Позывные «Соты». С красной строки. Книга I

Мы снова выходим в глубокий снег. Справа у дороги невысокий постамент, сероватый камень с фамилией и именем.

Пинхасов, ребята называли его Шуриком. Наверно, хороший был парень, если так ударила его смерть друзей, если так им было тяжело – только боль и любовь могли придумать эту тонкую зелёную веточку на памятнике, совсем тонкую с ярко-зелёными листьями. Ветка сломана. И несколько слов – «Мы дойдём до Амура, Шурик». И подписи, столбик подписей. Не могу себе представить человека, не выполнившего такую клятву.

Юрий Борисович провожал меня на аэродром. Солнце светило во всю, и мороз стоял – настоящий, сибирский, жгучий.

А река Киренга всё не сдавалась морозу. Течение её стало медленней, и ледяная корка, плотная у берегов, подбиралась и подбиралась к середине реки.

И шуга плыла, и местами лёд уже смыкался плотной прозрачной коркой, но дальше снова было пространство живой воды. И вдоль всего русла от влаги, от дыхания реки, стоял в инее белый-белый лес. Когда-нибудь я снова приеду сюда, я снова приеду,..

– Знаете, – сказала я Юрию Борисовичу, – в вашем школьном музее целый стенд посвящён СМП-Донскому. Вырезки из газет, альбом, множество фотографий. И надпись – поиск ведает 4 класс «Б»,

Для этой детворы год – необъятный отрезок времени. Три года назад, когда вы приехали сюда, они были совсем маленькими. Для них это caмая настоящая история.

Вот вы работаете, а за ваши работой следят ребята 4 «Б* класса. Радуются каждому новому дому, знают в лицо и по именам ваших передовиков, гордятся вашими успехами. Учатся у вac отношению к жизни и работе. Представляете, какая на вас ответственность?

Он слушал в улыбался задумчиво – чего-чего, a ответственности не занимать!

16. Послесловие

Домой летела через Москву. Расшифровывала свои записи, писала этот горячий материал и в самолёте, и в московской гостинице. У журналистов это называется – отписываться за командировку.

Отписываться, пока горячо, пока другие встречи и впечатления не заслонили, не стёрли того, что легло на душу, о чём говорили люди. Они поверили мне!

Материал был готов. Я зашла в Литературную редакцию Всесоюзного радио, там готовилась очередная подборка моих стихов.

Комната полна людьми. И вдруг одна из женщин говорит другой, симпатичной, чёрненькой, с быстрыми умными глазами:

– Светлана только что вернулась с БАМа. Алла, не хочешь поговорить?

– С БАМа? И материал есть?

– Есть.

– Покажите.

Она берёт мои странички, отпечатанные только этой ночью. И откладывает. Она не прочла и страницы! Неужели всё – впустую, это действительно никому не интересно? Люди только зря отрывали время ото сна…

– Пойдём вниз, попьём кофе.

Я не задаю вопросов. Материал должен говорить сам за

себя, по «да-нетной» системе. Здесь, в Москве, в Главной литературной редакции, никто не станет возиться с тобой и поправлять твои огрехи.

И она сказала, наконец, то, что я больше всего хотела услышать:

– Материал очень интересный.

Я вздохнула облегчённо.

– Но у нас формат – тридцать минут максимум, а у вас в полтора раза больше. Нужно сократить.

– Знаете, я сжала, как могла. Я понимаю, что это очерк, а не роман.

– Это не проблема, я сама сокращу. Вы когда уезжаете?

– Сегодня.

– Как с вами связаться в Ростове?

– У меня нет телефона.

– Пишете такие серьёзные вещи, а город не может вам телефон поставить?

– Я сама вам позвоню, только скажите, когда.

– У нас передача «Писатели у микрофона». Сможете приехать, записать?

– Конечно.

– Звоните в понедельник в двенадцать, я буду на месте. Договоримся о следующем этапе. Вы доверяете мне сокращение?

– Да, – почему-то ответила я, не задумываясь, хотя всегда болезненно относилась к чужой правке. Я поверила ей раз и навсегда!

Алла Ласкина, её давно нет на свете, книжку о ней подарила мне её мама…

Когда мы ехали на БАМ, Толя Гриценуо сказал:

– Я договорился в «Доне», они дадут мой очерк. А ты иди в «Молот».

Материал был большой, его начали печатать в четверг с продолжением из номера в номер. За газетой утром выходила мама. В пятницу «Молот» спрашивали два-три человека перед ней. В субботу и воскресенье за газетой была очередь. Я никак не связывала это со своим очерком, а мама – тем более.

Я позвонила Алле, она сказала:

– Я не смогла сократить ни строчки. Позвоните послезавтра, я постараюсь договориться о дополнительном времени.

В понедельник я видела очередь за газетами собственными глазами. Все спрашивали «Молот».

– Дайте мне, пожалуйста, пять экземпляров. Там мой материал о БАМе.

– Ваш, правда? Все спрашивают – есть продолжение?

– Есть, ещё и до половины не допечатали.

– Это хорошо, я так и буду отвечать людям.

Я была счастлива. Я была счастлива до самых двенадцати часов ночи.

В двенадцать постучали в дверь. Незнакомый парень сказал: