Матильда Кшесинская – прима Императорского балета 1 том XIX век. Документальная повесть-роман о русском балете рубежа XIX—XX веков

В. Цукки в роли Эсмеральды

17 декабря 1886 года состоялся бенефис Цукки. Матильда впервые увидела свою любимую артистку в балете «Эсмеральда», который произвёл на неё неизгладимое впечатление на всю жизнь. Придя домой после спектакля, она записала в своём дневнике: «Вечером я была в театре, был бенефис Цукки. Её очень принимали и подали ей много цветов, а также много подарков. Как только она вышла на сцену, ей поднесли лавровый венок и рог изобилия. Всем балетным и воспитанницам, которые были заняты, Цукки послала коробки конфет со своей фотографической карточкой, и на коробке её фамилия и число, и в каждую уборную по бутылке шампанского». О танце Вирджинии она писала: «Цукки танцевала, как и обыкновенно, больше на пальцах, и одно соло очень трудное: вальс на пальцах. Вообще в „Эсмеральде“ у неё мало танцев. Играла же она прелестно».

А вот что писал «Театральный мирок» 19 декабря 1886 года: «Божественная» Вирджиния ещё раз окончательно победила Петербург. Бенефис г-жи Цукки (17 дек.) был полным торжеством гениальной мины. Такого блестящего во всех отношениях спектакля, как это возобновление «Эсмеральды», наш балет давно не припомнит».

Этот спектакль был очень важным и для всей семьи Кшесинских: «Сегодня был дебют Юзи, он играл роль Феба. Играл очень хорошо, но, конечно, для первого раза не совсем смело. Папа сыграл роль Клода Фролло и, конечно, прелестно».

Иосиф Кшесинский об этом балете писал: «В последний спектакль Цукки перед отъездом за границу был в театре Александр III. Он вызвал её к себе в ложу и сказал ей, что надеется видеть её и на будущий сезон, на что она спокойно ответила, что в том случае, если он будет милостив приказать поставить для неё „Эсмеральду“. Александр тут же повернул голову к Всеволожскому и сказал только: „Слыхали?“ Ну, и заработали все – балетмейстер, шеф оркестра, декораторы, костюмеры, бутафоры, осветители и т. п. „Эсмеральда“ до того у нас не шла лет пятнадцать… Роль Феба де Шатопер в былые времена исполнялась Мариусом, а потому он и глядел на эту роль завистливо-ревниво – ясно, не желая, чтобы кто-либо в ней выделился, а потому и назначил на неё Облакова – артиста смешного в мимических ролях со своими женственными манерами. И вдруг, к ужасу дирекции, Цукки, уезжая, заявляет, что она будет играть только с Фебом Kcshesinsky и кроме него целовать никого не будет. Таким образом я получил и вторую большую и великолепную роль благодаря Вирджинии».

Матильде было приятно, что её любимая балерина уделяла особое внимание всей семье Кшесинских, видя в них талантливых артистов. Так однажды (ещё до возобновления балета «Эсмеральда») она заметила брата Иосифа на репетиции балета «Дочь фараона» в характерном танце с тарелочками-кроталями, хоть в нём участвовало много артистов. Балерина сначала спросила у знаменитого балетмейстера, кто этот молодой артист. А когда узнала, что это сын известного всем Феликса Кшесинского, Вирджиния сказала Петипа, что желает, чтобы именно он исполнял главную роль в балете «Приказ короля» – Генриха IV. И Иосиф её не подвёл – прекрасно с ней справился. Это решило его артистическую судьбу: из кордебалетных танцовщиков он был переведён в солисты.

А после своего бенефиса танцовщица пригласила молодого артиста к себе на торжественный обед. И вновь Матильда записала у себя в дневнике: «Юзя был на обеде у Цукки. Папа не был, потому что был болен. Когда Юзя вернулся, то сказал, что его на извозчика посадил сам А. П. Фролов. Он принёс много карточек Цукки, она ему сама дала и на одной из них написала по-итальянски „Il mio Feba“ (моему Фебу)».

Фролов Александр Петрович, о котором пишет Матильда, в то время был управляющим Санкт-Петербургским Императорским театральным училищем и заведовал балетной труппой Мариинского театра. Он тепло относился ко всем представителям семьи Кшесинских. Об этом, например, говорит такой факт. В четверг, 11 декабря 1886 года, четырнадцатилетняя ученица Театральной школы Матильда Кшесинская записала в дневник: «Идя в училище по лестнице наверх, я встретила Фролова. Он со мной поздоровался за руку, и я этому была очень рада». И в этом же учебный году он поставил Мале оценку «5+" по классическому танцу на экзамене.

Матильда была так рада, что Вирджиния подарила брату свои фотографии, что вскоре писала в своём дневнике: «Я принесла в училище карточки Цукки и показывала классным дамам… Старшие воспитанницы бросились смотреть карточки Цукки».

А до этого, 3 декабря 1886 года у неё была такая запись: «…Занавес закрылся, и я побежала обратно, тут я поздоровалась и поцеловалась с Цукки…» Это случилось в театре во время балета «Пахита», в котором участвовала Маля.

Посещая почти все балеты, где танцевала итальянская балерина, Матильда Кшесинская многое запоминала из её исполнения ролей в балетных спектаклях. Это позже отразилось на её творчестве. Девушка стала усиленно работать, с большим увлечением и утроенной энергией. Она мечтала теперь стать такою же настоящей артисткой, какой была для неё Вирджиния Цукки.

Иосиф Кшесинский уже в советское время напишет в воспоминаниях о своей сестре: «Первой явилась, соединив французскую школу, пластику, элегантность с итальянской техникой и силой, Матильда Кшесинская, за ней последовали Преображенская, Трефилова, Павлова, Карсавина, Седова. Но это всё уже разжигалось, муссировалось, поощрялось той же Кшесинской… До приезда Цукки у нас разве что вставали на пуанты, и если два-три шага сделано было на пуантах, это вызывало восторг, в этом считалась очень сильной Вазем, ибо твёрдо стояла на носках. Первая, кто после Цукки буквально начала бегать и делать туры на пуантах, была Кшесинская, ученица, после школы Чекетти».

Глава 9. Школьные роли Мали Кшесинской

Годы обучения в Театральной школе подходили к концу. В сентябре 1889 года Маля уже занималась в десятом классе.И ей вспоминались её школьные роли предыдущих лет.

О первом своём выступлении перед новым учебным годом, 31 августа 1881 года, в балете «Дон Кихот» с артистом И. Е. Хамарбергом и Машенькой Андерсон она уже писала. Номер марионеток с великаном назывался просто – «полька». Маля в то время была малышкой-второклассницей. Этот танец они с Марией исполняли на сцене несколько лет.

Когда Маля училась в третьем классе, а Маша – в пятом, с ними в паре разучили ещё один номер для балета «Конёк-горбунок», это были партии Ерша в исполнении Кшесинской и Карася в исполнении Андерсон в сцене Подводного царства. А когда Маля была в четвёртом классе, на них с Машей поставили «Танец Ману» в балете «Баядерка» с артисткой В. В. Жуковой в партии Ману.

Матильде Феликсовне вспомнилась её первая партнёрша по сцене, у которой сценическая судьба была очень короткой. Она танцевала в петербургском балете всего пять лет. Мария Карловна Андерсон была старше Матильды Кшесинской на два года, и окончила Петербургское театральное училище в 1888 году. Сначала карьера Марии складывалась удачно. Главный балетмейстер труппы Мариус Иванович Петипа разглядел в своё время в девушке комедийный дар. И назначал её на лирико-комедийные роли. За свою короткую артистическую деятельность Мария участвовала в пяти балетах в партиях: Ильки (балет «Очарованный лес»), Мухи («Капризы бабочки»), Амура («Шалости Амура»), Феи Флёр де Фарин и Белой кошечки («Спящая красавица»), Маркитантки и Чая в «Щелкунчике». Причём, в балетах Чайковского она была первой исполнительницей этих ролей. Но в конце 1893 года на сцене театра, где она находилась на репетиции, неожиданно произошёл пожар от неосторожных возгораний. И на танцовщице загорелся лёгкий балетный костюм. Девушку удалось спасти, но ожоги были серьёзны. И о продолжении балетной карьеры не могло быть и речи. Танцовщице было всего лишь 23 года…

Мария Андерсон, 1988 г.

С Маней Андерсон у Матильды во время учёбы в Театральной школе были дружеские отношения, они часто общались и вне репетиций и выступлений на сцене, беседовали, поздравляли друг друга с днём рождения и иногда бывали друг у друга в гостях и даже ночевали.

Вот как описывала один из вечеров в семье Андерсон Маля (в воскресенье, 5 апреля 1887 года): «Когда я, Маня и Саша пришли домой, у них снова были какие-то три молодых кавалера… Эти кавалеры пели и танцевали с Маней вальс и мазурку. Я не танцевала, потому что у меня очень болела нога… Кавалеры быстро ушли, и я, Маня и сестра madame Андерсон играли в лото, а потом я с Маней в шашки. Наконец я пошла домой. Маня мне дала свою казённую шубу, потому что было холодно, и когда я её надела, все и я смеялись».

Вместе с Машей они иногда сочиняли сами танцы. Так, например, 30 декабря 1886 года Маля сделала такую запись: «Я всё время разговаривала с Маней Андерсон, и мы с ней танцевали в фойе мазурку, которую мы сочинили».

В третьем классе Маля, ученица класса Льва Иванова, участвовала в нескольких спектаклях оперы Н. А. Римского-Корсакова «Снегурочка». Номер назывался «Танцыразнородных птиц».

В январе 1885 года на прощальном бенефисе одной из артисток балета шёл балет «Своенравная жена». И Маля вместе с другими воспитанниками участвовала в сцене «Арлекинада». Об этом выступлении Александр Плещеев в книге «Наш балет» написал: «Шумный успех имели танцы детей, отлично костюмированные персонажами итальянской арлекинады». И дальше уже о самом балете: «Вообще балет понравился и завладел симпатиями публики. Находившийся в театре итальянский посол граф Греппи, питавший большую слабость к Терпсихоре, уверял знакомых, что лучшего балетного спектакля он не видал в Петербурге». В день премьеры присутствовали на нём Их Императорские Величества.

Обычно в те дни, когда выступали дети и присутствовала августейшая семья, то юных артистов приглашали в ложу к царю, с ними беседовали члены императорской семьи и угощали конфетами.

Маля Кшесинская в сцене «Арлекинада». 1885 г.

Во всех перечисленных выступлениях, до 1886 года, учащиеся Театральной школы принимали участие в спектаклях Большого (Каменного) театра. Потом театр был закрыт и перестроен под Консерваторию, а весь оперный и балетный репертуар был перенесён на сцену Мариинского театра, который продолжал славную историю Большого театра.

В пятом классе, учась у Екатерины Вазем, в репертуаре Мали Кшесинской появилась мазурка в балете «Пахита». Это был один из любимейших номеров, так как её польская натура могла проявиться в этом танце в полном блеске.

Вся их польская семья была в восторге от того, как Маля исполняет их национальный танец. 2 ноября 1886 года, после участия в балете «Пахита» в танце «мазурка», Матильда записала: «Когда я пришла домой, Филипп (сводный брат по матери) выбежал ко мне навстречу, что я прелестно танцевала мазурку, что с ним был ПольМарсеру с женой и сказали, что я прелестно танцую. Мама сказала, что в театре тоже были Стракачи. (Польская семья крёстного отца Мали). Мама и папа меня хвалили, и Юля сказала, что я очень хорошо танцевала».

Знакомый Филиппа Поль Марсеру – был французом, выросшим в Петербурге. Он окончил Академию художеств, став архитектором. На Большой Конюшенной он имел дорогой магазин по торговле предметами искусства и антиквариата.

Стали замечать младшую дочь Феликса Кшесинского в «мазурке» в то время и члены Императорского дома. 27 декабря 1886 года, у Матильды в дневнике была такая запись: «Папа вечером был на уроке у Великого князя Николая Николаевича и сказал, что обо мне говорили. Великий князь меня видел в „Пахите“ и сказал папе, что я верно буду хорошая танцорка».

В шестом классе Кшесинская была одной из исполнительниц номера «Серебряныекружева» в балете Л. Минкуса «Волшебные пилюли». Этот балет уже стал историческим, так как выдержал в Париже около двух тысяч представлений. Господин Петипа для возобновлённой феерии сочинил три хореографические картины. Он придал им тонкую художественность и своеобразие. Лучшей картиной была та, которая называлась «Царство кружев», как считал А. Плещеев. «Костюмы всевозможных кружев обличали массу вкуса и поражали великолепием, – добавлял он. – Неувядаемое вдохновение М. И. Петипа… обнаружилось в феерии в полной силе».

Матильда в костюме танца «Кружева». 1886 г.

В декабре 1886 года, 26-го числа, Матильда писала в дневнике: «Вечером шли „Пилюли“, я была занята, пришла в театр в 7 часов… Когда все воспитанницы были одеты, мы пошли вниз в фойе. Там были воспитанники, но не все. Я ходила с Верой Хамарберг, меня кто-то из воспитанниц спросил: что Титов болен? Я ответила, что не знаю, и только что хотела спросить у какого-нибудь воспитанника, как в фойе вошли Трудов, Израилев и Титов, в то время я разговаривала с Верой немой азбукой… Наконец нас позвали на сцену. Израилев не стоял в той кулисе, где всегда стоял; протанцевав, мы как по обыкновению пошли назад. В театре был Государь, и потому было очень весело танцевать, но в ложу нас не звали. Когда мы стояли назаду, Федя стоял недалеко от меня, Трудов около меня, а с другой стороны М. Андерсон. Я нечаянно посмотрела наверх и увидела полет, на котором должна была лететь ведьма, и я сказала, что полечу сегодня вместо ведьмы. Федя при этих словах на меня посмотрел, и наши взгляды невольно встретились, я сначала смотрела серьёзно, но потом не могла удержать улыбку и улыбнулась, но тотчас же оправилась и посмотрела с презрением, потом мы опять несколько раз встречались глазами, но это было непродолжительно. Андерсон сделалось худо. Я и Лёля Левинсон отвели её к классной даме. Вслед за этим мы начали танцевать коду… Сделав последнюю группу, я и все воспитанницы побежали переодеваться в последний акт, т. е. в „Кружева“. Воспитанников я больше не видела, они, вероятно как и всегда, уехали в училище… Опять пошли на сцену и простояли весь акт на сцене, было ни весело, ни скучно, смеялись мало, только над Варламовым…» (Этого пожилого артиста, который выступал в театре уже почти сорок лет – с 1948 года, в те времена называли «царём русского смеха»). «По окончании спектакля я разделась и пошла домой…» – дописала Маля.

А чуть раньше, 5 декабря, она описывала репетицию этого балета, где они танцевали с воспитанниками номер «Домино». И преподаватель Волков сделал замечание одной линии мальчиков. Тогда Маля отметила, что из всех воспитанников этой линии выделялся своим хорошим исполнением Георгий Кякшт. (И в будущем он станет выдающимся артистом Мариинского театра, и иногда они будут выступать в паре с Матильдой).

В пятницу, 26 декабря 1886 года в Благородном собрании состоялся Детский бал. На него Маля ездила с Машей Андерсон и её старшей сестрой. И вот что она записала в тот день: «Потом, как-то стоя после танцев в большой зале, Маня мне представила Ушакова. „Вы знаете, Матильда Феликсовна, – сказал он, – я вас совсем не узнал. Я вас знаю по божественной мазурке в „Пахите“, и в бенефис Минкуса после „Пахиты“ давали ещё два акта „Пилюль“. Так после „Пахиты“, в антракте, всё время говорили о вас“. „Но не думаю“, – ответила я. Ещё, когда мы стояли с Сашею и Носовым, сзади меня слышалось „Кшесинская“. Я обернулась, это были Соня и Наташа Голоушины. Тут начали звонить, потому что это был конец детскому балу».

Из этой записи ясно, что Маля Кшесинская в школьные годы отличалась своими способностями среди учениц, и её знали в училище. И уже в то время кое-кто стал пророчить ей блестящее будущее в балете. Одним из них был муж её преподавательницы Вазем Аполлон Афанасьевич Гринев, большой любитель балета. С ним соглашались и другие балетоманы.

Аполлон Гринев был своеобразным человеком. Вот как его вспоминал Иосиф Кшесинский: «Во время балетного представления названная мною кучка, т. е. Гринев, Минин, Скальковский, Безобразов, Похвиснев, Светлов восседали в первом ряду кресел. В особенности вёл себя невоздержанно Гринев – он на весь театр громко кричал: „А что, какова моя Катька“ и неистово аплодировал, а потом ловил всех и кричал: „Ну, ну подписывайтесь на подарок Катьке, ведь двадцатого её бенефис“ и т. д. в таком всё роде что-нибудь».

Однажды, в канун Нового 1887 года, Матильда с Машей Андерсон танцевали в балете «Волшебные пилюли». «Во время танца в польке мы немного спутались, – вскоре записала в дневник Матильда. – После танца мы побежали на своё место, но нас так принимали, что мы принуждены были повторить ещё раз».

На следующий учебный год Маля участвует во всех прежних своих сценических номерах в спектаклях и новом – «Виндзорские кумушки».

Интересны были не только выступления в спектаклях, но и репетиции в театре. Здесь девочки часто танцевали в парах с воспитанниками и могли свободно общаться с мальчиками. Иногда на репетициях было очень весело! Вот как Маля описала в своём дневнике одну из них – 28 января 1887 года: «Мы протанцевали два раза, и воспитанники ушли, а нам началась репетиция „Виндзорских“. На ней были балетные те, которые танцевали здесь воспитанницами, и показывали тем, которых поставили за них. Была страшная путаница, потому что все всё забыли, но мало-помалу припомнили. Мы ужасно хохотали и возились (проказничали и шалили), одним играть было очень весело. Петипа конец немного переставил, и теперь гораздо лучше. Я ужасно устала, мы только кончили репетиции в 3 1/2 часа».

Ещё одну забавную репетицию Маля описывала в своём дневнике в тот же год 6 февраля: «Была назначена генеральная репетиция, но была только репетиция в костюмах. Костюмы старые и ужасные. особенно у „Ос“. Кустерер в них была занята и пришла на сцену в платке. Она подходила и к Л. И. Иванову, и к Ефимову, но они сказали, что костюмы не такие уж и плохие. Пришёл директор посмотреть костюмы и сказал, чтобы нам давали в спектакле тюники». Матильда была большой шутницей. У неё на голове была шляпа, к которой была привязана длинная белая нитка. И она говорила девочкам, что так и будет с ней танцевать, а если нечаянно зацепит её, то шляпа съедет в сторону. Интересно, оштрафуют ли её за это? И все воспитанницы очень смеялись!

В это время Маля переходит в класс Христиана Иогансона, и продолжает танцевать и в «Арлекинаде», и в мазурке из «Пахиты».

Особенный успех выдался на долю Матильды в пятницу, 13 февраля 1887 года. Маля тогда записала в дневнике про испанский танец из балета «Зорайя»: «Зорайю» мы танцевали в первом акте «Пахиты». Государь к началу не приехал, зато были Великие князья и видели, как мы танцевали «Зорайю». Я танцевала первая к царской ложе и очень старалась, танцевала с Израилевым. Гердт, около которого я танцевала всё время, говорил: «Хорошо, очень хорошо». Мы повторяли, и когда кончили танцевать второй раз, нам долго аплодировали».

Именно в тот день учащихся Театральной школы, тех, кто участвовал в спектакле, водили в ложу к Государю и дарили коробки конфет: «Нас повели в ложу к Государю, и давали конфеты. Государыня спросила, сколько мне лет. Я ответила: „Четырнадцать, Ваше Императорское Величество“. Потом Великий князь Константин Николаевич мне сказал: „А! Это Кшесинская, я вас узнал по лицу, это вы танцевали первая в испанском па?“ Я ответила: „Да, Ваше Императорское Высочество“. „Я вас хорошо знаю“, – сказал князь К. Н. Я попросила Матвееву мою коробку конфет отнести наверх».

За кулисами к Матильде подошёл всеми известный артист Павел Гердт: «…взял меня за руку, хвалил, сказал, что я очень хорошо танцевала „Зорайю“ и что сделала большие успехи». Следующей была мазурка: «Мазурку мы тоже повторяли. Государь нам аплодировал». И закончился спектакль так: «Тут пошли все на места, танцевать коду. Я в уборную прибежала в восторге, мне сегодня было очень весело и всё удавалось. Когда я шла с Юлей домой, мне Юля сказала, что балетные говорили, что я очень хорошо танцевала, что у меня много жизни, и что лучше всех и гораздо лучше Мани Андерсон, что Маня слишком пересаливала и ломалась. Я не хотела верить, но поверила, когда мне дома Юзя сказал то же самое. Папа сказал, что меня ему хвалили, и сам меня похвалил. Я была очень рада и никогда не забуду этого спектакля».

На другой день, 14 февраля, воспитанницы и воспитанники Театральной школы вновь участвовали в балетном спектакле. Шли «Волшебные пилюли». В дневнике Мали была запись: «Я встала в одиннадцать. Папы дома уже не было. Мы с Юлей на завтрак съели блинов и пошли в театр, в „Пилюли“. Нас сегодня торопили одеваться, потому что Н. И. Волков сделал репетицию. Государь и сегодня был в театре».

Первым номером, который они исполняли, было «Домино». Затем «воспитанницы переоделись в „Кружева“ и пришли в фойе, там уже были воспитанники в обоих платьях (костюмах). Воспитанники расселись так, что многим воспитанницам не было места сесть. Александр Петрович (Фролов) пришёл и сказал воспитанникам, что если они видят, что воспитанницы стоят, то должны встать и дать им место… Нас снова повели в ложу к Государю, и, как нам раздали конфеты, Государь и Государыня с нами разговаривали».

В последние дни марта 1887 года начались репетиции к очередному школьному спектаклю выпускников. Маля Кшесинская вместе с Андерсон и Рыхляковой готовили номер «Три грации» из балета «Царь Кандавл». Первая репетиция была 30 марта, в понедельник. «Несмотря на то, что сегодня первый день последней недели Великого поста, я должна была ехать в училище на репетицию, так как меня поставили в школьный спектакль. В училище меня некоторые воспитанницы спрашивали, знаю ли я, что буду танцевать pa de graces… Раньше нам, т.е. мне, Рыхляковой и Андерсон, показал немного без музыки Л. И. Иванов. Но потом пришёл Петипа, и нам поставил всё сразу». А на другой день Маля записала в дневнике, что дома «Юзя мне сказал, что вчера на репетиции я танцевала лучше Андерсон и Рыхляковой, только сделал замечания относительно некоторых па». И в этот же день была следующая репетиция: «Мы танцевали третьи. Первый раз мы танцевали на полупальцах, а второй раз Петипа сказал, чтоб мы попробовали на пальцах. Я и Маня А. танцевали на пальцах, а Рыхлякова нет».

По записям в дневниках будущей танцовщицы видно, что ещё в детстве её способности замечали итальянские балерины и очень тепло к ней относились, а одна из преподавательниц, которая в своё время учила в театре «Ла Скала» Вирджинию Цукки и Карлотту Брианца, даже мечтала стать её учительницей. Вот строки из записи в пятницу, 10 апреля того же года: «Когда я, папа и мама выходили из театра, выходила с нами вместе Никитина. Она сказала папе и маме, что я очень понравилась Монтани, и что она сказала, что меня бы взяла учить танцевать и сделала бы из меня талант. Папа потом мне сказал, что если бы Монтани взяла недорого, то он отдал бы ей меня учить».

В 1888 году состоялся бенефис отца Феликса Ивановича Кшесинского к 50-летию его артистической деятельности. Младшая дочь участвовала в балете «Своенравная жена» в па-де-де-гюирлянд. Центральное па-де-де в нём исполняли итальянцы Элена Корнальба и Энрико Чеккетти. Мария Горшенкова танцевала в двух актах «Пахиты» в тот же вечер, а Вирджиния Цукки – в двух картинах балета «Брама».