лодках. Здесь мелко, и судно не может подойти ближе! – проговорил тот, подходя к ним.

Все собрались на берегу. Халев передал галеру еврею, который пойдет с нею наперерез римским судам с грузом хлеба, а сам тоже сошел на берег. Все беглецы из Тира, около шестидесяти человек, направились к Иерусалиму.

По дороге путникам попалась бедная деревушка, та самая, где некогда Нехушта поселилась с маленькой Мириам и где жила ее кормилица. Здесь они решили запастись пищей. Пока Халев и другие хлопотали, к Нехуште подошла старуха и, положив ей руку на плечо, долго и внимательно глядела в ее лицо, затем спросила:

– Скажи мне, добрая женщина, та красавица, что сидит там, не то ли самое дитя, которое я выкормила своей грудью?

Нехушта признала бывшую кормилицу и ответила утвердительно. Старая женщина обвила шею девушки руками и, поцеловав, сказала, что умрет спокойно, повидав ее. Ничего больше у нее в жизни не остается, так как муж ее умер, а она стара и одинока. Она благословила девушку, подарила ей мула и дала с собой всяких припасов. Они расстались, чтобы уже больше не встретиться.

Путешествие продолжалось благополучно. Благодаря конвою Халева из двадцати воинов они не боялись нападения разбойников, грабивших по большим дорогам. Хотя пронесся слух, что Тит со своим войском прибыл из Египта и подступил к Цезарее, наши путешественники не видели еще ни одного римского отряда. Они страдали только от холода, особенно во вторую ночь пути, когда расположились на ночлег на высотах, возвышающихся над Иерусалимом. Холод был так жесток, что никто не ложился, согреваясь движением.

В эту ночь многие видели в небе над Иерусалимом и над Сионом видения, предвещавшие гибель Иерусалима: комету в виде огненного меча и облако, похожее на сражающихся воинов.

А рассвет наступил такой ясный, такой спокойный. Священный город казался мирно спящим, хотя он давно уже стал местом убийств и страшной братоубийственной войны. Спустившись в долину Иерусалима, наши путешественники заметили, что вся окрестность опустошена и разорена. Подойдя к Иоппским воротам, они нашли их запертыми. Дикого вида солдаты со свирепыми лицами окликнули пришельцев.

– Кто вы такие и чего вам тут надо?

Халев назвал свой чин и положение, но это, видимо, не удовлетворило суровых стражей. Тогда Бенони выступил вперед, назвал себя и сказал, что все они беглецы из Тира после страшного избиения евреев.

– Беглецы! Стало быть, изменники и заслуживают смерти. Всего лучше прикончить их! – решили солдаты.

Халев воспылал гневом и спросил, по какому праву они преграждают путь ему, человеку, оказавшему столь крупные услуги своему отечеству.

– По праву сильного! – отвечали ему. – Кто впустил Симона, имеет дело с Симоном, а вы, быть может, сторонники Иоанна или Элеазара…

– Неужели, – воскликнул Бенони, – мы дожили до того, что евреи убивают евреев в стенах Иерусалима, в то время как римские гиены и шакалы рыскают вокруг стен его?! Слушайте, люди, мы не сторонники ни того, ни другого, ни третьего и требуем только, чтобы нас провели к первосвященнику Матфею, который звал нас сюда, в Иерусалим!

– Первосвященник Матфей, – сказал начальник стражи, – это дело другое, он впустил нас в город, где мы нашли чем поживиться; в благодарность за это и мы впустим его друзей. Ну так и быть, проходите все! – И он раскрыл ворота.

Они вошли в город. По узким пустынным улицам подошли к площади храма Иерусалимского. В самое рабочее, деловое время дня город казался вымершим. Там и сям лежали на мостовой убитые в какой-нибудь ночной схватке. Из-за закрытых ставен смотрели боязливо сотни глаз, но ни одно окно не отворялось, и никто не показался на улице, чтобы приветствовать прибывших и спросить их, откуда они. Гробовое молчание, тишина могилы… Вдруг издалека донесся одинокий жалобный голос, выкрикивающий какие-то слова. Все ближе и ближе эти вопли. Повернув в одну узкую, темную улицу, беглецы увидели высокого, худого человека, обнаженного до пояса, с какою-то тряпкой на бедрах. Все тело его сохранило следы жестоких побоев. Шрамы и рубцы еще не зажили. Длинная седая борода и волосы развевались по ветру. Воздевая руки к небу, он восклицал:

– Слышу голос с востока! Слышу голос с запада!.. Слышу голос со всех четырех ветров! Горе, горе Иерусалиму! Горе, горе храму Иерусалимскому! Горе женихам и невестам!.. Горе всему народу!.. Горе тебе, Иерусалим, горе!

Продолжая вопить, он поравнялся с беглецами. Прошел между ними, словно не замечая. Бенони окликнул его в гневном ужасе:

– Что это значит? Что ты каркаешь, старый коршун?

– Человек же, не обратив на него внимания и вперив свои бледные, почти бесцветные глаза в небо, продолжал:

– Горе, горе, тебе, Иерусалим! Горе и вам, пришедшим в Иерусалим! Горе! Горе!.. – И прошел дальше.

– Да, – подтвердила Нехушта, – град этот обречен на погибель и все жители его!

Все, объятые ужасом, в смущении молчали, только Халев старался казаться спокойным.

– Не бойся, Мириам, – произнес он, – я знаю этого человека: он безумный!

– Как узнать, где кончается разум и начинается безумие?! – прошептала Нехушта.

Беглецы продолжали свой путь к воротам храма.

Глава XIV

Опять среди Ессеев

Ворота, через которые Бенони и его спутники должны были войти в храм, чтобы отыскать жилище первосвященника, находились в южной части Царской Ограды. К ней они могли подойти долиной Тиронеон. Когда они уже приблизились к воротам, они вдруг распахнулись, из них выплеснулась, словно поток, толпа вооруженных людей. Бешено потрясая оружием и оглашая воздух неистовыми криками, устремилась она на беззащитных. Те кинулись в разные стороны, словно овцы перед стаей волков, стараясь укрыться в развалинах обгорелых и разрушенных домов.

– Это люди Иоанна нападают на нас! – раздался чей-то голос, и прежде чем вооруженная толпа успела добежать до развалин, из них выскочили десятки и сотни других вооруженных людей – завязалась схватка.