– За вами прислали машину из «Молота». Как вы живёте без телефона, не связаться никак. Главный просил вас приехать, газету не печатают из-за вашего материала.
Едем в «Молот» по ночному городу. Я не знаю, что и думать…
В редакции один зав. отделом.
– Что случилось?
– Не переживайте, Светлана, вы умница, но Главного вызвали в Обком, там сейчас решают, что делать с вашим очерком. Как решат, так и будет. Типография стоит, люди ждут. И нам с вами остаётся только ждать.
– Господи, представляю, как меня ругают…
– Никто вас не ругает, вы умница.
Главный редактор приехал в час ночи.
– Так, Светлана, сказали – дать только последний кусок, лирический, с веткой на памятнике. Не расстраивайтесь, вы умница. Отнесите очерк в «Дон», может, они напечатают полностью.
– Вам досталось из-за меня в обкоме. Простите!
– Не за что, вы молодец.
Я отнесла рукопись в «Дон». Её взяли молча.
Алла смогла добиться сорока пяти минут на моё выступление! Уму непостижимо!
– Запись через две недели, позвоните за два дня, я скажу, когда точно приезжать.
В «Доне» молчали. Павел Шестаков, собкор Литературной газеты, предложил отдать очерк в Литературку.
– Ты знаешь, я бы с радостью, но я уже отдала его в «Дон».
Вот такая я была дурочка. А в «Доне» новый главный редактор сказал:
– Мы не можем печатать твой очерк, потому что обещали Гриценко. Конечно, твой значительно серьёзней, но мы ему обещали.
И тут меня вызвали в обком. Я не трепетала перед этим зданием, но открытка была, как судебная повестка – вам надлежит явиться в такой-то кабинет в такое-то время.
Кабинет был небольшой. У стены, боком к окну, стоял стол, напротив – стул, и шкафы от двери до стола. Никаких ковровых дорожек, тем более ковров. В нашей партии была строжайшая субординация по вертикали – кому какой кабинет, кому какой санаторий. Но это я потом узнала.
Молодой человек на вращающемся кресле повернулся к двери и сразу начал кричать на самых высоких нотах:
– Что вы там такое понаписали про БАМ! Разве вы журналист? Вы писатель, и должны писать о хороших людях!
– Знаете, во-первых, говорите по-человечески. На меня не кричат, такое обращение я просто не понимаю. Во-вторых, у нас с вами разные представления, что я должна, и чего не должна.
Я села напротив него, хотя он мне этого не предлагал. И не представился, и не называл меня никак – ни по имени, ни по имени отчеству.
– Да? Но учтите, я начальника участка, что вам всё это выложил, в тюрьме сгною.
– Вот уж этого я вам не советую. Только попробуйте, пусть хоть один волос упадёт с его головы! Этот материал идёт в Москве, я дополню его, если что.
– Напрасно вы отдали его в Москву. Это ростовское дело, отряд – ростовский, не надо было выносить сор из избы.
– Вы опять ошибаетесь. БАМ – дело общесоюзное, потому в Москве и приняли мой материал.
Хозяина того кабинета сняли. Я получила сотни писем.
А главная литературная редакция – взбучку. Как она посмела! Бам – стратегический объект!
Будто то, что на БАМе по проекту жгли лес, было страшной государственной тайной.
На радио позвонил какой-то человек из ЦК, попросил мой телефон. Ему сказали, что телефона у меня нет, я им сама звоню.
– Тогда я позвоню секретарю их Обкома, скажу, какая она умница.
Никакой реакции не последовало.
В главной литературной редакции всесоюзного радио мне поручили написать передачу об Атоммаше, но это уже другая история. Я написала, смонтировали четыре передачи. Но все их безоговорочно зарубил заведующий литературной редакцией:
– После ваших передач никто на Атоммаш не поедет!
Ещё как поехали бы… Аллы Ласкиной уже не было на свете, некому было помочь.
Этот материал я тоже не смогла опубликовать, он выйдет в следующей книге этой серии.
Через много лет, когда я жила в Москве, каждый приезд в Ростов я заходила и в союз писателей, и в журнал, и на телевиденье, и в издательство.
Однажды столкнулась в коридоре издательства с незнакомой молодой женщиной.
– Светлана, я ваш очерк о БАМе включила в сборник.
– Да? Подарите мне экземпляр, когда выйдет.
И тут из своего кабинета вышел главный редактор, который знать меня не хотел, когда я жила в Ростове, а печатать – тем более…
Он вышел из своего кабинета, поздоровался со мной и сказал этой милой женщине:
– Включаете Светланин очерк? Вы рискуете, вам придётся весь остальной материал поднимать до её уровня!
У меня не было слов…
Рабочий проспект
от автора
В 1979 году редакция Всесоюзного радио после моей скандальной передаче о БАМе в серии «Писатели у микрофона» поручила мне сделать передачу об Атоммаше. Я пробыла на заводе месяц. Разговаривала с десятками людей, от ПТУшников до директора. Мой магнитофон накручивал километры плёнки.
Я вникала в проблемы и трудности. Может быть, в силу своего технического образования, видела то, что просто журналист не увидел бы. Восхищалась отдачей, с которой работали люди разной квалификации, на разных уровнях и постах.