– Да… если бы только я могла быть уверена в вас. Меня держат в заключении… я не могу послать письма, за мной строго смотрят, мне позволяют выходить только в сад, но и тут следят за мной. Сегодня большая часть слуг отыскивает ящик, не то я не могла бы так долго разговаривать с вами. – Она тревожно оглянулась на дом, потом, прибавив: – Погодите минуту, – отошла от стены и несколько раз прошлась по садовой дорожке.
Я все еще оставался под оградой, чтобы меня не могли видеть из дома. Минуты через четыре она вернулась и сказала:
– Было бы жестоко, более чем жестоко, было бы ужасно дурно с вашей стороны меня обмануть, потому что я очень, очень несчастна! – Слезы показались у нее на глазах. – Я не верю, чтобы вы могли обмануть меня! Как ваше имя?
– Джейкоб Фейтфул, миледи, и я оправдаю его, если вы доверитесь мне. Я никогда никого не обманывал и не обману вас.
– Да, но деньги могут соблазнить всякого.
– Не меня, миледи; у меня их достаточно.
– Ну так я доверюсь вам; только как мне повидаться с вами? Завтра дядя вернется, и тогда мне не удастся ни на минуту остаться с вами. Если заметят, что я говорю с чужим, вас выследят и, может быть, застрелят.
– Миледи, – возразил я, подумав с минуту, – если вы не можете говорить, вы можете писать. Видите, кирпичи стены в этом месте обвалились. Положите письмо вот под этот; я могу взять его днем, так что меня не заметят, и положить ответ в то же самое место.
– Как умно! Что за чудная мысль!
– Вчера не ранили того молодого человека? – спросил я.
– Нет, – ответила она, – но я хотела бы знать, где он, чтобы написать ему. Вы можете разыскать его?
Я сказал, подле какой виллы мы впервые встретили его и все, что случилось позже.
– Это был дом леди Ауберн, – сказала она. – Уильям часто бывает там; она наша двоюродная сестра. Но где он живет, я не знаю, и как отыскать его, не могу придумать. Его имя Уильям Уорнклифф. Как вы думаете, вы отыщете его?
– Да, леди, это можно сделать. В доме леди Ауберн должны знать, где он.
– Некоторые из ее слуг, может быть, знают. Но как вы доберетесь до них?
– Я придумаю способ. В один-два дня этого не сделаешь, но заглядывайте каждый вечер под кирпич, и если я узнаю что-либо, вы там найдете сообщение.
– Значит, вы умеете читать и писать.
– Да, миледи, – со смехом ответил я.
– Не понимаю, что вы за человек. Действительно вы лодочник или…
– Действительно, и… – Но тут послышался шум отворяющейся рамы.
– Уходите, – сказал я, – не забудьте кирпич. Она исчезла.
Я вел ялик вдоль садовой стены до тех пор, пока меня могли бы заметить из коттеджа, потом вылетел на середину реки и, решив получить какие-нибудь сведения в доме леди Ауберн, снова миновал сад Сесилии и двинулся обратно. Я заметил, что молодая красавица разгуливала по саду с высоким человеком. Он говорил, сильно размахивая руками; она слушала, опустив голову. Через минуту они исчезли из виду. Нежность выражения лица этой девушки так поразила меня, что мне захотелось употребить все усилия и помочь ей. Через полтора часа я был подле виллы Ауберн. Ни в доме, ни в саду я не увидел никого. Прождав несколько минут, я причалил к пристани, привязал мой ялик и пошел ко входу в сад. Привратницы не было, но в садовой стене виднелась дверца. Я позвонил, заранее продумав план действий. На звонок показалась старуха и ворчливо спросила:
– Что вам нужно?
– Я привел ялик для мистера Уорнклиффа. Пришел ли он?
– Мистер Уорнклифф? Нет, его здесь нет, да он и не говорил, что будет сегодня у нас. Когда вы видели его?
– Вчера. Леди Ауберн дома?
– Нет, она еще утром переехала в Лондон; нынче все едут в Лондон, вероятно, чтобы не видать цветов и зеленых деревьев.
– Но я думаю, мистер Уорнклифф приедет сюда, – продолжал я, – я подожду его.
– Да делайте, как угодно, – заметила старуха, собираясь закрыть у меня перед носом дверь.
– Могу я попросить у вас милости, сударыня: принесите мне воды; солнце знойно, и мне пришлось долго грести. – Я вынул платок и отер лицо.
– Хорошо, принесу, – ответила она, заперла дверцу и ушла.
«Не очень-то хорошо идут дела», – подумал я.
Старуха вернулась, открыла дверь и подала мне кружку с водой. Я напился, поблагодарил ее и отдал кружку обратно, прибавив:
– Я очень устал; мне хотелось бы посидеть, дожидаясь джентльмена.
– А разве за веслами вы не сидите? – спроси та старуха.
– Сижу, – проговорил я.
– Значит, вы устали сидеть, а не стоять; во всяком случае, если вам угодно присесть, сидите в лодке и думайте о ней. – С этими словами она закрыла дверь.
Мне осталось только последовать ее совету, то естьвернуться в ялик. Я отправился к Тернбуллу и рассказал ему все. Было поздно; он приказал слуге подать для меня обед в кабинете, и мы стали обсуждать дело.
– Вот что, – сказал он мне в заключение. – Из-за меня ты вмешался в эту историю, Джейкоб. Сделай все, чтобы найти молодого человека, и пока ты не одержишь успеха, я буду на целый день нанимать ялик старого Степлтона. Не говори этого глухарю, он не узнает, почему я нанимаю тебя. Завтра ты идешь к Бизли?
– Да, сэр; завтра вам не придется меня нанять.
– Все-таки найму, так как хочу видеться с тобой раньше, чем ты отправишься к Тому. Возьми деньги для Степлтона за вчерашний и сегодняшний день, а теперь – покойной ночи.
На следующее утро я застал Тернбулла с газетой в руках.
– Я так и знал, Джейкоб, – сказал он, – прочти это объявление.
И я прочитал:
«В пятницу в десятом часу вечера из сада виллы между Брендфордом и Кью в один ялик был передан жестяной ящик с актами и бумагами; владельцы его не могли последовать за ним. Объявляем, что двадцать фунтов будут уплачены лодочникам, если они доставят ящик м-рам Джеймсу и Джону Уайт, в № 14 гостиницы Линкольна. Так как никто не имеет права получить упомянутый ящик с бумагами, все остальные объявления о нем не должны считаться действительными. Будут признательны за быстрое исполнение просьбы».
– Вероятно, там важные бумаги, Джейкоб, – сказал м-р Тернбулл. – Я их сохраню и постараюсь сам как-нибудь сговориться со старухой-привратницей. Я узнал, что виллу леди Ауберн хотят отдать внаймы на три месяца; об этом напечатано объявление в последнем столбце газеты. Сегодня я поеду в город, заключу условие и добьюсь каких-нибудь сведений. Завтра мы увидимся. До свидания, Джейкоб.
Через час я остановился у пристани против дома старого Бизли.
Глава XXXII
Дом старого Тома возвышался на окраине батерсиских полей; около него на милю не виднелось ни одного дерева. Место было уныло и неоживленно. Самый дом стоял совсем одиноко; он помещался в дельте, на участке приблизительно в половину акра[34 - Акр – английская мера площади, равная примерно 0, 4 гектара.], между двумя речными рукавами, которые соединялись ярдах в сорока от реки. При высокой воде дом был как бы на острове, а во время отлива его защищала непроходимая гряда ила. К дому можно было подойти только со стороны реки, от которой к нему вела «твердая полоска», окаймленная тумбами, уже истлевшими до того, что они походили на двойной ряд испорченных зубов. Дом был одноэтажный. Вот в каком уединенном месте жила м-с Бизли, почти совершенно одиноко.
А между тем, может быть, не было никогда более счастливой женщины, чем она; вечно живая, очень сильная, здоровая, она не переставая плела сети на продажу и так привыкла усердно работать и жить одиноко, что трудно было сказать, радовало или досадовало е? появление сына и мужа.