Как выражаются авторы драматических произведений, проблема поиска преступников полностью захватила Сервона. Она вытеснила из его головы все остальные мысли, чему он был очень рад. Иначе, считал виконт, раскрыть тайну вряд ли удастся. Примером для него служил Ньютон, который, как известно, сумел открыть закон всемирного тяготения лишь потому, что постоянно думал об этом.
Теперь виконт стал еще усердней посещать клуб, но не для игры, а только для того, чтобы вести наблюдение за Панкорво и Луазо. Он не спускал с них глаз, стараясь уловить каждый жест и даже каждый вздох этих господ.
Но ничего подозрительного обнаружить не удавалось. Если господин Панкорво иной раз проявлял неосторожность и произносил слова, способные вызвать подозрение, то Луазо, напротив, был абсолютно непроницаем.
Возможно, они и были знакомы друг с другом, но заметить это не удавалось, потому что каждый из них был занят своим делом и великолепно исполнял отведенную ему роль.
Лакей с образцовым усердием обслуживал посетителей клуба, а господин Панкорво блистал за игровым столом, причем играл он с большим удовольствием, поскольку почти все время выигрывал.
После нападения на виконта с игроками больше не случалось никаких неприятностей, во всяком случае на улицах. Произошло только одно печальное событие: ограбили квартиру некоего Анжевена. Человек он был славный, зиму обычно проводил в Париже, играл по-крупному и неплохо на этом нажился.
Воры проникли в его жилище с помощью поддельных ключей. Сам он в это время находился в клубе и отчаянно сражался в баккара, а налетчики тем временем взломали и опустошили шкафы и секретеры, где он хранил значительное количество денег, предназначавшихся для игры.
Провинциал дошел с жалобами до самых верхов, история наделала много шума и породила массу слухов.
Сервон не участвовал в досужих разговорах на эту тему, но зато ему удалось добыть новые важные сведения. Выяснилось, что в ту ночь, когда произошла кража, господина де Панкорво не было в клубе.
Никто, кроме виконта, не обратил внимания на это обстоятельство, что вполне объяснимо, ведь у благородного иностранца было много друзей, считавших его истинным джентльменом.
Время шло, и наконец наступил момент, когда Сервон, словно маньяк, вообще перестал думать о чем-либо, кроме расследования. Так происходит с каждым, кого преследует какая-нибудь навязчивая идея. Он честно пытался отвлечься и хоть ненадолго перестать думать о таинственном происшествии, мысли о котором, как гвоздь, засели в его мозгу. В итоге после долгой борьбы с самим собой виконт все же сумел достичь компромисса между раздирающим его любопытством и присущим ему здравым смыслом.
Суть компромисса была проста: виконт дал себе торжественную клятву выкинуть всю эту историю из головы, если очередная попытка докопаться до истины окажется безрезультатной.
Достигнув договоренности с самим собой, он успокоился и начал готовиться к решающей экспедиции.
Виконт еще раньше заметил, что не составит большого труда проникнуть в сад на Монмартре через дверь, которую заслонял огромный орешник. Главное, решил он, попасть в сад, а там он найдет способ провести наблюдение за неприятелем с близкого расстояния.
Теперь предстояло решить, в каком образе он нарушит чьи-то права собственности. Когда собираешься проникнуть в чужое владение, подумал Сервон, лучше всего вырядиться грабителем.
Он надел грязную блузу, нацепил на голову парик с выразительными завитками на висках и нахлобучил сверху мерзкого вида кепку.
Облачившись в этот наряд, виконт полюбовался своим отражением в зеркале, и тут его посетила весьма печальная мысль. Он подумал, что как только достойный человек надевает на себя лохмотья, в каких ходит всякая шпана, он тут же становится похож на законченного хама.
Сервон заранее выяснил, что в эту ночь Луазо не работает в клубе, и после полуночи пошел на Монмартр в одиночку, решив, что на этот раз ему не стоит тайно следовать за лакеем.
Наоборот, подумал виконт, лучше дать Луазо возможность спокойно добраться до его странного жилища, а уже потом без помех заняться наблюдением.
Но каким способом это делать? Об этом виконт не имел ни малейшего представления.
Погода в тот вечер как нельзя лучше подходила для проведения тайных операций.
В Париже разыгралась самая настоящая буря. Такие бури хоть и редко, но налетают на город со стороны Атлантики.
Страшные порывы ветра сотрясали крыши домов, проливной дождь хлестал по оконным стеклам.
Редкие припозднившиеся прохожие, согнувшись, с трудом передвигались по улицам под шквалами ураганного ветра и прижимались к стенам домов, укрываясь от летевших со всех сторон кусков черепицы. Со страшным грохотом падали на землю оторвавшиеся куски дымовых труб.
В общем, в городе творился какой-то кошмар.
Сервон даже подумал, что этот катаклизм есть не что иное, как посланное ему с небес предупреждение, и в какой-то момент захотел повернуть назад. Но затем понял, что такая погода чревата всего лишь вынужденным купанием под дождем, и передумал возвращаться. Зато, решил Сервон, этой ночью на улицах наверняка будет меньше разных зевак, и в целом ненастье благоприятствует ночным приключениям.
И виконт продолжил свой путь в сторону Монмартра, не обращая внимания на ливень, принесенный северо-западным ветром. Он упрямо двигался вперед, прижав локти к бокам и опустив голову, словно корабль, идущий против ветра.
На всем протяжении улицы Пигаль он не встретил ни единой души и, пересекая заставу, не обнаружил служащих городской таможни, которые укрылись от ненастья в своей будке.
На внешнем бульварном кольце тусклые уличные фонари, подвешенные на ржавых цепях, с отвратительным скрипом раскачивались под порывами ветра. Дорогу здесь практически не было видно, и Сервон чуть не свалился в водомоины, напомнившие ему разбитые дороги Бретани, которые, казалось, дотянулись до самого Парижа.
С большим трудом он поднялся по крутым улочкам Монмартра и только около часа ночи оказался у решетчатой двери сада. Над деревьями довольно ярко светилось окно, и он решил, что прибыл как раз вовремя.
Не теряя времени, Сервон без особого труда, держась за ветки, вскарабкался на орешник, вросший в стену у решетчатой двери. Затем он подтянулся на ветке и перелез в сад. Первая часть операции прошла без потерь, если не считать порванных штанов.
Но впереди его ждала самая рискованная часть операции.
Ему предстояло пробраться сквозь густую поросль деревьев и колючих кустарников и, не выдав своего присутствия, вплотную приблизиться к дому.
К счастью, ветер с таким шумом сотрясал деревья, что треск веток, которые Сервон ломал на ходу, был совершенно не слышен.
Виконт продвигался вперед волчьим шагом, вытянув перед собой руки, словно слепой. Колючие кусты нещадно царапали кисти рук. Но для жителя Бретани, привыкшего охотиться в густых лесах, такие испытания были не в новинку.
Целых четверть часа он в поте лица, словно следопыт, продирался сквозь кусты и в конце концов выбрался на довольно широкую аллею. Виконт огляделся и понял, что уже подошел к дому вплотную.
Окна первого и второго этажей оставались темными, светилось только одно окно на третьем этаже.
Поначалу виконта удивило, что Луазо не стал плотно закрывать ставни, но, подумав, он понял, что такая предосторожность в данном случае была бы излишней.
В самом деле, таинственная башня была гораздо выше всех расположенных в округе приземистых строений, и тому, кто захотел бы заглянуть в окно дома-башни, пришлось бы подняться на воздушном шаре.
И, кроме того, освещенное окно могло служить для кого-то сигналом.
В такой ситуации вести наблюдение было крайне затруднительно. Возникла реальная угроза провала всей экспедиции.
Сервон долго ломал себе голову, пытаясь понять, где можно устроить наблюдательный пункт. Внезапно в темноте он наткнулся на высокое дерево, и его сразу осенило.
Виконт вспомнил, что когда-то он прекрасно лазил по деревьям. Дело в том, что наш герой вырос в деревне и в молодости наловчился разорять сорочьи гнезда. Он и теперь не чувствовал себя старой развалиной и не утратил былых навыков.
В общем, времени на раздумье не оставалось, надо было или лезть на дерево, или уходить не солоно хлебавши.
В итоге виконт принял решение пожертвовать своими штанами и даже кожей на руках, которую он неминуемо обдерет о шершавую кору вяза, и с решимостью юнца стал карабкаться на дерево.
Подъем оказался долгим и трудным. Саднили стертые в кровь ладони. Но в конце концов он добрался до самой высокой ветки и довольно удобно устроился на ней.
Ветка оказалась такой толстой, что могла бы выдержать носорога. Спинкой сидения ему служил ствол дерева.
В целом наблюдательный пункт оказался великолепным: между деревом и домом было не больше пятнадцати шагов, а ветка, на которой устроился Сервон, росла немного выше окна. Вот теперь-то он сможет все рассмотреть!
Зрелище, открывшееся виконту после того, как он заглянул в окно дома, было настолько странным, что не могло бы привидеться даже во сне.
Комнату освещала лампа, подвешенная к потолку, и ее довольно яркий свет падал на стены, обтянутые черной тканью.