Жемчужина Востока

Марк рассказал, что нашлись свидетели из окрестных жителей, которые видели сам факт убийства, и заявил, что его долг – арестовать Халева.

Мириам же просила пощадить его. Но римлянин ревниво заметил, что он видит, как Халев любит Мириам, и спросил, не отвечает ли она взаимностью. Мириам пылко запротестовала против такого предположения, и обрадованный сотник уступил ее мольбам.

Как ни прислушивался Халев, но он не расслышал ни слова. До него доносился только смутный шепот двух голосов. Но зато ни один жест, ни одно движение обоих не укрылось от его ревнивого взгляда. Нет сомнения, он присутствовал при страстном свидании влюбленных. Ему казалось, что сердце разорвется в груди его от ревнивой злобы; он готов был сейчас же на месте убить его. Но чувство благоразумия и самосохранения все же взяло верх: он хотел убить, но не быть убитым! Если он убьет римлянина, Нехушта, эта старая кошка, подкупленная римским золотом, вонзит ему свой неизменный нож в спину! Тогда Мириам достанется кому-нибудь другому, а он не получит никакого удовлетворения. Так рассуждал Халев, не спуская глаз с освещенной луной площадки сада.

Вот они расстались, и Мириам, не оглядываясь, исчезла в дверях дома. Марк, точно в полусне, прошел мимо еврея так близко, что чуть не коснулся его. Только Нехушта оставалась неподвижно на том месте, где стояла, в глубоком раздумье. Халев, крадучись, последовал за Марком, скрываясь в тени деревьев. В десяти шагах от калитки сада была в стене другая калитка, ведущая в сад странноприимного дома. Когда сотник обернулся, чтобы запереть за собой калитку, перед ним, точно из-под земли, выросла человеческая фигура.

– Кто ты? – спросил римлянин, отступив на шаг, чтобы лучше разглядеть незнакомца.

Халев между тем переступил через порог калитки и запер ее за собой на засов.

– Я – Халев, сын Гиллиэля, и хочу говорить с тобой!

– Какое у тебя дело ко мне, Халев, сын Гиллиэля? – спросил Марк.

– Дело жизни и смерти, Марк, сын Эмилия!! Мы оба любим одну девушку. Я видел все! Двоим она принадлежать не может, а я рассчитываю, что со временем она должна стать моей, если только мой глаз и рука не изменят мне. Из этого, полагаю, ясно, что один из нас должен умереть сегодня!

Тщетно Марк увещевал его, пылкий еврей оставался непоколебим в своем намерении. Тогда сотник принял вызов. Драться решили на коротких мечах.

С минуту соперники стояли друг против друга. Римлянин гордо и смело ждал нападения, зорко следя за малейшим движением своего противника; еврей же присел, как тигр, готовящийся к нападению, выжидая удобного момента. И вот с тихим, коротким криком Халев кинулся на Марка. Дикой яростью сверкали его глаза. Марк проворно отскочил в сторону в тот миг, когда удар должен был поразить его, и меч Халева запутался в складках его плаща. Марк, поймав его, возвратил удар, но, опасаясь нанести юноше серьезную смертельную рану, направил удар на руку и отсек один палец, поранив остальные; Халев выронил оружие. Тогда Марк, наступив ногой на меч противника, обернулся к нему:

– Юноша, ты сам того хотел! Это тебе урок, и ты до самой смерти не забудешь его. Ну а теперь иди!

Халев заскрежетал зубами.

– Мы дрались насмерть. Слышишь, насмерть!.. Ты победил, убей же меня! – и окровавленной рукой он распахнул на груди одежду, чтобы противник легче мог пронзить его мечом.

– Оставь подобные шутки лицедеям! – сказал Марк. – Иди, но помни: если ты осмелишься когда-нибудь на какой-либо предательский поступок по отношению ко мне или к любимой тобой девушке, то я убью тебя, как воробья!

Издав нечто похожее на стон или проклятье, Халев скрылся во мраке, а Марк, пожав плечами, уже готовился войти в дом, как вдруг чья-то тень упала на дорогу. Он обернулся и увидел подле себя Нехушту.

– Ах, друг Нехушта, каким путем ты очутилась здесь?

– Вот этим! – ответила та, указывая на живую изгородь, отделявшую их сад от сада странноприимного дома. – Оттуда я все и видела, и слышала!

– Если так, то, надеюсь, ты похвалишь меня и за ловкость в бою, и за добродушный нрав?

– В бою ты ловок, это правда, хотя нечем похваляться, имея такого безумного противника. Ну а что касается твоего добродушия, господин, то скажу тебе, что оно достойно глупца!

– Так вот какова награда за добродетель! – воскликнул Марк. – Скажи, пожалуйста, почему ты так говоришь?

– А потому, господин, что этот Халев станет опаснейшим в Иудее человеком, особенно для госпожи моей Мириам и для тебя самого. Тебе следовало убить его теперь, тем более был случай. Теперь же придет его очередь!

– Ты, может быть, и права, добрая Нехушта, но я все это время вращался между христианами и, вероятно, несколько заразился их взглядами. Это, кажется, славный меч, возьми его, друг Нехушта и храни у себя. Спокойной ночи!

Глава IX

Праведный суд Флора

На следующий день, на перекличке юных воспитанников ессеев, Халев не отозвался. Ни на второй, ни на третий день его нигде не могли разыскать. Лишь много времени спустя на имя кураторов было получено короткое послание от Халева, в котором он говорил, что, сознавая полное отсутствие призвания стать со временем последователем учения ессеев, он покинул их приют и нашел убежище у друзей покойного отца своего, но где именно, об этом не упоминал. Принимая во внимание разнесшийся в окрестностях слух о том, что убийцей еврея был именно Халев, почтенные старцы ессеи нашли в этом достаточное объяснение бегства юноши, и так как он вообще не подавал блестящих надежд, то о нем не особенно жалели.

Прошла неделя со дня исчезновения Халева. Мириам почти не видела Марка, так как надобности в дальнейших сеансах не было – она могла лепить с глиняной модели. Теперь уже и мрамор был готов, даже отполирован. Однажды поутру, Мириам уже заканчивала работу, чья-то тень заслонила полосу солнечного света, врывавшуюся в ее мастерскую. Она подняла глаза и, к немалому удивлению своему, увидела перед собой Марка в полном боевом одеянии, в кольчуге, панцире и дорожном плаще.

Мириам была одна в мастерской, так как Нехушта вышла распорядиться по хозяйству. Увидав Марка, девушка слегка покраснела и выронила из рук тряпку, которою она полировала мрамор.

– Прости меня, госпожа Мириам, – начал римлянин, – что я осмелился нарушить так неожиданно твое уединение, но время не терпит!

– Ты покидаешь нас, господин? – прошептала она.

– Да, в три часа после полудня я должен ехать отсюда. Дело мое здесь окончено, мой отчет относительно ессеев, которых я считаю совершенно безобидными и вполне заслуживающими уважения людьми, готов, и меня спешно вызывают в Иерусалим – гонец прибыл сюда час тому назад!

– В три часа после полудня! – повторила девушка. – Что ж, работа моя окончена, и, если ты, господин, считаешь ее годной, возьми ее!

– Конечно, я возьму ее с собой, а относительно цены мы сговоримся с уважаемыми старцами!

– Да, да, – продолжала Мириам, утвердительно кивнув головкой, – но если ты позволишь, я сама упакую мрамор, чтобы он не пострадал в дороге. Кроме того, разреши мне оставить у себя модель, которая по праву должна принадлежать тебе, но я не совсем довольна и хотела бы сделать другую!

– Мне кажется, что мрамор безупречен, но модель я все же оставлю, госпожа. Скажу больше – я очень рад, что ты оставляешь ее у себя! Ты не спрашиваешь, госпожа, почему меня вдруг так спешно вызывают в Иерусалим, или ты не желаешь знать?

– Если тебе угодно – скажи, я буду рада!

– Помнится, я упоминал, госпожа Мириам, о дяде моем Кае, проконсуле римского императора в богатейшей провинции нашей – Испании, где он нажил большое состояние. Так вот, старик занемог, и болезнь его смертельна; быть может, он уже умер, хотя врачи уверяли, что он протянет еще с полгода или даже больше. В болезни своей он вдруг вспомнил обо мне и пожелал меня увидеть, хотя в течение многих лет совершенно не помнил о моем существовании. Мало того, в письме своем он выражает намерение сделать меня своим наследником, а пока доставил мне весьма крупную сумму на путевые издержки, прося спешить к нему как только возможно. Одновременно с его письмом пришло прокуратору Альбину приказание цезаря Нерона немедленно отпустить меня к дяде, снабдив всем необходимым. Вот почему я должен ехать немедленно, госпожа Мириам!

– Да, конечно, – сказала молодая девушка, – через два часа этот мраморный бюст будет окончен и упакован! – И она протянула ему руку на прощание.

Марк взял ее руку и удержал в своих.

– Мне тяжело с тобой прощаться таким образом!

– Мне кажется, что иного прощания не может быть!

– Проститься можно так и эдак, но всякое прощание с тобой мне тяжело, больно и ненавистно!

– Стоит ли тебе, господин, терять время на такие слова?! Мы встретились на час и расстанемся навек. К чему пустые слова?

– Я не хочу этой вечной разлуки с тобой, госпожа! – воскликнул Марк. – Вот почему я и сказал тебе это!

– Пусти, господин, мою руку, мне надо еще кончать эту работу!

– Тебе надо кончать, мне надо начинать! – сказал Марк каким-то загадочным, взволнованным тоном. – Мириам, я тебя люблю!

– Я не должна выслушивать от тебя, Марк, такие слова! – смущенно сказала девушка.

– Почему же? До сих пор они считались позволительными между мужчиной и женщиной, если намерения обоих честны. В моих устах они, конечно, значат, что я предлагаю тебе быть моей женой, если только и ты любишь меня!

– Не в этом дело: ты едва ли серьезно относишься к тому, что сейчас сказал!

– Клянусь своей честью, Мириам, это мое самое искреннее желание! – воскликнул молодой воин.