Приключения Джейкоба Фейтфула

Я пошел к Тому, поздоровался с ним и помог поднять мачту. Потом мы оба вернулись к старику и рассказали друг другу все интересное, что произошло со времени нашей последней встречи в доме старого Степлтона.

– А как поживает Мэри? – спросил юный Том. – Красивая девушка, и я часто вспоминаю о ней. Но ты прав, она кокетка. Как она кружила голову бедному Домине.

– Я поговорил с ней об этом, и она обещала быть благоразумнее, – ответил я, – но, повторяя выражение ее отца, скажу, что такова ее природа.

– Эта Мэри – красивая баржа, – заметил старый Том, – а такими лодками всегда нелегко управлять. Но, знаешь, Джейкоб, о тебе осведомлялись также, – и дамы.

– Неужели? – спросил я.

– Да, и мне оказали честь: пригласили меня в гостиную. Ты угадываешь теперь?

– Да, – сказал я и почувствовал, что мое лицо омрачилось. – Вы, вероятно, говорите о миссис Драммонд и Саре.

– Вот именно.

И Том старший рассказал мне, что м-с Драммонд послала за ним, очень много расспрашивала обо мне и попросила его передать, что они с дочерью сильно обрадовались, узнав, как мне хорошо живется, а также, что они надеются видеть меня у себя, когда я буду невдалеке от их дома. Потом м-с Драммонд ушла, и Том остался наедине с Сарой, которая попросила его сказать мне, что ее отец убедился в моей правоте, отпустил обоих конторщиков и очень горевал, узнав, как его обманули.

– Тут, – сказал Том, – мисс Сара поручила мне передать от ее имени, что с тех пор как ты уехал от них, она все горюет, но надеется, что ты простишь ее отцу, забудешь все и рано или поздно вернешься к ним; поручила она также передать тебе ее сердечный привет и попросила меня, когда мы пойдем вверх по реке, опять зайти к ней: она хочет послать тебе со мной что-то. Видишь, Джейкоб, ты не забыт, и правда восторжествовала.

– Да, – ответил я, – но слишком поздно, а потому не будем больше говорить об этом. Я вполне счастлив здесь.

Переменив разговор, я сказал моим друзьям о пикнике, предполагавшемся на следующий день, и Том младший вызвался сесть на второе весло в моем ялике, так как, пока баржа стояла у пристани, у него не было работы. Старый Том согласился отпустить сына, и мы решили на следующий день на рассвете сойтись у моего плота.

– Я чувствую, что мы повеселимся, Джейкоб, – сказал Том. – Это видно из твоих рассказов.

В течение дня я отыскал два других ялика и вернулся к вечеру домой.

Стояло славное утро, когда мы с Томом усердно мыли мой ялик. Надев чистое платье, мы отчалили вместе с двумя другими лодками и поплыли вниз по реке. На Уайтхоллской лестнице нас ждало двое мужчин с четырьмя мешками, несколькими корзинами, чугунной сковородой, маленьким котлом и с большим оловянным ведром с крышкой, наполненным кусками льда для охлаждения вин. Нам приказали сложить все эти вещи в один из яликов, два другие предназначались для общества.

– Джейкоб, – сказал Том, – не будем кухней; я одет для гостиной.

Мы только что поместили на место багаж, как появилось общество. М-р Тинфойл разыгрывал роль церемониймейстера.

– Прекрасная Титания[29 - Титания и упоминаемые далее Пек, Душистый Горошек, Горчичное Семечко, Пирам, Пигва – персонажи комедии В. Шекспира «Сон в летнюю ночь», репетировать которую собираются актеры.], – сказал он даме, которая отозвалась на его обращение, – позвольте мне провести вас к вашему трону.

– Благодарим, добрый Пек, – отвечала она. – Ах, Боже мой, мы забыли или потеряли наш флакон с туалетным уксусом, но мы положительно не можем быть без него! И о чем думали наши фрейлины!

– Душистый Горошек и Горчичное Семечко заслуживают порицания, – заметил Тинфойл. – Не сбегать ли мне за флаконом?

– Да, – продолжала дама. – И вернитесь обратно раньше, чем Левиафан успеет проплыть милю.

– В сорок минут я окружу поясом землю, – ответил актер, выскакивая из ялика.

– Только не задохнетесь ли вы раньше возвращения, сэр? – сказал Том, вмешиваясь в разговор.

Никто не обиделся на это замечание, напротив, послышался веселый смех. Раньше чем Тинфойл исчез из виду, пропавший было флакон упал из платка его обладательницы; поэтому гонца снова вернули, общество разместилось в двух яликах, и мы отчалили. Третий ялик с багажом и провизией шел позади. В нем поместились двое служащих при театре, которых Тинфойл называл Калибаном и Стефано.

– Все ли здесь? – сказал маленький человек с дерзким видом и с носом пуговкой, взявший на себя роль плотника Пигвы из «Сна в летнюю ночь». – Вы, Ник Ботем, – продолжал он, обращаясь к своему соседу, – созданы для Пирама.

Однако его товарища, по-видимому, не восхитила эта фраза. Это был тяжеловесный, белолицый человек в белых полотняных брюках, в белом жилете, в коричневом сюртуке и белой шляпе. Не знаю, рассердило ли его что-нибудь раньше, но, казалось, он был не в духе и тем не менее составлял мишень для острот большей части общества.

– Я попросил бы вас, – ответил толстяк, настоящее имя которого было Уинтерботем, – помолчать, мистер Уэстерн; я не позволю говорить глупости.

– О, мистер Уинтерботем, неужели вы так скоро посеете среди нас семена раздора? Посмотрите на картины природы; послушайте, как поют птички; взгляните, как весело светит солнце, как прекрасно блистает вода. Кто может сердиться в такое утро, – сказала Титания.

– Я не сержусь, мисс, – ответил м-р Уинтерботем, – совсем не сержусь, только моя фамилия – Уинтерботем, а не Ботем. Я не согласен для удовольствия всякого надевать ослиную голову[30 - В этой комедии Пек надевает на Пирама ослиную голову.], вот и все. Ботем[31 - Ботем – английское слово, переводится как дно, основа, зад.] – дно, а плоским я быть не хочу; дно же всегда плоско.

– Не всегда, сэр, – заметил Том.

– Зачем вы вмешиваетесь в разговор, мистер лодочник, – сказал сердитый господин. – Занимайтесь вашей стихией, чаще окунайте весло в воду, а сами не окунайтесь в нашу беседу.

– Хорошо, сэр, я больше не скажу ни слова, – заметил Том.

– Со мной можете говорить, – со смехом сказала Титания, которую забавляли ответы Тома.

– И со мной тоже, – прибавил Тинфойл.

Уинтерботем совсем рассердился и потребовал, чтобы его сейчас же высадили на берег, но королева волшебниц велела ему сидеть смирно, и мы продолжали влачить м-ра Уинтерботема вверх по реке.

– Нашему другу не по себе, – сказал Тинфойл, вынимая рожок, – но…

Мелодии смягчают страшный гнев, От звуков тают каменные глыбы, – продекламировал он, – а потому посмотрим, не подействует ли музыка на его чувства.

И Тинфойл заиграл какую-то арию. Уинтерботем стал еще мрачнее прежнего. Едва замолк английский рожок, как с другого ялика послышалось ответное пение флейты, м-р Уэстерн играл, как он называл, бас, просто пощелкивая пальцами. Звуки неслись над гладкой водой, возбуждая внимание многих, еще спавших после работ; судовщики прислушивались к ним. Все три ялика шли близко один от другого, и в промежутках между песнями участники пикника перебрасывались замечаниями, восхищаясь зеленью покатых берегов и прибрежных деревьев. Даже к м-ру Уинтерботему отчасти вернулось хорошее настроение, но тут же Уэстерн – по роли Пигва – испортил его, сказав:

– Вы можете играть только роль Пирама, потому что у Пирама нежное лицо. Его нужно видеть в летний день: это красивый, благородный человек, поэтому вы должны играть Пирама.

– Смотрите, чтобы я не сыграл чертовской музыки на вашей физиономии, Уэстерн, – ответил Уинтерботем.

Тут Калибан из третьей лодки заиграл на скрипке и запел:

Он сам, и сын, и маленький осленок Бежали рысью по дорожке той.

Припев к этой песне был: «Иа, иа» – подражание ослиному крику.

– Бог с вами, Ботем, Бог с вами; вот пояснение вашей натуры, – вскрикнул Пигва, посматривая на Уинтерботема.

– Прекрасно, прекрасно, мистер Уэстерн: мне не хочется опрокинуть ялик, а потому пока что вы в безопасности. Но мы сведем счеты, предупреждаю вас.

– Рабы мои, повинуйтесь! Я не хочу здесь ссор! Сомкни уста ты, Пигва, ты, Уинтерботем, удержи речь, и я, ваша королева, очарую слух ваш песней, – сказала Титания, помахивая ручкой.

Скрипач замолчал, и голос красивой актрисы полетел над водой.

Нечего говорить, что едва она замолкла, раздались восхищенные аплодисменты, и вполне по заслугам. Пели еще многие мужчины и дамы, а рожок и флейта играли в промежутках. Было очень весело.

Мы скользили мимо разнообразных берегов реки. Наконец подплыли к островку, выбранному для пикника. Общество высадилось и стало хлопотливо отыскивать удобное место. Пигва быстро ускользнул от Уинтерботема, который остался подле воды.

– Дженкинс, – сказал он человеку, прозванному Калибаном, – вы не забыли салата?